— Яблочкам так обрадовалась? Ир, а твой Артур тебе яблочки почему не носит?
Из-за него Ира сюда и попала. Травмы. Но, поскольку для папы они с сестрой были смыслом жизни, и за них он бы даже под арест был согласен пойти, то ему она сказала, что споткнулась на лестнице.
— Он… занят.
Чем он занят, Ира не в курсе. Когда она покатилась по ступенькам и рухнула на пол, Артур даже не помог ей встать. Сама доползла до мобильника, который вылетел из шорт на ступеньках.
В частный дом, в котором они обитают, “скорая” не могла прорваться, потому что все дороги замело еще с вечера. Пролежав на полу час или полтора, что все уже одеревенело, Ира докричалась до Влада и Наташи – они приехали к Петровым и пробирались через сугробы к замерзшему пруду. С лопатой. Наташа просила коньки и сказала, что они пойдут на лед. Снег, буран, метель, сугробы на дорогах – это ее не остановит. Расчистят себе полянку на льду и будут дефилировать, демонстрируя “ласточку”.
— Как ты упала? – у отца отменная интуиция. Или логика.
— Кубарем.
— Ира, ты с садика не падала. Это Валя у нас рассеянная. Она за прошлую зиму навернулась раз тридцать.
— Она и на ровной поверхности падает.
— Не переводи стрелки. Как упала?
— Задумалась.
Ира выкручивала правду так, чтобы не уходить от нее чересчур далеко. Наврешь с три короба – папа сразу раскусит. “Не договоришь немного” – и выкрутишься.
Ира действительно задумалась в тот момент.
Задумалась о том, как могла так влипнуть.
— Артур был дома? – напряженно складывал два и два отец, — Не было его дома… Твои знакомые же вызвали бригаду. Но он же с утра был дома…
Полуправда работала.
— Падение с ним немного разминулось. Он ушел незадолго до того, как я споткнулась.
Полуправда в деле.
Он ушел после того, как она “упала”, но зато хоть с тем, что они “разминулись” сказала правду. Когда Ира кубарем катилась по ступенькам, Артур надевал пуховик. Чтобы уйти. Когда она смогла внятно соображать, он “делал ноги” по внешней лестнице, в обход Иры. С натяжной можно сказать, что ее падения он действительно не видел.
— Споткнулась…
— Неужели ты в чем-то обвиняешь Артура? – Ира чуть слезу не пустила, ярко изображая, как ее обижает подобное недоверие отца к ее мужу, — После всего, что он для меня сделал? Па, плохие мужья не возят жен по Египтам.
— Но не это главное…
— Конечно, не это, — подтвердила Ира, — Не это. Не развлечения. Он столько для меня сделал, сколько никто не сделал и не сделает. Он подвозит меня на работу. И забирает оттуда. Боится, что меня продует в общественном транспорте. За шесть лет брака я никогда не носила сама тяжелые сумки. Он с меня пылинки сдувает. Когда я не могла найти работу, он не попрекнул этим. Вале на обучение добавил. Тебе одноместную палату выбил, когда ты загремел с приступом на три месяца. Чуть ли не на себе потом дома носил, когда мы к тебе приезжали после выписки. Я люблю его. И никто не будет любить меня так, как он. Он мной и живет.
Только периодически поколачивает…
— Убедительно.
У Геннадия, как у нормального человека, были сомнения, что дочь “упала с лестницы”, но ее доводам он, конечно, поверил. Почему он должен ей не доверять, если у них никогда не было вранья?
Геннадий опекал их, зачастую чрезмерно. Свой отпечаток накладывает история его жены. Лида поздно возвращалась с дежурства, когда на нее напал грабитель и заставил вытряхнуть все из дамской сумочки. Жили они тогда “не очень”, потому Лида хотела переложить часть получки в сапог, будто бы собирает рассыпавшиеся деньги, но грабитель попался внимательный. Он засек ее маневр и выдернул все из рук. Лида отбивалась. Но ее повалили в снег. У того человека оказался ножик… Геннадий сам не помнит, как оказался на улице: или он заметил, что жена отсутствует дольше положенного, или внутренний голос подсказал, что что-то стряслось. Он нашел ее сам. В том сугробе. Довезти-то довезли, но не откачали. Горе для Гены было практически невыносимым, но у него были и две маленькие дочки-дошкольницы. Он горевал, но редко им это показывал. Собрал всю волю в кулак и принялся воспитывать их сам. Ушел в отставку, потому что с его работой дома он бывал только в воскресенье (не всегда) и изредка по вечерам. Дочки для него – центр вселенной, но вот процесс воспитания – это было что-то загадочно-непредсказуемое. Учился и кашу варить, и косички заплетать. Кстати, получалось талантливо.
