Никто ничего не знал. Рита прокручивала в голове раз за разом события последних лет, и никак не могла понять: почему мама ничего ей не сказала?
С мамой они не были особо дружны, но до определенного момента все было хорошо. Как и все мамы, она ругала Риту за оценки, отсутствие шапки на голове и недостаточно достойных кавалеров, но в целом Рита всегда знала, что на маму можно положиться. Поэтому, когда муж бросил ее, беременную вторым ребенком, выгнав из новенькой ипотечной квартиры, оформленной, как оказалось, на его маму, Рита вернулась домой.
В квартире было всего две комнаты, и мама уступила им большую, поселилась в бывшей детской, где выросла Рита.
Первое время Рита ничего не замечала, она была погружена в свое горе, в изучение страницы зеленоглазой соперницы Даши, которая теперь жила в квартире, любовно обставленной Ритой мебелью из Икеи, и в сложный судебный процесс, пытаясь получить алименты с бывшего мужа, который им по закону и не являлся. Эта была, кстати, единственная серьезная их ссора с мамой: когда Рита забеременела в первый раз, та наставала, чтобы дочь оформила отношения в ЗАГСе, а Рита отсмеивалась и говорила, что все это пережитки прошлого, что Гену и там можно вписать как отца ребенка. Зря смеялась, конечно, хорошо еще, что бывшая одноклассница попросила мужа адвоката помочь Рите, иначе бы вообще осталась на бобах с двумя детьми.
С внучкой мама почти не помогала: так уж вышло, что когда Рита съехала к Гене, мама затеяла ремонт и очень быстро сошлась с мастером, которого нашла на просторах интернета. Звали его Георгий, был он на три года моложе мамы, холостой и работящий. Рите он не особо нравился: смущали его сальные шуточки, вечно обнаженный торс и отсутствие переднего зуба, что придавало Георгию несколько неблагополучный вид. Но мама была с ним счастлива, и Рита закрывала глаза на эти, собственно говоря, мелкие недостатки. Мама долго пробыла одна, после отца только раз попыталась сойтись с мужчиной, но тот хотел своих детей, а мама после сложных родов не готова была переживать это еще раз, и в итоге они разошлись. Так что Рита радовалась за мать, но маленькую Марину одну там не оставляла, до конца не доверяла новому сожителю матери.
За три месяца до того, как Риту бросил муж, мама тоже разошлась со своим Георгием. Рита долго ее допрашивала, что случилось, но мама отмахивалась, говорила, что надоело его обстирывать и кормить, хочется для себя пожить. Потом выяснилось, что у Георгия открытая форма туберкулеза, и он в диспансере, и это был первый звоночек, что мама не такая уж и хорошая, как привыкла думать Рита. Вот если бы Гена заболел, Рита ни за что бы его не бросила, она бы сидела под окном больницы, носила ему супчики в термосе и каждый день ходила в церковь, молиться о его выздоровлении. Несмотря на зеленоглазую Дашу, которая выкладывала селфи из бывшей Ритиной квартиры, Рита все еще любила своего Гену и втайне надеялась, что он вернется. Особенно когда родится сын.
На выписку Гена не явился, и Рита потом долго плакала, свернувшись калачиком на продавленном диване в большой комнате. Новорожденный сын спал рядом, все еще завернутый в праздничное голубое одеяльце, дочка играла на полу с новой куклой. Мама хлопотала на кухне: Рита улавливала запах корицы и печеных яблок, и от этого грустила еще больше: это был фирменный мамин пирог, который всегда так любил Гена. В начинке был какой-то секретный ингредиент, который мама никому не говорила, даже Рите, поэтому повторить этот пирог ни у кого не получалось.
-Хватит валяться, – велела мама, нарушив гнетущую тишину и стаскивая с Риты одеяло. – В жизни есть вещи и похуже, чем этот твой подленький Генка. Пошли чай пить, у тебя сын родился, радоваться надо.
На кухне мама поставила Рите и Марине обычные тарелочки, а себе взяла из праздничного сервиза. Рита обиделась, но промолчала: мама тот сервиз всегда берегла, доставала только по особым случаям, а с тех пор, как десятилетняя Рита разбила одну чашку, запрещала ей прикасаться к заветным чашечкам из тонкого фарфора.
Марина выразила обиду вслух:
-Бабушка, я тоже хочу красивую тарелку!
-Разобьешь еще, – отрезала она и раздала всем ложки.
Марина захныкала, Рита попыталась было уговорить маму, но та неожиданно рявкнула на обеих, так что настроение было испорчено. Пирог казался горьким и не лез Рите в горло.
