Промозглый осенний вечер окутывал перрон серой дымкой. Марина стояла у своего вагона, когда заметила знакомую фигурку. Маленькая, сухонькая женщина в аккуратном, но явно старом пальто медленно шла вдоль состава, катя за собой потертую клетчатую сумку.
«Тетя Вера,» — мягко окликнула Марина, спускаясь по ступенькам.
Старушка обернулась, морщинки вокруг глаз собрались лучиками. «Мариночка, голубушка! А я иду, высматриваю, думаю, может не твоя сегодня смена…»
«Для Андрюши передача?» — Марина уже знала ответ, но спрашивала каждый раз, поддерживая привычный ритуал.
«Да, доченька. Грибочки маслята, сама солила, как он любит. И варенье крыжовенное — его любимое с детства. Он маленький был, все пальчики облизывал…» — тетя Вера достала кружевной платочек, промокнула уголки глаз. Повернувшись к напарнице Марины, Свете, она с гордостью продолжила: «Андрюша мой — большой человек теперь. В Москве живет, важные дела решает. Занят очень, никак выбраться не может, но пишет часто…»
Света неловко переминалась с ноги на ногу, не зная, как реагировать. Она была новенькой в бригаде и еще не знала всей истории.
«Деньги вот присылает,» — тетя Вера расстегнула потертый кошелек, — «я бы назад отправила, да он не велит. Говорит — себе купи что-нибудь, мама.»
Марина помнила, как пять лет назад впервые встретила тетю Веру. Тогда она только начинала работать проводницей. Помнила, как другие отмахивались от старушки, а она, движимая воспоминаниями о своей бабушке, которая ее вырастила, остановилась послушать.
История оказалась простой и горькой. Тетя Вера, учительница начальных классов с тремя классами образования, вышла замуж за вдовца с маленьким сыном. Старшие дети мужа ее не приняли, но трехлетний Андрюша прикипел всем сердцем. Она вырастила его, выучила, отдавала всю себя. А когда он стал большим начальником в Москве — вдруг оказалась лишней.
Марина до сих пор помнила тот морозный день, когда впервые поехала разыскивать Андрея. Нашла быстро — респектабельный мужчина в дорогом пальто, с брезгливой гримасой выслушал ее рассказ о матери.
«Она мне не мать,» — отрезал он тогда. «Мачеха. Я расплатился с ней сполна. Не смейте больше меня беспокоить.»
После первой встречи с Андреем Марина долго не могла прийти в себя. Всю обратную дорогу в поезде она размышляла, как теперь быть. Рассказать правду тете Вере? Но зачем разрушать ее последнюю радость? И тогда Марина решилась на маленький обман, который растянулся на годы.
Первое письмо она писала всю ночь. Подбирала слова, пыталась представить, как мог бы писать сын матери. «Дорогая мама,» — старательно выводила она, подражая мужскому почерку, — «прости, что не могу приехать. Работы очень много, но я думаю о тебе каждый день…»
Когда тетя Вера получила это письмо, она просияла. «Надо же, такой занятой, а нашел время написать. И почерк-то какой красивый у него стал, видно, что большой человек…»
Марина едва сдержала слезы. Она не знала тогда, что этот маленький обман превратится в целую жизнь, параллельную реальности.
С тех пор Марина стала посредником в этой горькой истории. Принимала передачи, продавала их через знакомых, писала письма от имени «любящего сына», отправляла деньги якобы от него. А тетя Вера светилась от счастья, получая весточки от своего Андрюши.
«Мариночка, возьми за хлопоты,» — тетя Вера протянула три рубля.
«Что вы, не надо…»
«Бери-бери,» — старушка настойчиво вложила деньги в ладонь и незаметно перекрестила девушку.
Позже в купе Света набросилась на напарницу: «Как ты можешь? Обманывать старого человека! И деньги еще берешь!»
Марина молча открыла баночку с грибами. «Попробуй лучше. Тетя Вера знатно солит.»
Света выскочила из купе, хлопнув дверью. Вернулась она через час с красными от слез глазами — старшая проводница рассказала ей правду.
Света поначалу была категорически против. «Это же неправильно!» — возмущалась она. Но однажды, увидев, как тетя Вера украдкой целует фотографию маленького Андрюши, сдалась.
«Научи меня,» — попросила она Марину вечером. «Научи, как ты это делаешь. Как пишешь письма, как придумываешь истории…»
И они стали сочинять вместе. Придумывали будни «большого начальника» Андрея, его успехи на работе, заботу о здоровье. Марина даже завела специальный блокнот, куда записывала все детали их выдуманной истории, чтобы не запутаться.
Передачки от тети Веры они продавали знакомым проводницам из других бригад. Грибы и соленья расходились мгновенно — все знали, что у тети Веры золотые руки. Вырученные деньги складывали, добавляли свои и отправляли обратно, как будто от сына.
«Слишком много он мне посылает,» — качала головой тетя Вера. «Ты уж скажи ему, Мариночка, пусть себе лучше оставит.»
А однажды она принесла старую фотографию. На ней маленький Андрюша сидел за партой, а молодая тетя Вера стояла рядом, положив руку ему на плечо.
