– Матвей, опять ты развалился на диване носом в телефон этот, будь он неладен! Хоть бы мусор вынес и вещи свои поскладывал! Мать надрывается ради тебя, а ты хоть бы шевельнулся!
– Ба, ты опять?
– И опять, и снова! Совесть твоя где, лоб здоровый? Чем таращиться в экранчик этот без толку, мог бы хоть пол подмести! Или, наконец, уроки сделать нормально! Тройки сплошные носишь из школы, словно с головой у тебя не слава богу!
– Ба, я с друзьями общаюсь!
– Это не общение, а какая-то глупая игра! Общаются с людьми, а не со значками на экране! Скольких из этих «друзей» ты хотя быв раз видел вживую?
– Ба, ну ты и токсик! Что, если сама не можешь смартфоном пользоваться научиться, так надо другим запретить? – буркнул недовольно Матвей, но все же встал и отправился уныло за мусорным ведром. Он знал бабушку и понимал, что это не мать – за проявленную наглость от нее и по затылку прилететь может, и чихала она на все права детей!
Александра Анатольевна, пока спорила с внуком, успела вытереть пыль и убрать на место выстиранные и аккуратно сложенные полотенца и постельное белье. Посуду она помыла еще раньше – не потому, что была жуткой чистюлей и не могла терпеть в мойке ни единой грязной ложки, а затем, чтобы дочери вечером меньше мыть пришлось. А то Матвей чай каждый раз из другой чашки выпить норовит, из одной и той же несколько раз ему не подходит, понимаете ли! И вымыть чашку, раз такой переборчивый – это не к нему! А ведь пятнадцать лет уже парню, здоровенный дядька!
Матвеем Александра Анатольевна была категорически недовольна. Дочь Катерина разбаловала сына, и Матвей рос ленивым, наглым, и к тому же неучем. По крайней мере, по бабушкиным понятиям.
Она умела пользоваться смартфоном – что там такого уж сложного? Но не любила. Кучу всякой ерунды понапихали в телефон, из-за этого его заряжать чаще приходится. А кому нужна эта ерунда? В игрушки взрослым людям играть, как детям неумным? Фотографироваться, сидя в туалете на унитазе?
Мобильную связь Александра Анатольевна признавала изобретением полезным и важным, и активно пользовалась ею. Но для этого ей было более чем достаточно «Нокии», купленной более десяти лет назад. Старый телефон исправно звонил и ловил сеть хоть в подвале, хоть в лесу. А что еще от телефона нужно?
А еще она, проработав всю жизнь на химзаводе, была обоснованно уверена в том, что о токсичности знает куда больше наглеца Матвея, неспособного из школы по химии больше тройки принести. И потому ее просто-таки бесило дурацкое словечко «токсик», которым внук считал допустимым огрызаться в ответ на ее требования.
Ох, показала бы она ему «токсика», если бы не современные «воспитательные принципы», растящие из детей моральных калек! Но дочь Катерина относилась к этой моде серьезно. И потому и Александра Анатольевна не могла взяться за внука как следует.
***
Александра Анатольевна в свое время вышла замуж рано – в девятнадцать лет. Закончила она всего-то техникум, в который поступила после восьмого класса (от одиннадцатилетней системы школьного образования пострадать ей не пришлось) и высот в карьере не достигла, только мастером в цеху сумела стать. Но никогда об этом не жалела, ибо домашняя ее жизнь сложилась хорошо, а это для женщины главное.
Муж ее, Андрей Васильевич, как раз был образованным, но выбрал не ученую девушку, а ее. И вроде как тоже был доволен – вот они уж больше тридцати лет вместе.
Андрей продолжал еще работать. Но у него были на то уважительные причины. Во-первых, у него не было прав на льготную пенсию, а во-вторых, он сейчас был на их заводе главным инженером. Должность и солидная, и довольно денежная, и ответственная. А Александра получила в свое время право уйти на пенсию досрочно, ибо трудилась преимущественно на тех производствах, что «вредными» именуют. В девяностые эта ее работа семью спасала, ибо таким рабочим платили, а ИТР нет. А позже Александра воспользовалась положенными льготами, обосновавшись в пятьдесят дома, на заслуженном отдыхе.
