«С какой это стати вы решили поселиться в моей квартире?» — жена в шоке от наглости сестры мужа

Лариса стояла у окна, поджав губы. Она не смотрела на улицу — просто смотрела в стекло, как будто пыталась заглянуть внутрь себя, понять: а где, собственно, она проморгала этот момент? Когда её тихий, почти незаметный муж Игорь вдруг стал главным координатором этого переселения народов?

За окном цвела сирень. Май. Тёплый ветер приносил запах пыли и подгоревшей шаурмы с остановки. Вроде бы всё, как всегда, но что-то неуловимо изменилось в доме. В её доме.

— Ну ты не сердись, — раздался за спиной голос Игоря, тихий, виноватый, как будто он не жене, а начальнику оправдывался. — Светке тяжело сейчас… Муж выгнал, денег нет, с дочкой на съёмной. Их оттуда выживают. Ну куда ей идти?

Лариса не обернулась. Ей не хотелось видеть его в этот момент — с поникшими плечами, взглядом сбоку, руки в карманах шорт — типичный образ мужчины, который решил не «спросить жену», а поставить перед фактом.

— Игорь, а мы тут кто? Гостиница? Соцслужба? — холодно сказала она. — У нас что, три этажа, бассейн, отдельная комната для детей?

— Ну не на всегда ж… На пару неделек, — пробормотал он.

Пара неделек. Она уже слышала это лет десять назад, когда его дядя, потеряв гараж, «временно пожил» у них почти полгода. Спал на раскладушке в зале, ел селёдку с молоком, храпел как паровоз и вечно смотрел футбол в наушниках, но комментировал вслух.

— Я тебя прошу, — сказал Игорь, подходя ближе. — Светке тяжело. Ты же добрая у меня. Она будет тихо сидеть. Только отдохнуть. И девчонка у неё — тихая.

Лариса развернулась.
— А ничего, что у меня отпуск через две недели? Я хотела в сад уехать, одна. Первый раз за десять лет — одна.

Игорь замялся.
— Так ты с девочкой подружишься. Она не мешает. Рисует что-то там, мультики смотрит.

Лариса вздохнула. В душе уже кипело, но голос по-прежнему был ровным.
— Хорошо. Но, Игорь, я тебя предупреждаю: две недели. Не три. Не «чуть-чуть позже». Не «подожди ещё немножко». И никаких гостей. Она гостья — и ведёт себя соответственно.

— Конечно, конечно, — закивал Игорь. — Да они и не заметят, что здесь.

Когда на следующий день раздался звонок в дверь, Лариса уже стояла в прихожей. Руки скрещены на груди. Ожидание — это всегда худшая часть. Как на экзамене.

Первой в квартиру влетела восьмилетняя девочка с ярким рюкзаком, в майке с пайетками и кошачьими ушами на ободке.

— Ух ты! Это наш дом?! — восхищённо спросила она.

— Нет, это мой дом, — спокойно сказала Лариса.

Следом вошла Светлана — стройная, худая, но с тяжелым взглядом. Такие женщины никогда не просят, они ожидают, что им должны. Сразу потянуло чем-то сладким и крепким — духи, видимо, не менялись с 2005 года.

— Привет, Ларочка, — растянула она губы в натянутой улыбке. — Ну, приюти нас, как говорится. Я прям не знаю, что бы мы без вас…

Позади тянулся чемодан, два пакета из «Магнита», клетка с кошкой и переноска с куклами.

— Я ведь сразу сказала — на пару недель, — чётко произнесла Лариса. — У нас тут всё по режиму.

— Ой, конечно! Да мы тут тихо, как мышки! Даже мяукать не будем, — хихикнула Светлана и протянула руку к клетке. — Марусь, вылазь, родная, вот наш новый дом.

Маруся была явно другого мнения — из клетки доносилось злобное шипение.

С первого же вечера стало ясно: режимом тут и не пахнет.

Светлана занимала кухню, как будто она — хозяйка. На плиту тут же встали её кастрюли — одна с овсянкой, вторая с компотом. На столе — коробки, салфетки, коробка под конфеты, в которой лежали таблетки, заколки, зарядки и что-то похожее на зубную щётку.

— Ой, я тут временно, — говорила она, жестикулируя. — Сейчас быстро в себя приду и начну работу искать.

