Вера продавала вещи на Авито. Не потому что нуждалась — просто потому, что устала смотреть на них. Вещи были напоминаниями. О людях, которые ушли. О временах, которые не вернутся. О себе — прежней. Третий свитер с высоким горлом, который никто не носит. Куртка с потертым рукавом. Сковорода, подаренная когда-то на Новый год и так ни разу не распечатанная. Всё это занимало полки, ящики, воздух.
Она фотографировала вещи на балконе — там был лучший свет. Развешивала на плечики, выпрямляла складки. Иногда даже гладила. Как будто от её старания зависело, получат ли эти вещи вторую жизнь. Или просто попадут в мусор. Она старалась сделать так, чтобы кто-то, пролистывая объявления, вдруг задержал взгляд и подумал: «Вот, это — моё».
Однажды вечером ей написал мужчина. Коротко, без «здравствуйте»: «Свитер ещё актуален?» Сообщение было отправлено поздно — почти в десятом часу вечера. Как будто он долго решался и всё-таки нажал «отправить» в последний момент.
Она ответила: «Да». Он попросил адрес и сказал, что скоро приедет. Без уточняющих вопросов, без торга — просто короткое: «Буду».
Она не успела даже доделать ужин. Когда он позвонил, руки пахли чесноком. Она вытерла их о фартук, быстро пригладила волосы, накинула кофту поверх футболки и открыла дверь.
На пороге стоял человек лет сорока пяти, в мятой куртке и с немного потерянным выражением лица. С глазами, которые не смотрят прямо, а будто ищут, за что зацепиться — за слово, за запах, за тепло.
— Здравствуйте. Я за свитером. Тот, серый, с косами.
— Проходите. Он на балконе, я сейчас принесу.
Он постоял у входа, переминаясь с ноги на ногу.
— У вас тут тепло. У меня батареи еле греют. Всё собираюсь вызывать кого-нибудь, да руки не доходят.
— Сейчас отопление у всех через раз, — ответила она, уходя на балкон. — Я прошлой зимой электрогрелку покупала.
Она вернулась с двумя свитерами — серым и ещё одним, бордовым.
— Посмотрите, может, этот тоже подойдёт. Он почти новый. Ткань плотная, не колется.
Он примерил оба прямо поверх рубашки. Помолчал. Потом сказал:
— У меня жена раньше такие выбирала. Я сам в них не разбираюсь. Без неё всё как-то… по-другому.
Она кивнула, не спрашивая, где жена теперь. Только поправила один из рукавов, чтобы лучше сел.
— Какой вам оставить?
— Оба. Если можно. Один — себе. Один — брату. У него сгорел дом. Сейчас с детьми по знакомым ютится. Младший без куртки остался, мы тут всем районом собираем, кто что может.
Она хотела сказать: «Тогда возьмите просто так», — но он уже полез за кошельком, будто боялся услышать именно это.
— Сколько с меня?
Она назвала сумму меньше той, что указала в объявлении. Он протянул деньги, аккуратно, не глядя ей в глаза. Пальцы у него были шершавые, потрескавшиеся — такие бывают у тех, кто много работает на морозе.
— Спасибо вам.
— Не за что. Надеюсь, свитера послужат.
Он кивнул. Но не ушёл. Смотрел в пол, потом поднял взгляд.
— Знаете… Простите, что странно звучит. Но у вас тут так… спокойно. Даже чаем пахнет. Как будто мама где-то рядом. Или как будто никто никуда не спешит.
Вера удивилась. Потом вдруг сказала:
— Хочешь чаю? У меня как раз заварен. Имбирь, корица, мед. Он настаивается с утра — терпкий, но мягкий.
Он помолчал, потом кивнул:
— Только если с лимоном. И если не помешаю.
Они сидели на кухне. Он рассказывал про брата, про работы на стройке, про то, как искал подешевле тёплые вещи. Иногда сбивался, переходил с одного на другое, будто давно не говорил с кем-то подолгу. Она слушала, будто вспоминала, как это — разговаривать с кем-то, кто не спешит. Кто не смотрит на часы. Кто не ждёт паузы, чтобы вставить своё, а просто делит с тобой вечер.
Иногда она подливала чай, подкладывала мёда, задавала вопросы. Простые. Он отвечал, удивляясь, как будто никто давно не интересовался такими мелочами. И в этих мелочах, между глотками и паузами, что-то начинало дышать — не привычка, не надежда, а просто тёплая тишина между двумя людьми.
Через час он ушёл. Осторожно, будто боялся что-то смять. На прощание сказал:
— Спасибо вам. Не только за свитера.
Она осталась на кухне. Допила чай. Сидела молча, пока кружка не остыла. Потом пошла на балкон. Там лежал третий свитер — синий, самый старый. Он пах прошлым. Тем, в котором тоже был кто-то, кто слушал. Она взяла его, вернулась в комнату и аккуратно сложила рядом с другими.
Продавать его ей больше не хотелось.