Того грабителя не нашли. Все, что можно, перевернули, но не нашли. Это для Гены, как молчаливый укор. Не защитил жену. И не посадили то чудовище. Но что было, то было.
Девочек он поднял сам.
Если Валя – вся в отца: бойкая, энергичная, за словом в карман не полезет, то Ира напоминает маму: она очаровательное создание с тонкой душевной организацией. Валя с замужеством не спешила, ей трудно угодить, для нее нет никаких компромиссов: если парень проявил неуважение, агрессию или неуверенность, то он ей не нужен. Ира попроще. Она всепрощающая.
Артур пришел в Ирину палат послезавтра. И повел себя, как ни в чем не бывало. Начал смеяться над оплошностью напарника, рассказывать ей, что дороги опять замело, и он еле пробрался через сугробы. Сказал, что ему невыносимо там одному.
— А то, что произошло… на лестнице… — осторожно спросила Ира.
— Переборщил…
Никаких извинений.
Он в этом не извинялся.
Для него это, как неотъемлемый атрибут их брака. Ну, переборщил. Ну, не рассчитал. Ну, разозлился.
— Ты считаешь, что это нормально?
— Да ну? А ты считаешь, что ругаться с мужем – это нормально?
Странность в том, что Ира не всегда могла вспомнить причину их ссоры. Мелочи какие-то, вроде не выключенного света в ванной. Или ложки, которую она не сполоснула, хотя и без того вся посуда на ней, как и весь быт. Или вообще что-то нематериальное, когда Артуру виделось, что она на него неправильно посмотрела, он заводил свою шарманку про “в семье не место тайнам”, будто в ее взгляде скрывалась хитрость, или про “давай поговорим, что тебя беспокоит”. А завершалось все… как на лестнице. Все это перемежалось с длительными периодами его добрых улыбок и спокойствия. Будто в нем иногда просыпался кто-то другой. Только Ира подумывала расторгнуть брак, как замечательный Артур ей показывал – никто не полюбит тебя, как я.
— Нет, — ответила Ира.
— Тем более, когда муж тебе столько простил.
Простил… Он ее тогда толкнул. Она еще не была привычной к такому. Поцапались, покричали, потом он развернулся и толкнул, но со всей силы. Ира, пускай податливая, но выращенная отцом, который всегда воспитывал в них силу и самоуважение, убежала. Она была уверена, что ни дня больше не проживет с Артуром, который так с ней обращается. И не хотела показываться отцу на глаза. Поехала к другу детства. Ира была на эмоциях, ошарашенная и преданная мужем, и знала – утром подаст на развод. Потому у них все случилось.
Позже ей стало стыдно.
Она посчитала, что, прежде чем развестись, надо сказать Артуру правду, хотя не ее, а его поступок положил начало череде их проблем, и все ему рассказала, на что он плакал, сипел, хрипел и просил ее не уходить. Мол, квиты. 1 – 1. Оба сделали то, за что можно развестись. Ира прониклась. Не всякий после такого признания захочет помириться! Наверное, он ее очень любит… В доказательство, Артур стал еще более галантным мужчиной и завидным супругом. Ира уже не понимала, как она вообще жила без него…
— Знаю, ты лучше всех, — произнесла Ира, опираясь на его локоть. Он помог ей дойти до их машины.
— Конечно.
Дома она “ответила” за то, что обратилась за помощью, а не дождалась его. Его могли посадить, если бы ее родственники что-то заподозрили.
— Будет тебе наука! – он не посчитался с тем, что ее сегодня выписали, — Да о таком муже большинство и мечтать не может. Кто тебя простил? Кто простил?!
Отходил так, чтобы не было заметно.
По лицу – никогда. Руки тоже в полное порядке.
— Полежи и подумай над своим поведением, — швырнул он ей холодное полотенце.
Через день он снова забирал ее с работы с букетом. Коллеги плакали от зависти.
— Ей ведь трудно добираться.
Отвозил и привозил.
Мог прождать минут пятьдесят, если ее рабочий день заканчивался с запозданием.
Весной, будучи в конфликте с руководителем, он вернулся домой, расположился на диване и вдруг спросил:
— Ты ведь понимаешь, что с тобой будет, если ты от меня уйдешь?