Через два дня Лариса увидела, как Светлана в три часа дня листает телефоны на диване и красит ногти.

— Что, работу ищешь? — спросила она спокойно.

— Да ты знаешь, всё не то. То график неудобный, то зарплата как насмешка. С ребёнком не совмещается, — отмахнулась та. — Вон, Милка даже в садик сейчас не ходит — не берут временно, места нет.

Лариса молча вышла из комнаты. Она уже чувствовала, как у неё сжимается челюсть. Как будто вот-вот начнёт скрипеть зубами во сне.

В пятницу Лариса вернулась с работы и увидела Милку, сидящую у неё в кресле в спальне, с накрашенными губами. Кот Маруся, уютно свернувшись, дремал на её подушке.

— А ты чего тут одна? — удивилась Лариса. — Мама где?

— Говорила, в «Пятёрочку». Давно ушла, — пожала плечами девочка.

Лариса глянула на время — шёл второй час, как она ушла. И это после того, как сама же Светлана заявляла: мол, «никогда не оставляет дочь одну».

Она достала телефон.
— Где ты? — коротко.

— Ой, Лариса, я у Светкиной подруги. Там быстро, мы мерим кое-что. Чего ты как бабка старая, ну?

— Свет, я не договаривалась быть няней твоему ребёнку. Я на работе целый день.

— Ну ты же дома сейчас… Чего ты заводишься? Ребёнок тихий. Не с кем оставить было.

Лариса села на край кровати. Её рука судорожно сжалась в кулак. Потом разжалась.

Всё начиналось, как всегда. Тихо, мило, невинно. А заканчивалось — как всегда.

Светлана занимала пространство не сразу. Не было громких заявлений, не раздавалось фраз вроде «А теперь я тут главная». Она просто разрасталась, как плющ, оплетая всё — кухню, ванную, холодильник и Игоря.

Уже на третьей неделе — хотя, напомним, «две недели, не больше» — Светлана начала оставлять вещи в ванной. Сначала расчёску. Потом гель для душа. Потом — свою щётку прямо рядом с Ларисиной. Потом — фен.

— Ларис, а где мой крем для пяток? — кричала она из ванной, будто тут общежитие и каждый может интересоваться пяточной жизнью другого.

— Не знаю, я твоими пятками не интересуюсь, — отозвалась Лариса, наливая себе кофе.

На кухне стоял запах жареного лука и кошачьего лотка, несмотря на открытую форточку.

— А кофе мне? — Светлана вдруг появилась на пороге, в халате, как будто только что со съёмок сериала про домохозяек. — Ой, давай, я сама.

Она наливала себе Ларисин кофе, брала Ларисину кружку, а потом садилась на Ларисино место. Всё — по чуть-чуть.

— Слушай, а у вас кастрюля есть побольше? — спросила она, оглядывая кухонный шкаф. — Я щи хочу сварить, а у вас тут какие-то все мелкие. Неудобно.

Лариса медленно отложила ложку.

— Свет, а ты не думала, что это вообще не твоя кухня?

— Ой, да я так, не в обиду. Просто хочу же чем-то помочь! Еду готовлю, чтоб всем вкусно. Ты же работаешь.

«Я не просила тебя варить мне щи», — хотела сказать Лариса, но не сказала. Просто кивнула и ушла в спальню, закрыв за собой дверь. Там всё ещё пахло её духами и старым пледом. Только теперь — с вкраплениями «Шанели» от Светки и шерсти Маруси.

— Ты заметил, сколько времени она тут уже? — тихо спросила Лариса вечером у Игоря.

Он смотрел в телевизор, но не видел, кажется, ничего. Лицо у него было то самое, «ничего-не-понимающее-и-ничего-не-решающее», знакомое по всем жизненным ситуациям.

— Да ладно тебе, — вздохнул он. — Ну чуток задержалась. Сейчас устроится на работу и уедет. Всё ж временно.

— У неё резюме в руке вместо чайной кружки? — съязвила Лариса.

— Не кипятись.

— Я не кипячусь, я вскипаю. А ты — как электроплитка: медленно, но тоже греешь. Только ни до чего не доводишь.

Игорь тяжело вздохнул, почесал лоб.

— Ну чего ты хочешь, чтоб я выгнал её с ребёнком?