Зная свою работу, Александра в свое время поторопилась с детьми, а то ведь можно и не успеть, организм подведет. И не прогадала – все трое родились здоровыми. И выросли вполне достойными людьми. Вот только сыновьям и в личной жизни повезло – оба женаты, с женами ладят, деток растят — а у дочери Кати личная жизнь не ладилась.
Катя была из детей Александры и Андрея средней, а ее сын Матвей из их внуков старшим. А все потому, что совсем юная Катя в свое время польстилась на наглую рожу и завиральные речи какого-то дворового красавца, закрутила с ним взрослый роман. Когда дошло дело до ребенка, красавец исчез в неизвестном направлении. А Катя сдуру еще и признаться родителям долго не решалась, и «сдать» им любовника категорически отказалась!
Пока то да се, выбора не осталось, пришлось Кате родить. Было ей всего восемнадцать годков. Нелегко пришлось всем – Александре до пенсии еще как до луны, парни тоже при деле, учились. Но вместе кое-как справились, Матвей подрос, пошел в садик, Катя на работу устроилась. А потом умерла ее бабушка, мать Александры, и внучку с сынишкой в ее квартиру отселили, самостоятельно жить. Сыновья жилье себе сами добывали, а Кате выделили.
Понятно, что найти мужчину, когда ты «с прицепом», не так-то легко. У Кати не получилось, и в результате зациклилась она буквально на своем Матюше. Носилась с ним, как кое-кто с писаной торбой.
Александре Анатольевне, воспитывавшей детей строго, новые веяния в педагогике казались не просто глупыми, но и вредными. И Матвей был для нее как бы ходячим доказательством ее правоты. Внук постоянно ныл, требуя у матери то одного, то другого. Он скверно учился, не имел никаких нормальных для мальчишки интересов, вроде футбола или конструирования. И считал нормальным и даже правильным, что мать вокруг него едва ли не танцует.
Александра Анатольевна, выйдя на пенсию, стала регулярно к дочери забегать – то принесет чего полезное, то по хозяйству что сделает. Привыкла она так, помогать родне. Но она-то помогала, а Матвей, как ни в чем ни бывало, продолжал таращиться в телефон, а то и требовать, чтобы ему что-то подали или для него сделали! А когда бабушка отказывалась исполнять при здоровом оболтусе роль прислуги и начинала наставлять недоросля на путь истинный, в ход шло словечко ненормальное «токсик».
И главное – Матвею все сходило с рук! Катерина никогда его не ругала и не наказывала! Она все твердила, что дети куда лучше воспринимают любовь и внимание, чем требования и строгость. Объяснить ей, что любовь и вседозволенность вовсе не равны, у Александры Анатольевны не выходило. Похоже, тоже недоработала когда-то с дочерью.
***
Прошла еще пара лет, Матвей подрос. С грехом пополам, но заканчивал школу. Вставал вопрос, что делать с ним дальше. Никаких особых интересов и способностей у него не было, желания суетиться и самому что-то решать – тоже.
Было ясней ясного, что самостоятельно Матвей никуда не поступит, его разве что «пропихивать» в вуз, и только за деньги. Но у Катерины таких средств не было, она и так на двух работах ломала, чтобы возросшие запросы сыночки обеспечивать. А Александра с Андреем четко сказали: денег не дадим. Не хочет Матвей учиться – что ж, плохо, но законом не запрещено. Пусть работать идет. Или в армию, тоже нормально для парня.
При слове «армия» Катерина за сердце схватилась. И таки какими-то правдами-неправдами сделала «мальчику» категорию «непригоден». Что она там Матвею приписала и как, про то Александра с Андреем не знали. На деле-то здоровье у него было – впору в спецназ идти.
