— Твоя квартира слишком маленькая для семьи, не трать время моего сына, — заявила Алла Петровна, окидывая презрительным взглядом мою однушку в Митино.
Я замерла с чашкой кофе в руках. До свадьбы оставалось три недели. Приглашения разосланы, ресторан забронирован, платье висит в шкафу.
— Простите, что? — я не поверила своим ушам.
— Ты меня прекрасно поняла, Катя. Двадцать восемь квадратов! — она презрительно фыркнула. — Максим привык к простору. У него в детской было больше места.
— Мама, прекрати, — устало произнес Макс, появляясь из ванной. — Мы уже обсуждали это.
— Ничего мы не обсуждали! — повысила голос его мать. — Я молчала, думала, ты одумаешься. Но раз уж свадьба через три недели, пора говорить прямо.
Алла Петровна прошлась по комнате, морща нос, будто здесь воняло. Она была в дорогом костюме от Chanel, с укладкой из салона на Тверской, весь её вид кричал о деньгах. Я, в домашних джинсах и футболке, вдруг почувствовала себя нищенкой в собственной квартире.
— Катя, милая, — она села на диван, скрестив ноги, — ты же умная девочка. Работаешь бухгалтером, сама купила квартиру. Похвально! Но давай реалистично. Максим — востребованный архитектор. Он зарабатывает в три раза больше тебя. Его трехкомнатная квартира в центре стоит пятьдесят миллионов. Твоя студия — от силы десять. Не кажется ли тебе, что ты… как бы это сказать… не дотягиваешь?
— Мама!
— Что «мама»? Я говорю правду! — она повернулась ко мне. — Катюш, я не против тебя лично. Ты хорошая девушка. Но факт остается фактом — ты выходишь замуж за человека другого уровня. И если не можешь предложить равноценный вклад…
— Я никогда не претендовала на квартиру Макса, — перебила я, чувствуя, как во мне закипает. — Мы собирались жить здесь первое время, а потом…
— А потом что? — усмехнулась Алла Петровна. — Копить на нормальное жилье? Годами? Пока не появятся дети? Катя, ты отнимаешь у моего сына лучшие годы! Он мог бы жениться на Вике Соколовой — помнишь её, Максим? Папина компаньона дочь. У неё квартира в «Оке» и пентхаус в Дубае!
— Но я люблю Катю, а не Вику, — Макс сел рядом со мной, взял за руку.
— Любовь! — Алла Петровна театрально закатила глаза. — В двадцать восемь квадратах любовь быстро заканчивается, поверь материнскому опыту. Начнутся склоки из-за того, кто где сушит носки.
Я встала.
— Алла Петровна, я очень ценю вашу… заботу. Но это наша жизнь. Мы сами решим, где нам жить.
— Сами? — она поднялась тоже, возвышаясь надо мной. — Деточка, пока твой суженый не подпишет брачный договор, который я подготовила, никакого «сами» не будет.
— Какой брачный договор? — я посмотрела на Макса.
Он отвел взгляд.
— Максим? — похолодела я.
— Мама попросила… на всякий случай… — пробормотал он.
— Всё имущество, купленное в браке Максом, остается только за ним, — четко проговорила Алла Петровна. — Это нормальная практика. Или ты против?
— Я… я не против, — растерялась я. — Просто Макс мне ничего не говорил.
— Потому что он слишком мягкий. Как его отец. Который, кстати, лишился половины капитала при разводе с первой женой, — она окинула меня колючим взглядом. — Я не позволю повторения этой ошибки.
— Мама, хватит! — наконец взорвался Макс. — Катя не золотоискательница!
— Откуда ты знаешь? Вы встречаетесь всего полтора года!
— Этого достаточно!
— Нет, недостаточно! — гаркнула Алла Петровна так, что я вздрогнула. — Я жду от тебя детей, Максим. Внуков! А она родит их в этой коробке? Где им играть? Где делать уроки? Куда я буду приходить в гости — сидеть на этом убогом китайском диване?