С маленьким Артемом мама совсем не помогала. Нет, она могла помочь полить его водой во время вечерних купаний, ходила в магазин, могла немного подержать на руках, но все хлопоты с кормлением, сменой подгузников и прочее на себя не брала. Рита вообще заметила, что мать будто бы брезгует внуками – не дает Марине попробовать, вкусное ли яблоко, а отрезает кусочек, пьет всегда из своей отдельной кружки, а уж с уборкой вообще перешла в дикие крайности: дома вечно воняло хлоркой, мама всю детскую посуду мыла чуть ли не с доместосом, стирала только на девяноста градусах и по два раза протирала полы в своей комнате, хотя туда детей особо не пускала, даже Маринку.
Марина же очень тянулась к бабушке, хвостиком за ней ходила. Мама всегда хорошо готовила, Рита так и не унаследовала от нее ни тяги к кулинарному искусству, ни способностей. А вот Марина не пропускала ни одного приготовления пищи, все сидела рядом на стульчике и наблюдала, а потом и вовсе стала проситься помочь. Рита просила дочь не мешать бабушке, но тут мама неожиданно согласилась: пусть учится. К шести годам Марина уже могла приготовить салат, испечь кекс или картошку пожарить. Разве что секрет пирога с яблоками мама так и не раскрывала даже внучки.
Впрочем, и тут мама умудрялась показать свою брезгливость к детям: выдавала Марине отдельный нож и отдельную досточку, а когда раз девочка случайно порезала палец, равнодушно позвала Риту и велела самой перевязывать. Она вообще не особо радовалась, что Рита живет с ней: часто заводила разговор, что той нужно устраивать свою жизнь – либо искать обеспеченного мужа, либо на работу устраиваться и брать ипотеку, не вечно же ютиться в двушке. Рита обижалась: будто мама сама искала себе обеспеченного мужа или занималась карьерой, как работала на складе, так и продолжала до самой пенсии.
За три года стало понятно, что Гена не вернется: у них с Дашей родилась кудрявая зеленоглазая девочка, а теперь Даша снова выкладывала фотографии с округлившимся животом и обещала в скором времени гендер-пати. Рита злилась и надеялась, что будет снова девочка: Гена всегда говорил, что хочет сына, хотя за эти три года видел Артема только два раза. Наверное, это было даже хорошо: глаза у Риты, наконец, открылись, и она разлюбила его, так что участие в жизни детей было бы лишним. Алименты он платил, пусть и не всегда вовремя, и на этом роль отца можно было считать закрытой.
Хотела ли Рита встретить другого мужчину? Конечно, хотела, но где его встретишь с двумя детьми на руках. Она только-только отдала Артема в ясли, вышла на работу, где коллектив был преимущественно женский, и, кроме работы, сада и школы, ничего не видела. В школу Марину водила Рита, а в обед забирала мама, уроков в первом классе было мало. Девочкой мама почти не занималась, разве что разрешала помогать готовить, и Риту это расстраивало: на кружки и секции денег особо не было, а бесплатные были все далеко, и мама отказывалась туда водить внучку. Мама вообще с каждым годом все больше и больше «поворачивалась» на чистоте, беспрестанно мыла квартиру с хлоркой, завела себе отдельную посуду, заставляла всех мыть руки. Жить в такой обстановке было тяжело, и Рита мечтала больше не о любви, а просто об отдельном угле, где она будет хозяйкой.
С Яром они познакомились при забавных обстоятельствах. Она шла из магазина, держа в одной руке тяжелый пакет, в другой ладошку сына. Рядом притормозила машина, и симпатичный мужчина, опустив стекло, спросил:
-Мадемуазель, вам, случайно, не нужен котёнок? Породистый, смотрите какой красивый!
Он высунул в окно правую руку, держа непонятный мохнатый комок.
-Нет, — отрезала Рита. – Вот если бы вы мне мужа предложили, я бы еще подумала.
-О, так этого добра у нас тоже навалом! – обрадовался мужчина. – Яр, слышишь, я тебе жену нашел!
Может, ничего бы и не случилось, но тут пакет, который Рита держала в руках, порвался, и продукты посыпались на асфальт. Задняя дверца машины открылась, и из нее вышел мужчина: не такой симпатичный, как первый, с небольшой залысиной на макушке, в мятой рубашке, небритый. На роль мужа он не очень-то подходил, но продукты помог собрать и даже вытащил из машины пакет, чтобы сгрузить в него покупки Риты.
-Вы простите моего брата, он шутит, – угрюмо сказал мужчина. – А котенка возьмите, правда, породистый. Я девушке своей хотел подарить, а у нее для меня тоже подарочек был: с бородой и в трусах.
Непонятно почему, Рита рассмеялась. И согласилась забрать котенка. Она представляла, какой мама устроит скандал, но ей было все равно. Яр проводил ее до подъезда. А на следующий день в это же время, когда она снова возвращалась домой с сыном и пакетом, встретил ее там же и предложил прогуляться в парке.