«Я ведь его первой учительницей была,» — рассказывала она. «Он такой способный был, схватывал все на лету. И почерк — загляденье. Я тогда только-только работать в школе начала, с тремя классами образования. Все удивлялись — как так? А я ночами учебники штудировала, чтобы детей учить…»
Постепенно Марина узнавала все больше подробностей их жизни. Как тетя Вера пошла работать в школу, потому что в селе некому было учить детей. Как по ночам при керосиновой лампе готовилась к урокам, чтобы не ударить в грязь лицом перед более образованными коллегами. Как вышла замуж за вдовца с тремя детьми, потому что пожалела маленького Андрюшу.
«Старшие-то сразу меня невзлюбили,» — вздыхала она. «Все мачеха да мачеха. А этот крошка как прицепился — мама да мама. Так и прикипели друг к другу.»
Прошло три месяца с тех пор, как тетя Вера перестала приходить. Марина взяла выходной и поехала в ее деревню. Нашла добротный домик с резными наличниками, палисадник с георгинами.
«Ты Мариночка?» — окликнула ее соседка. «Проходи, она все о тебе говорила. Завещание на тебя оставила…»
В горнице пахло яблоками и полынью. На комоде — фотография: молодая тетя Вера с мужем и маленьким Андрюшей на коленях. В ящике — тетрадь в черной клеенчатой обложке и конверт.
«Дорогая моя Мариночка,» — начиналось письмо каллиграфическим почерком. «Прости, что обманывала тебя. Я знала, что не нужна Андрею. Но не могла жить без надежды. Спасибо, что подарила мне эти годы счастья…»
В коробочке лежали все деньги, что Марина привозила якобы от сына. И старушка завещала дом той, кто скрасила ее последние годы простым человеческим участием.
Дом тети Веры Марина превратила в что-то вроде музея. Приезжала каждые выходные, привозила цветы, проветривала комнаты. Развесила на стенах детские рисунки — тетя Вера хранила их все эти годы.
А письма, написанные ими со Светой, сложила в старую шкатулку. Иногда она достает их, перечитывает и думает о том, что доброта и любовь — это не просто слова. Это выбор, который мы делаем каждый день. Выбор между правдой, которая ранит, и ложью, которая лечит.
Света теперь тоже приезжает в этот дом. Они сидят на крылечке, пьют чай с крыжовенным вареньем по рецепту тети Веры и вспоминают маленькую женщину с большим сердцем, которая научила их главному — иногда самая большая правда заключается в умении подарить другому человеку надежду и счастье, даже если для этого приходится немного слукавить.
А на комоде до сих пор стоит та самая фотография — молодая учительница с тремя классами образования и мальчик, который когда-то называл ее мамой. И кажется, что они оба улыбаются — так же светло и искренне, как много лет назад, когда все еще было впереди.
В школе, где работала тетя Вера, до сих пор помнили необычную учительницу. Когда Марина пришла туда впервые, пожилая техничка тетя Маша, проработавшая здесь почти сорок лет, поделилась воспоминаниями:
«Вера Николаевна у нас особенная была. Придет, бывало, до уроков за час, мел в руки — и давай на доске прописи выводить. Как картинки получались! А ведь сама-то всего три класса окончила. Но характер — кремень. Решила, что будет учить — значит будет.»
В учительской Марине показали старые фотографии. На одной — первый выпуск тети Веры. Маленький Андрюша в первом ряду, в белой рубашке с отложным воротничком, смотрит в камеру серьезно, по-взрослому. А за его спиной — молодая учительница, в простом ситцевом платье, но с такой царственной осанкой, будто на ней бальный наряд.
«Она ведь его и дома подтягивала,» — рассказывала завуч Анна Петровна. «Он способный был, но рассеянный. А она как вторая мать — и строгая, и любящая. Может, потому и прикипел так.»
Старые учебники тети Веры до сих пор хранились в школьной библиотеке. На полях — аккуратные пометки карандашом, вопросы, заметки. Она учила детей и училась сама, каждый день, каждый час.
Марина листала пожелтевшие страницы и думала о том, сколько любви и труда вложила эта женщина в чужого ребенка. И как горько, что эта любовь осталась безответной.
В доме тети Веры нашлись и дневники. Простые тетради в коленкоровых обложках, исписанные все тем же каллиграфическим почерком. Марина читала их вечерами, когда приезжала в деревню.
«Сегодня Андрюша принес пятерку по чистописанию. Так старался, даже язык высовывал от усердия, совсем как в первом классе. Господи, дай мне сил вырастить его хорошим человеком…»
«Степан опять ругался. Говорит, что балую мальчишку. А как его не баловать? Он же еще совсем крошка, хоть и пытается казаться взрослым. Вечером пришел, прижался: «Мама, а ты меня любишь?» И такие глаза… Конечно люблю, родной мой, больше жизни люблю…»
«Андрюша уезжает в Москву, в институт поступать. Сердце разрывается, но надо отпустить. Пусть выучится, пусть найдет свою дорогу. Только бы не забыл нас совсем…»
Последняя запись была сделана незадолго до смерти:
«Мариночка — золотце моё. Думаешь, я не догадываюсь про письма. А я с первого раза поняла — не его почерк, не его слова. Но так хочется верить… И ей спасибо — дала мне эту веру. Может, я и правда немного выжила из ума на старости лет, но разве не лучше такое сумасшествие, чем горькая правда?»
Света, читая эти строки, плакала навзрыд. «Знаешь,» — сказала она Марине, — «я ведь сначала осуждала тебя. Думала — как можно так обманывать? А теперь понимаю — ты ей жизнь продлила этим обманом. Дала то, чего ей так не хватало — чувство нужности, любви…»