Лариса села напротив, посмотрела в глаза.

— Я хочу, чтобы ты встал на сторону жены, а не сестры. Это не её дом. Это мой дом. Я покупала его, я оформляла, я делала ремонт. Я — хозяйка. Не она.

— Ну ты же сама сначала разрешила…

— ДВЕ. НЕДЕЛИ. — она подчёркивала каждое слово. — А прошло — три. И конца не видно.

Он промолчал. Лариса смотрела, как он нервно теребит край рубашки.

На следующей неделе Светлана неожиданно позвала подругу. Мол, «на часок, попить чаю». Чай, судя по запаху из кухни, был крепкий, с градусами. Подруга смеялась голосом, которым обычно пугают котов.

Лариса вернулась домой раньше — автобус уехал без неё, и она решила дойти пешком. Пальцы гудели от пакетов с продуктами, и она мечтала просто сесть, разуться и посидеть.

В прихожей стояла чужая обувь. На полу — детский рюкзак. Из кухни — голос Светланы:

— Ну я им говорю: я что, на шее у сестры жить буду? А они мне — да ладно, мол, ты же с племяшкой. Она добренькая…

— Угу, добренькая, — хохотнула вторая.

Лариса поставила пакеты на пол. Долго стояла, молча. Потом вошла на кухню.

Светлана заметно вздрогнула. Подруга замолчала.

— А вы кто? — сухо спросила Лариса.

— Таня… подруга Светки, — мямлила женщина, глядя на ноги.

— Угу. А я хозяйка квартиры. А это — гостиная. И я домой пришла к себе. Можно мне сесть?

— Конечно! — засуетилась Светлана. — Мы тут на пять минут. Только посидели…

— Пять минут — это не причина открывать мою бутылку коньяка. Который я берегла два года.

— Я потом куплю! — выпалила Света.

— Не надо. Купите себе, и пейте у себя. Когда у себя будет.

Позже, ночью, Лариса сидела на кухне одна. Пила свой кофе — крепкий, без сахара. Кошка сидела на холодильнике и смотрела на неё, как будто понимала всё.

Лариса поняла: всё. Хватит. Она не злая, не мстительная. Просто устала. Её дом — это не вокзал. А она — не дежурная по общаге.

Утром она разбудила Игоря.
— Завтра вечером они уходят. Ты скажешь. Или я. Но по-другому не будет.

Он ничего не ответил. Только вздохнул.

А Лариса впервые за долгое время почувствовала себя — по-настоящему в своём доме.

Игорь не сказал ни слова утром. Завтракал молча, жуя медленно, будто каждую ложку приходилось уговаривать. Светлана хлопотала на кухне, как ни в чём не бывало, болтала с Милкой о мультиках, о новой кофточке, которую «тетя Таня пообещала привезти».

Лариса смотрела на это — будто со стороны. Как будто в её кухне кто-то устроил спектакль, разложив декорации на её столе, используя её посуду, сидя на её табуретке.

Она убрала чашку, вытерла стол — привычным, выученным жестом. Потом повернулась к Игорю:

— Сегодня вечером — разговор. Ты будешь. Я буду. Светлана — тоже. У нас не общежитие. И не база МЧС.

Он кивнул. Молча. Не споря. Лариса отметила это про себя. Промолчал — значит, уже понял. Или сдался.

Весь день прошёл в странной тишине. На работе коллеги обсуждали ремонт, курс доллара, кто сколько скинулся на подарок начальнице. А Лариса думала только об одном: как спокойно, без крика сказать человеку, что он — не имеет права жить за твой счёт и ещё обижаться на это.

Когда она вернулась домой, дверь была не заперта. В квартире пахло чем-то жареным и детским кремом. Кошка Марусь метнулась из коридора, словно за ней кто-то гнался.

Светлана сидела на диване и, как ни странно, гладила вещи. На экране — сериал, где главная героиня страдала от несправедливости, бросала фразы типа: «Да что вы все от меня хотите?! Я просто хотела жить нормально!»

Милка прыгала на одной ноге в прихожей.

— Добрый вечер, — сухо сказала Лариса.

— Ой, привет, Ларочка! — Светлана подняла глаза. — Щи сварила! Только на соли не хватило — ты ж не купила.