Ира вздрогнула. У нее появились сомнения – в любви ли дело? Или ее подсознание просто подбрасывает самый безобидный вариант, потому что она очень боится уйти?
— Артур, я никуда не собираюсь.
— Ко мне приходила Валя!
— Моя?
— Естественно, твоя неугомонная сестра! Она что-то заметила. Припугнула меня, — ухмылялся он, непонятно чему, — Сказала, что ты слабохарактерная, а ваш отец просто тебе слишком сильно доверяет. Сильно, но напрасно. После того, как ты споткнулась, она смотрит на меня, как коршун. Подозревает. Не знаю, в чем.
— Я не споткнулась… Ты-то в курсе.
— Споткнулась! – будто тумблер повернулся, потому что Артур, как ненормальный, сорвался с дивана и бросился на Иру, — Споткнулась-споткнулась-споткнулась! Или ты считаешь, что я способен на что-то плохое?
— Нет…
— И не смей клеветать на мужа, — сказал он.
И отпустил.
— Я ей не говорила, что хочу развестись.
— Надо же. Не говорила. Но мысли такие иногда возникают, да? Я что – напрасно потратил на тебя, бестолковую, столько лет жизни? На гулящую… Кстати! Я с такой… тьфу… живу, а она еще и огрызается. Учти, если меня посадят, то я ведь вернусь.
Весной это участилось.
Из нормального в ненормального.
— Когда у вас поход? – спросил Артур в мае.
— Не решили пока.
Это их трехдневный поход в горы. Никаких альпинистских подвигов. Просто погулять по лесу, переночевать в палатке… Артур с ними никогда не ходил. Комары и мошки – это не его.
— Я купил палатку.
— Ты тоже идешь?
— А ты возражаешь?
Как она могла ему возразить?
— Нет.
При ее папе и сестре Артур был зайчиком. Но Валя шипела на него, как разъяренная кошка и дергалась, когда он резко поворачивался. Отец мог верить словам Иры, но не мог проигнорировать поведение Вали. Он спросил. Та не ответила.
— Сама скажешь или мне сказать? – Вали пришла в палатку к Ире, когда Артур учил их отца варить уху. Тот умел. Но захотел провести время с зятем.
— О чем.
— О своем муже! – рассердилась Валя, — Я что, по-твоему, не понимаю, как ты загремела с лестницы? У тебя все на лице написано.
— Валя, если ты расскажешь папе, то последствия могут быть ужасными.
— Они уже ужасные.
Ночью, когда все спали, кто-то схватил Иру, поднял ее и выволок из палатки в лес, освещенный только Луной. Она и пискнуть не успела, как ее практически столкнули с обрыва. Держали на самом краешке.
— Признавайся! – шептал Артур, чтобы никого не разбудить, — У тебя было что-то?
— С кем?! – закричать она не могла.
— То есть, несколько?
— Что ты мелешь? – брыкалась Ира, но осторожно – упасть ей было страшно.
— Как гуляла, так и гуляешь. Сестренку свою подсылаешь, чтобы она меня доставала, чтобы я отвлекся, — сказал он, — Признавайся. Или учись летать!
— Нет! Мне не в чем признаваться!
— Дружок твой приходил, когда тебя не было, спрашивал о тебе. Будешь и дальше отпираться?
— Если бы было, то он бы не пришел к тебе!
— Он не знал, что тебя увезли, — Артур давил и давил, — Я этого ждал с зимы. Дождаться не мог.
— Чтобы столкнуть? – догадалась Ира, что ее не просто припугнули.
— Так всем будет лучше.
Она бы полетела со склона, но кто-то оттолкнул Артура, а с другой стороны Иру перехватили за руку. Она соскользнула с обрыва, но ее по-прежнему крепко держали и подтянули наверх, а Ира карабкалась, забыв, что у нее тройка по физкультуре.
Она не сразу поняла, что Артура нет.
А папа смотрит с обрыва и затем переводит взгляд на дочерей.
— Это случайность… — дрожащим голосом, в ужасе, произнесла Валя, — Ира, он случайно. Из вашей палатки послышались шорохи, потом до меня донеслись шаги и странный разговор… Я разбудила папу. Я… Пап, ты же случайно?
— Да, но не жалею.
Следствие решило, что он споткнулся. Или не хотели особо напрягаться. А Ира, Валя и их отец молча несли свою страшную тайну. Когда закончился траур, к Ире постучалась светловолосая девушка – как и она сама, и сказала, что хотела бы успокоить совесть. Он жил на две семьи. И его желание столкнуть Иру было продиктовано многими причинами.