— Мам…
— Не мамкай мне! У Вики Соколовой квартира сто семьдесят метров! С отдельной комнатой для гостей! Она из нашего круга, понимаешь русский язык? Её родители — наши друзья тридцать лет!
— Я не люблю Вику!
— Полюбишь! — Алла Петровна схватила сумку. — А эту… пусть сидит в своей норке. Одна. Свадьба отменяется.
Она ринулась к двери.
— Мама, стой! — Макс кинулся за ней, но она уже хлопнула дверью.
Повисла тишина. Я стояла посреди комнаты, которая вдруг показалась мне крошечной и жалкой. Может, она права? Двадцать восемь метров. Диван китайской сборки. Обои, которые я клеила сама, пять лет назад. Как я посмела думать, что это достойный дом для архитектора с трешкой в центре?
— Кать, не слушай её, — Макс обнял меня. — Она переживёт. Привыкнет.
— Ты уверен?
Он помолчал. Слишком долго.
— Макс?
— Она… просто заботится обо мне, — выдавил он. — По-своему.
— То есть ты согласен с ней? Моя квартира слишком маленькая?
— Нет! То есть… — он замялся. — Она правда не очень большая. Но это временно! Подкопим, купим что-то получше.
— А мы потянем?
— Ну да. За пару лет накопим.
— Пару лет в «норке», как выразилась твоя мама.
— Кать, не надо, — он выглядел измученным. — Просто пережди. Она успокоится. Всегда успокаивается.
Но я вдруг поняла: он не защитил меня. Ни разу не сказал матери заткнуться. Просто мямлил «мама, прекрати» жалким голосом. А потом оправдывал её. «Она заботится». «Она переживёт».
А если не переживёт?
Три дня Алла Петровна не брала трубку. Макс метался, звонил, писал. На четвертый день она соизволила ответить и пригласила нас на ужин. «Поговорим как взрослые люди», — холодно сообщила она.
Мы приехали к ней в квартиру на Кутузовском — двести квадратов с видом на Москва-Сити. Она встретила нас в шелковом халате, с бокалом вина.
— Проходите. Я заказала суши.
Мы молча сели за огромный стол из мореного дуба. Алла Петровна неторопливо отпила вина, разглядывая меня.
— Катя, я подумала. Давай начистоту, без сантиментов.
— Давайте, — я приготовилась к худшему.
— Если ты продашь свою квартиру и добавишь деньги к квартире Макса, вы сможете купить четырехкомнатную. Это разумный вклад в семью.
— Мама!
— Молчи, Максим. Я с невестой говорю. Катя?
Я смотрела на неё. На её довольное лицо. Она была уверена, что я соглашусь. Потому что я — бедная девочка с двадцатью восьмью метрами. А Максим — золотой мальчик с трехкомнатной квартирой и зарплатой архитектора.
— Нет, — сказала я тихо.
— Что «нет»?
— Я не буду продавать свою квартиру.
— Почему? — она поставила бокал. — Это же логично! Вы складываете ресурсы и…
— И если мы разведемся? — перебила я. — Вы же сами настаиваете на брачном контракте. Максим останется со своей квартирой. А я без ничего. Так?
Алла Петровна улыбнулась.
— Милая девочка. Если ты боишься развода, может, не стоит жениться?
— Это вы боитесь, что я разведусь с вашим сыном и отсужу у него квартиру. Поэтому и брачный контракт.
— Умненькая, — она прищурилась. — Да, боюсь. Видела я таких. Выходят замуж, рожают, а потом через ЗАГС и суд — пополам всё имущество. Не выйдет.
— Но вы хотите, чтобы я влила свои деньги в квартиру, на которую не буду иметь прав? — я засмеялась. — Извините, Алла Петровна, но это не логично. Это просто наглость.
— Наглость?! — она вскочила. — Ты смеешь…
— Мам, сядь, — устало сказал Макс. — Катя права.
— Что?!
— Она права, — повторил он тверже. — Я не подпишу брачный контракт, где её квартира уйдет в общий котел, а моя останется моей. Это нечестно.
