Я проснулась на час раньше будильника. За окном тянулось серое утро, ленивое и бесцветное, как промокшая вата. На кухне было тихо, но это была не та привычная, домашняя тишина, а настороженное безмолвие, в котором тикали не часы, а какая-то другая, глубже спрятанная тревога, как будто дом ждал вместе со мной чего-то неотвратимого.
Я взяла телефон почти машинально. На экране — 6:04 и одно уведомление. Сообщение от Полины. Открыла. Прочитала: «Доброе утро, мам. Я уехала с Лёшей в Казань. Пожалуйста, не ищи меня. Я позвоню». И всё. Никакого смайлика, ни злости, ни тепла. Только ровный, пустой текст. Как квитанция. Как уведомление о снятии средств со счёта, где раньше лежало всё, что я берегла.
Я перечитала. Потом ещё. И ещё. Кажется, раз десять. Сердце то сжималось, то растягивалось, как будто внутри груди распухло что-то резиновое, и теперь никак не может вернуться в прежнюю форму. Это был не просто страх. Это была трещина — старая, возможно, незаметная, — которая вдруг прошла сквозь всё моё тело, не причиняя боли, но выбивая воздух.
Полина. Семнадцать лет. Последний класс. Хорошая девочка. Читала Чехова, выносила мусор, пекла шарлотку. По воскресеньям мы вместе гладили бельё под радио «Орфей», спорили про фильмы и рецепт сырников. Она умела смеяться глазами — так, что всё внутри переставало скрипеть. Любила запах ландышей и всегда носила с собой резинку для волос на запястье. Была.
— Уехала, — говорю вслух. Слова звучат, как если бы я объявляла прогноз погоды: «в области ожидается похолодание и дочка уехала в Казань».
Я стояла в кухне, босая, в халате, с телефоном в руках. Вся как есть — неловкая, проснувшаяся не в своё время, будто из другого мира. Потом села. Потом встала. Потом налила воду и не выпила. Позвонить? Но кому? Лёше? Его номер не записан. Он просто «Лёша с биологии». ВКонтакте у него пустая страница и аватарка с волком — не воющим, не страшным, а каким-то неопределённым, как подростковый страх быть не тем.
Я пошла в её комнату. Там пахло лаками, духами и чем-то сахарным. Одеяло сброшено, кроссовки исчезли, на столе — записка: «Мам, я не злая. Просто больше не могу быть хорошей девочкой. Я люблю тебя. Но по-своему».
По-своему.
Вот в этом и было всё.
Мы растим их как можем. Сначала — чтоб не упала, не простудилась, не проглотила пуговицу. Потом — чтоб поступила, не попала в плохую компанию, не заплакала из-за парня. Потом — чтоб просто вернулась домой. Просто. Живая.
Я поехала на работу. В автобусе смотрела в окно, но ничего не видела. В отделе бухгалтерии сегодня у Тани день рождения. Тридцать семь. Мне вчера было столько же. Только без торта и поздравлений. Я даже не отметила. Купила вино, уснула с книжкой.
Вечером вернулась домой и не включала свет. Села на подоконник с ногами, смотрела на окна соседей. У них жизнь. У меня — пауза.
На вторые сутки она позвонила.
— Мам.
— Где ты?
— Я же писала. В Казани. С Лёшей. Он хороший. У него там бабушка. Мы не на улице, не волнуйся.
— Вернись. Пожалуйста.
— Не сейчас.
— Я не знаю, что мне делать.
Она молчала. Потом спросила:
— Мам, а ты счастлива?
Этот вопрос упал мне в живот. Я замерла.
— Я… не знаю. А ты?
— Вот хочу попробовать. Хочу понять, какая я, когда не надо быть «правильной».
Тишина. Потом короткие гудки.
Я не спала. Сидела на кухне, читала переписки, смотрела фотографии. Где-то между мартом и июнем что-то оборвалось. Я не заметила. Я была занята: отчёт, аврал, сессия, диван в кредит. Всё было ради неё. И всё — мимо.
Через неделю она вернулась.
Без драмы. Просто открыла дверь, сняла куртку, прошла на кухню.
— Можно я поживу пока тут?
Я кивнула. Потом подошла, обняла. И впервые не спросила ничего.
Мы молчали. Минут десять. Потом она сказала:
— Я люблю тебя. И теперь немного понимаю, как тяжело тебе было. Но мне всё равно надо уехать. Только не убегать. Просто жить. Своя жизнь. Можно?
Можно.
С тех пор прошёл год. Она снимает комнату, работает в кофейне, учится на дизайнера. Приезжает по выходным. Мы едим булочки, пьём чай, болтаем. Иногда спорим. Но теперь — слышим друг друга.
Тридцать семь и один день. Именно с этого утра, когда она уехала, началась не её взрослость. Моя.