Самым странным было то, что когда Рита съехала к Ярославу, кошку мама оставила себе. Холодная к дочери и внукам, она внезапно прониклась любовью к пушистому котенку и даже не ругала Риту, что от котенка в квартире дополнительная грязь и расходы. Это было немного обидно: мама родному внуку ни разу не поменяла памперс, а за котенком спокойно убирала лужи.
Яр оказался тем самым мужчиной, которого Рита ждала всю жизнь. Он сразу принял и полюбил ее детей, сразу позвал в ЗАГС и сразу захотел общего ребенка, все равно мальчика или девочку. Мама заметно обрадовалась, что ее территория освободилась, пожелала Рите счастья и пропала: внуков на выходные не брала, сама приезжала редко. Видимо, ей было хорошо одной с кошкой, больше ничего и не надо.
Когда мама попала в больницу, Рита была глубоко беременна третьим ребенком, так что навещать ее не могла. Она звонила лечащему врачу, узнавала состояние: тридцать процентов легких было поражено, но Рита слышала, что бывало и хуже, мама выкарабкается, она же такая сильная. Рита и сама боялась подхватить заразу, сидела дома и носила маску. Ее пронесло, маму тоже выписали, но через несколько недель она снова попала в больницу, и снова Рита не могла ее навестить: на руках младенец, Яр, который все же заболел, а вслед за ним и Маринка, один Артем да сама Рита с младенцем как-то устояли. Поэтому винить себя не стоило, но Рита винила.
Мама ушла внезапно, никто не был к этому готов. В крематории была огромная очередь, Яр все еще болел, и все пришлось делать самой Рите с младенцем на руках. На поминки пришли только две соседки и пара коллег с маминой работы. А еще тот самый Георгий, про которого Рита успела забыть. Выглядел он жутко: кожа да кости. За стол со всеми сесть отказался, опрокинул на пороге рюмку и сказал:
-Прости меня, Рита, я правда ничего сам не знал, пока она к врачу не пошла.
Рита не понимала, о чем он: неужели мама все эти годы общалась с Георгием? Он что, думает, что маму можно было спасти, если бы раньше в больницу пойти? Потом она вспомнила про диспансер и испугалась: неужели он тогда маму заразил? Да нет, мама бы не стала скрывать, это же заразная болезнь, да и потом…
-Ты не знаешь ничего, что ли? – догадался Георгий и принялся мять в руках кепку, которую уже взял с вешалки.
-Чего не знаю?
-Ясно… – протянул он. – Ну, может, тогда и не надо.
В груди у Риты заскребло.
-Ты не злись на меня, я сам уже не жилец, – произнес Георгий, и только тут Рита заметила, что тот совсем перестал шутить, а вместо распахнутой по обыкновению рубашки на нем теплый свитер, несмотря на лето. Что-то было в нем страшное, обреченное.
-Это я ее заразил. Не знал я, видимо, подхватил когда… Ну, сама понимаешь, когда мужчина одинокий… Мама тебя очень любила, все боялась, что ты узнаешь, боялась тебя и внуков заразить, хотя Екатерина Васильевна, врач, значит, мой, все рассказала: что можно и из одной тарелки есть, и целоваться, неопасно это. Но мамка твоя не верила врачам, у нее на все свое мнение было. Ну, ты знаешь.
Рита стояла оглушенная. Она вспомнила, что когда искала в квартире документы, нашла коробки с незнакомым препаратом, еще удивилась, что это, но не до этого было, и она забыла про них. Вспомнила она и мамины вечные отлучки, когда она не объясняла, куда и зачем идет, и эта ее зацикленность на чистоте и правильном питании… Всплыли в памяти и большие плакаты с буквами «узнай свой статус», и мысли Риты по этому поводу: в их семье такого просто не может быть.
Эта новость поразила ее больше, чем сама смерть матери. Почему она молчала? Почему не рассказала Рите? Неужели, до такой степени не доверяла ей? А вдруг это и правда было опасно? Это же безответственно!
Рита снова лежала, свернувшись калачиком, а рядом спал младший сын. Старший играл в конструктор, Яр пытался уговорить ее встать и поесть. Рита не хотела ни вставать, ни есть. Но тут все они почувствовали знакомый запах яблок и корицы: мамин фирменный пирог. На глаза навернулись слезы. Рита поднялась и пошла на кухню.
Восьмилетняя Марина с серьезным видом расставляла те самые чашки из праздничного сервиза, теперь никто не мог ей запретить их взять. На тарелки она разложила кусочки пирога. Рита взяла ложечку и попробовала. Тот самый вкус.
-Она сказала тебе секретный ингредиент? – шепотом спросила она у дочери.
Марина покачала головой.
-Нет. Не сказала. Но я его подсмотрела.
-И что это?
Дочь улыбнулась одним уголком рта. Губы у нее дрожали.
-Не скажу. Теперь это мой секрет.
Рита всхлипнула и прижала дочь к себе. Их было двое, но Рита точно чувствовала еще чью-то руку на своем плече…