Алла Петровна смотрела на него, как на предателя.
— Значит, ты на её стороне?
— Я на стороне здравого смысла.
— Она тебя подговорила! Три дня обрабатывала!
— Никто меня не обрабатывал, — он взял меня за руку. — Мам, пожалуйста. Если не можешь принять Катю такой, какая она есть, с её студией и зарплатой бухгалтера, то… извини. Свадьба состоится.
— Без меня, — отрезала Алла Петровна.
— Даже так. Без тебя.
Она побледнела.
— Ты выбираешь её вместо матери?
— Я выбираю жену. Мать у меня уже есть.
Мы ушли под её вопли о неблагодарности и предательстве. В лифте Макс привалился к стенке.
— Господи. Я думал, не выживу.
— Ты молодец, — я его поцеловала.
— Она не придет на свадьбу.
— Придет, — успокоила я. — Такие всегда приходят. Не может же она пропустить момент славы, когда сын женится.
Я ошиблась.
Алла Петровна действительно не пришла. В день свадьбы прислала СМС: «Я не могу смотреть, как ты разрушаешь свою жизнь. Когда опомнишься, я буду ждать».
Макс весь вечер ходил мрачный. Я видела, как он поглядывает на телефон, надеясь, что она передумает, напишет, позвонит. Но она молчала.
А через месяц началось.
— Мама в больнице, — сообщил Макс, врываясь домой бледный. — Давление. Говорит, из-за стресса.
— Какого стресса?
— Из-за нас, Кать. Из-за свадьбы. Врачи сказали, ей нужен покой, а она переживает…
— Макс, ей пятьдесят два года. Она здоровая женщина.
— Откуда ты знаешь? Ты же не врач!
Он поехал к ней. Вернулся глубокой ночью, пьяный и заплаканный.
— Она плакала. Говорит, я её предал. Что она всю жизнь посвятила мне, а я…
— Ты ничего ей не должен, — твердо сказала я.
— Должен! — огрызнулся он. — Она меня родила! Растила одна, пока папа менял любовниц! Искала мне лучшие школы!
— И поэтому ты обязан жениться на Вике Соколовой?
— Нет, но… — он потер лицо. — Ты не понимаешь. Она действительно больна. Ей плохо.
Так продолжалось три месяца. Алла Петровна то попадала в больницу, то звонила среди ночи рыдать в трубку, то писала душераздирающие послания про то, как она одинока и никому не нужна. Макс разрывался. Бегал к ней. Возвращался измотанный, злой. Мы начали ссориться.
— Может, мне просто съехать? — предложила я однажды.
— Куда? — он уставился на меня.
— На свою студию. Ты останешься в своей трешке. Будем встречаться по выходным. Может, твоей маме полегчает.
— То есть ты готова бросить меня?
— Я не бросаю. Просто даю тебе пространство.
— Знаешь что? — он схватил куртку. — Езжай. Езжай к себе в Митино, в свои двадцать восемь метров. Я тебя не держу.
Он хлопнул дверью.
Я сидела в пустой квартире и плакала. Четыре месяца назад мы были счастливы. А теперь?
Макс вернулся утром. Трезвый, но помятый.
— Прости. Я не хотел.
— Всё нормально.
— Нет, не нормально, — он сел рядом. — Кать, давай съедем.
— Куда?
— Продадим обе квартиры. Купим одну, большую. Оформим на двоих. Никаких контрактов. Пополам всё.
Я смотрела на него. Он искренне хотел решить проблему. Но я вдруг поняла: это не решение. Это побег.
— А твоя мама?
— А что мама? — он устало вздохнул. — Она никогда не успокоится, Кать. Ей можно хоть дворец подари — она найдет, к чему придраться. Я больше не могу.
— Тогда скажи ей это.
— Я говорил!
— Нет. Ты говорил «мама, прекрати». А надо сказать «мама, это моя жизнь, и я сам решаю, как мне жить. Если ты не можешь это принять — это твоя проблема, не моя».