Матвей получил аттестат и расселся дома. Просто так, на шее у матери. Катерина упрямо твердила, что «мальчик ищет себя». Александра считала, что внук ищет на свою кормовую часть неприятности, но ее никто не спрашивал.
Это продолжалось несколько месяцев, а потом Матвея вдруг осенила Идея. Где-то он увидел объявление о наборе парней в фотомодели. И решил, что вот это его.
Надо сказать, что одной несомненно сильной стороной Матвей таки обладал – смазливым личиком. Действительно смазливым, ничего не скажешь. Такой, знаете ли, румяный ангелочек. Вот на это он и сделал ставку.
Было много возни, Матвей делал какую-то профессиональную фотосессию, отправлял на конкурс какие-то «порфолио». Его даже пригласили на мероприятие с устрашающим названием «кастинг»! Катерина просто лопалась от гордости!
Но на «кастинге» Матвею указали от ворот поворот. Прямо сразу. Дело в том, что ленивый Матюша и по части физической культуры был ленив. И потому ниже ангельского личика имел довольно-таки сдобное, упитанное тельце. А на кастинг явились исключительно юноши подтянутые, мускулистые, подвижные, с «кубиками» и бицепсами. Организаторы указали на них Матвею и объяснили, что лицом он, конечно, вышел, и потому может к ним обращаться сразу же, как ниже лица вот такую примерно форму обретет.
Катерина была в панике: у Матюши нервный срыв и депрессия! Мальчик ничего не хочет, неспособен радоваться жизни! У мальчика трагедия!
Александра с Андреем были уверены, что у мальчика не депрессия, а заболевание, определенное еще писателем Маршаком как «притворенца-лодерит». Но опять же – что ополоумевшей от переживаний за деточку мамане докажешь?
Матвей лежал на диване, таращился в телефон, поглощал вкусности, молчал и страдал. Катерина работала на двух работах, готовила эти вкусности, ходила вкруг страдальца на цыпочках и искала возможность вызвать хорошего психолога на дом. Ее родители втихаря крутили пальцами у виска.
И наконец случилось то, чего можно было ожидать. Однажды вечером Матвей сам (!!) позвонил бабушке:
– Слушай, ба, тут мать звонила, ее вроде в больницу положили. А у нас дома совершенно есть нечего! Может, ты приедешь, приготовишь?
– Сейчас приеду! – процедила в трубку Александра Анатольевна. Но внук не видел, какое у нее при этом было выражение лица.
***
На звук открываемой двери Матвей предпочел никак не реагировать. Зачем? Бабка все в квартире знает, сама разберется. У него депрессия, так приведенный матерью врач сказал.
И вдруг прямо в экран телефона ударила пенистая, отвратительно пахнущая струя! Матвей с воплем подскочил, а химическая атака пошла дальше, по всем его телу.
– Ба, что ты делаешь? С ума сошла?
– То, что давно надо было сделать! Объясняю тебе на практике, что люди токсичными не бывают. А вот дихлофос – очень даже. Морю тебя, как таракана! Ибо вреда от тебя куда больше, чем от него! А ну поднялся, а то еще тапком добавлю!
Очередной залп выбил телефон из рук Матвея. Он так перепугался, что безропотно вскочил с дивана. Ну да, он привык, что бабка душнила, и по шее от нее в детстве ему получать случалось. Но сейчас было что-то другое. Бабка была… реально страшной!
Александра Анатольевна была невысокой, сухощавой, и ей было уже ближе к шестидесяти. Матвей, розовый и упитанный, был выше бабки на голову и тяжелее ее килограммов на двадцать, если не больше.
Однако в его возрасте Александра Анатольевна уже успела выйти замуж и самостоятельно вела немудрящее хозяйство в общежитии. И к тому же работала на фасовке удобрений, запросто кантуя двадцатикилограммовые мешки. И далее ее жизнь развивалась все время в том же ключе – работа, малыши, сумки, хозяйство. Теперь вот дача была, где она лихо разбрасывала навоз и качала насосом воду из скважины.