— Я не обещала, — сказала Лариса. — Кстати, щи на моих овощах и на моем газе. Полагаю, ты не против, если я их не ем?

Светлана замерла. Лариса разулась, повесила куртку. В кухне всё было по-домашнему, но не по-домашнему её. Чужое полотенце на ручке духовки. Кастрюля с цветочками — не её. И микроволновка почему-то была чуть приоткрыта. Она терпеть не могла открытых дверец.

В зале появился Игорь. Помятый, с видом человека, которого только что вытащили из-под ковра.

— Ну… что там? — вымолвил он.

— А вот и собрались, — Лариса подошла к нему, посмотрела на Светлану. — Свет, у нас разговор. Садись.

Та села. Без особого сопротивления. Милка куда-то исчезла — то ли в ванну, то ли в спальню к кошке.

— Смотри, — спокойно начала Лариса. — Ты к нам пришла — временно. Я была не против. Но прошло больше трёх недель. Работу ты не нашла. Ребёнка постоянно оставляешь на меня. Продукты в доме — мои. Коммуналка — моя. Спокойствия — нет.

— Лар, ну ты чё так? — Светлана нервно хихикнула. — Ты чё, хочешь нас выгнать?

— Я не хочу. Я вынуждена. Потому что ты переступаешь границы. Я говорила — две недели. Сейчас — больше. Ты привела подруг, вы пили мой алкоголь. Ты ведёшь себя как дома. А это — не твой дом.

— Да ты чего, Лариса! — повысила голос Света. — Мы же родня! Игорь, ты чего молчишь? Это ж твоя сестра, между прочим!

Игорь молчал. Смотрел в пол. Потом сказал:

— Лариса права. Мы не договаривались на так долго. Надо искать тебе вариант.

Светлана вскочила.

— То есть ты меня гонишь? С ребёнком?! Да мне просто деваться некуда, а вы — как чужие!

— Мы не чужие, — сказала Лариса, вставая. — Мы просто разные. Я умею жить самостоятельно. Ты — не хочешь. И это — твоя проблема.

— Да чтоб ты…

— Стоп, — подняла ладонь Лариса. — Без этого. Завтра вечером вы должны собрать вещи. Я могу помочь с поиском жилья, могу даже денег одолжить — но жить вы тут больше не будете.

Светлана стояла молча. Потом села. Потом — опять встала. Потом плюхнулась на диван и сказала:

— Ну и ладно. Найдём. Я думала, ты добрая. А ты — эгоистка.

— Я не эгоистка. Я — хозяйка. И я решила вернуть себе свой дом.

На следующий вечер, как и обещала, Лариса помогла вызвать такси. Светлана собрала вещи молча. Милка даже попрощалась — тихо, немного растерянно.

Кошку забрали. Пакеты унесли. Шум стих.

Когда дверь за ними закрылась, Лариса не двинулась с места. Она просто стояла. Долго. Потом зашла на кухню, включила воду, помыла кружку — свою любимую. Насыпала кофе. Села на своё место. Своё.

Кошки не было. Но и запаха чужого — больше не было.

Она услышала шаги Игоря.

— Спасибо, — сказал он тихо.

— Не мне. Себе скажи. Что в конце-то встал рядом.

Он сел напротив. Они молчали. Потом оба рассмеялись. Тихо. Без веселья — но с облегчением.

— А может, в отпуск поедем? Только мы?

— Да, Игорь. Поехали. Только мы.

Прошла неделя. Дом будто вздохнул — вернулся в нормальный ритм. Не пищала мультики, не пахло чужими духами, не висели на батарее детские носки.

Лариса каждый вечер заваривала себе чай в большой чашке с надписью «Улыбайся». Ей эту кружку подарили на работе лет шесть назад, но только теперь она казалась по-настоящему уместной.

— Слушай, а может, поедем в Липовку? — предложил Игорь, листая газету. — Там база есть. Домики. Недорого. Не Сочи, конечно, но отдохнём.

— А душ? — прищурилась Лариса.
— Общий. Но там чисто. Сама говорила, что хочешь «в лес, к тишине».

— Не в сарай же.

Он пожал плечами.
— Ну можно в санаторий, но там дороже. Да и процедуры — это всё не моё.

Лариса усмехнулась.
— А я как раз хочу. Массаж. Ванны. Чтобы меня никто не трогал. Платок на глаза, халат на плечи — и чтоб только я и тишина.