Он молчал.
— Макс, я не хочу, чтобы через пять лет ты упрекнул меня, что из-за меня ты потерял мать. Разберись с ней сам. А потом решим, что делать дальше.
— То есть ты всё-таки съезжаешь?
— Да, — я встала. — На месяц. Ты позвонишь, когда разберешься.
Я уехала.
Месяц превратился в три. Макс звонил каждый день, но мы не виделись. Он говорил, что разговаривает с матерью, что она понемногу оттаивает, что нужно время. Я слушала и понимала: он не скажет ей ничего. Он будет ждать, пока она сама устанет и смирится.
А может, и не смирится.
Я сидела в своей студии, которую Алла Петровна назвала «норкой», и думала. Двадцать восемь квадратов. Диван из ИКЕА. Обои, которые я клеила сама. Это не много. Но это — моё. Я купила её на свои деньги, в двадцать три года, работая по двенадцать часов в день. Никто мне ничего не подарил. Никто не помог.
И знаете что? Мне здесь хорошо.
На четвертый месяц Макс приехал. Без звонка. С огромным букетом и виноватым лицом.
— Кать, прости. Я всё понял. Поехали домой.
— Куда домой? — спросила я.
— Ко мне. То есть к нам. В трешку.
— А мама?
— Она… смирилась, — он неуверенно улыбнулся. — В смысле, всё еще ворчит, но уже не истерит.
— То есть проблема не решена.
— Решена! Просто… ну, ты же знаешь мать. Ей нужно поворчать для проформы.
— Макс, — я взяла его за руку. — Я не вернусь, пока ты не поговоришь с ней по-настоящему.
— Но я говорил!
— Нет. Ты сказал ей, что я временно уехала, и она решила, что победила. Что я сбежала, испугавшись. Правда?
Он молчал. Это был ответ.
— Всё. Иди, Макс.
— Ты хочешь развестись?
— Я хочу, чтобы мой муж защищал меня. А не бегал между женой и мамой, пытаясь всех задобрить. Когда научишься — приходи.
Он ушел, оставив букет.
Я выбросила цветы и заплакала. Потому что любила его. Но больше я любила себя.
Прошел год. Макс пару раз присылал сообщения, но я не отвечала. Мы развелись быстро, без дележки имущества — делить было нечего. Каждый остался при своем.
Я получила повышение, теперь работаю главным бухгалтером в крупной компании. Зарплата выросла вдвое. На днях оформила ипотеку на двушку в новостройке. Уже не двадцать восемь метров, а пятьдесят. Буду переезжать через полгода.
Вчера встретила Макса в торговом центре. Он был с девушкой — высокая, холеная, в дорогой шубе. Вика Соколова. Узнала по фотографиям из его соцсетей.
— Привет, Кать, — неловко поздоровался он.
— Привет.
— Как дела?
— Отлично. А у тебя?
— Тоже хорошо. Это Вика. Моя… девушка.
— Очень приятно, — я улыбнулась.
Вика окинула меня оценивающим взглядом — такой же, каким Алла Петровна осматривала мою квартиру. Нашла кого-то недостаточно хорошего и осталась довольна.
— Макс говорил, вы были женаты, — она положила руку ему на плечо. Жест собственности.
— Недолго, — кивнула я. — Не сошлись.
— Да, такое бывает, — она снисходительно улыбнулась. — Ну, мы пошли. Надо забрать список гостей на свадьбу. Алла Петровна ждет.
Они ушли. Макс обернулся на прощание — на его лице я прочитала тоску. Он хотел, чтобы я остановила его. Закричала. Потребовала вернуться.
Но я просто помахала рукой и отправилась дальше по своим делам.
В маленькую квартиру. Двадцать восемь метров, которые принадлежат только мне. И знаете что? Здесь не тесно. Здесь просторно.
Потому что тут нет места чужим амбициям, манипуляциям и требованиям соответствовать чьим-то стандартам.
Здесь есть только я. И это — идеальный размер.