И потому силы у них с Матвеем на поверку оказались неравные. В ее пользу.
Отставив аккуратно на тумбу баллончик с дихлофосом, Александра Анатольевна продемонстрировала внуку, что у нее в другой руке. Там оказалась большая мокрая тряпка. И этой тряпкой Матвей немедленно был ускорен в сторону кухни.
– Ну ты и поганец! Мать пляшет вокруг тебя, будто вокруг идола какого, а ты развалил тушу на диване и изображаешь из себя черт знает что! Депрессия у него! Я тебе покажу депрессию! Я тебе рожу-то твою модельную перекрою, вмиг позабудешь о дуростях и делом займешься! А ну встал к мойке! Чтобы через пять минут вся посуда сверкала! И мойку отмыть не забудь! Мать в больнице с сердечным приступом, в ее-то возрасте, а оно тут, видите ли, требует, чтобы ему жрать готовили! Я те покажу «приготовить»!
Матвей, здоровый девятнадцатилетний лоб, был в такой панике, что начисто забыл и о депрессии, и о правах личности, и обо всем прочем. Он мог думать только о жуткой мокрой тряпке, которой бабка охаживала его по разным частям тела с регулярностью механизма.
Понуждаемый тряпкой, он помыл посуду, потом подмел и помыл полы, потом почистил (косо-криво, но все же) картошку и поставил ее варить, потом разбирал инструкцию к стиральной машине… Бабка же между делом успела погладить материн халат, собрать какие-то ее вещи и даже сварить суп и пожарить котлеты. Но Матвею этих котлет и понюхать не пришлось, его заставили давиться пересоленной голой картошкой, а котлеты бабка запаковала в судок и унесла с собой – вроде как матери в больницу.
Депрессия депрессией, но пожалуй, в эту ночь Матвей понял, что такое паническая атака. Он глаз не сомкнул. Его трясло от одной мысли, что бабка вернется, и этот ужас начнется по новой.
И она вернулась! На следующий день. И заставила его гладить и раскладывать вещи, идти в магазин и варить макароны, чистить плиту и унитаз. Он хлюпал носом и пускал пузыри, но делал все без возражений – боялся.
На следующий день его заставили идти навещать мать в больнице и пригрозили «прибить по-настоящему», если он ее хоть чем-то расстроит. И Матвей покорно лыбился и уверял мать, что у него все замечательно. Хотя внутри него в это время бушевал пожар настоящего ужаса – доктор сообщил, что состояние матери довольно серьезное, и она пробудет в больнице не одну неделю.
Да, у него возникали мысли бежать. И сразу же пропадали. Ибо куда он мог сбежать? И кто его там будет кормить, одевать и давать ему деньги, чтобы он вовремя пополнял счет в телефоне? Кстати, телефон был безнадежно испорчен – он, носясь по комнате в вихре безжалостной уборки, случайно на него наступил. И бабка тут же всучила ему кнопочное позорище, которому лет было больше, чем Матвею.
***
Катерина пролежала в больнице две недели, а потом выписалась. И конечно, все быстро вернулось на круги своя.
Но не полностью.
Во-первых, из лексикона Матвея напрочь исчезло слово «токсик». Он никогда больше не упоминал о «токсичности» кого-либо, только чего-либо. Дихлофоса, например.
А во-вторых, он устроился на работу. Не бог весть какую, кассиром в магазин, но все же. Да, без бабкиной тряпки он по дому снова не делал ничего, но хотя бы приносил какие-то деньги, и у него было куда меньше времени на то, чтобы их тратить. И Катерина смогла оставить свою вторую работу.
Дело было в том, что Матвей ужасно боялся, что мать снова попадет в больницу. И тогда за ним явится бабка с тряпкой. Ничего страшнее он и вообразить не мог.