— Так ты одна хочешь?

Она посмотрела на него.

— А ты сам-то хочешь?

Он подумал. Снял очки.
— Знаешь… Я, пожалуй, останусь. На рыбалку с Колькой. Я всё равно тебе мешать буду. А ты — отдохни. Правда.

Лариса кивнула. Она оценила не сам жест, а то, как он это сказал — спокойно, без обид и намёков. Он начал понимать, что она — не приложение к нему, не кухонная фея. Она человек. Женщина. Со своими желаниями.

В санаторий она ехала одна. В поезде читала детектив, пила чай из стакана в подстаканнике и впервые за долгое время думала только о себе.

Рядом ехала женщина с внуком — шумные, с бутербродами и историей про то, как «соседка в прошлый раз вытащила леща на два кило». Раньше бы Лариса раздражалась. А теперь — просто улыбнулась. Как будто всё в мире заняло свои места. Каждый — на своём.

В санатории было тихо. Старые корпуса, кедры, столовая с запеканкой, бассейн с хлоркой и женщины в одинаковых халатах. Ей понравилось всё.

На третий день она записалась на грязевые ванны. На пятый — на йогу. На седьмой — подружилась с Галиной Фёдоровной из Тулы, которая лечила суставы и умела рассказывать анекдоты так, что даже медсестра ржала до слёз.

— Ну что, Ларисонька, — хохотала Галина, — отдохнём, а потом опять в бой?

— А вот нет, — сказала Лариса. — Я теперь всё по-другому. Никакого больше «терпеть», никакого «да ладно, пусть». Хватит. Надо жить, а не выживать.

— Во! Золотые слова, — кивнула Галина. — Я, знаешь, вон мужу сказала: если снова сунется со своей роднёй жить — сразу вон. Я же не стиральная машина. Тоже человек.

Вернувшись домой, Лариса первым делом зашла на кухню. Всё было на месте. Плитка — чистая. Пол — блестит. На холодильнике — магнитик из Тулы. Подарок от Галины.

Игорь был дома. Сидел, чистил картошку. Смотрел на неё с улыбкой.

— Ну как ты?

— Отдохнула, — ответила она. — И знаешь, я теперь по-другому буду. Устала — скажу. Хочу — сделаю. Не хочу — не стану. И не потому, что я плохая. А потому что я живая.

Он подошёл.
— Ты у меня — правильная. Ты, главное, только не пропадай. И не молчи, если что.

— Хорошо, — сказала она. — Но и ты не молчи. Мы теперь по-честному, да?

— По-честному.

Позже вечером, когда они ужинали картошкой с грибами, в дверь позвонили. Лариса открыла. На пороге стояла Светлана. С одним пакетом. Без ребёнка. Без кошки.

— Привет… Я просто зайти. Извиниться.

Лариса не ждала этого. Не надеялась. Но и не чувствовала злости.

— Проходи. Но только чай. Без кастрюль и гостей.

— Поняла, — кивнула Света. — Я нашла квартиру. Нашла работу. На полставки. Но хватит. И Милка в садике. Всё понемногу — но сама.

— Хорошо. Это — правильно. Ты же взрослая, Света.

Светлана посмотрела ей в глаза.

— Спасибо тебе, Ларис. Ты права была. Я обиделась тогда. А сейчас понимаю — ты была единственная, кто сказал мне правду. Остальные жалели. А ты — поставила границу.

Лариса не ответила. Просто улыбнулась. Иногда правда — как горькое лекарство. Сначала противно, потом легче.

Когда Светлана ушла, Игорь налил им по рюмке.

— Ну, хозяйка. За тебя.

Лариса подняла бокал.
— За нас. Потому что мы теперь знаем: помогать можно. Но только тогда, когда не предаёшь себя.

Они чокнулись.
И на душе было тихо, тепло — и по-настоящему по-домашнему.

Оцініть статтю
Додати коментар

;-) :| :x :twisted: :smile: :shock: :sad: :roll: :razz: :oops: :o :mrgreen: :lol: :idea: :grin: :evil: :cry: :cool: :arrow: :???: :?: :!:

«С какой это стати вы решили поселиться в моей квартире?» — жена в шоке от наглости сестры мужа
«Чернильница» — жена принца.