Срок годности

Когда Марина встала в пять утра, на кухне ещё висел холод — тишина старых труб, свет от уличного фонаря, отражённый в окне, и её собственная тень, длинная и нерешительная. Она включила чайник, не глядя, нащупала банку сгущёнки в углу шкафчика и села за стол, положив руки ладонями вниз, как в детстве, когда ждала строгого вопроса от учительницы. Банка была просроченной. И это почему-то успокаивало.

Три года назад Саша купил ящик этой сгущёнки по акции: «Пусть будет, пригодится». Они тогда смеялись, ели её ложками из банки, пока он читал ей стихи, и спорили, кто сильнее пахнет — кофе или конденсированное молоко. У него всегда оставалась капля на подбородке, и она вытирала её пальцем. Потом как-то перестали. Потом — он ушёл. Банки остались. Полная нижняя полка в кладовке. Никак не убираемая. Как капкан на случай, если вдруг решит вернуться.

Марина открыла одну. Осторожно. Тянуло горечью. Запах напомнил о чём-то, что она давно не вспоминала — не о нём даже, а о себе той, которая тогда ещё верила, что всё можно сохранить, если беречь. Но сгущёнка, как оказалось, тоже умеет портиться. Молча, без предупреждений.

Всё, что оставалось после Саши, имело срок годности. Футболка, которую она до сих пор иногда надевала — сначала чтобы почувствовать его рядом, потом просто потому, что ткань была мягкой и привычной. Билеты на концерт, на который они не пошли — аккуратно вложенные в книгу, которую он так и не дочитал. Декоративная подставка под чайник, которую они купили на даче и забыли — стояла в шкафу, как ненужное воспоминание. И эта сгущёнка. Поначалу она не выбрасывала — как будто, если выкинуть, то точно всё. Потом — просто привыкла. Как к пустому месту у стола.

Они не ссорились. Не ломали мебель. Не били посуду. Просто он как будто выключился. Сначала перестал смотреть в глаза. Потом — говорить «мы». Потом — возвращаться домой до полуночи. Всё делалось мягко, буднично. Без взрыва. А потом сказал: «Мне надо подумать» и ушёл к «друзьям». Не навсегда. Сначала. Потом — навсегда. Без скандала. Без финала. Как вода, утекающая через трещину в чашке.

Она не держала зла. Правда. Просто долго не понимала, что с ней делать дальше. Первые месяцы она вставала по привычке, делала кофе на двоих, открывала погоду на телефоне, писала ему сообщения, которые так и не отправляла. Потом начала стирать его запах. С подушек. С полотенец. С воздуха. Начала заново учиться жить одна. Долго. Со срывами. С бессонницами. С резкой болью в груди в середине дня — будто кто-то забыл выключить воспоминание.

Работа держала на плаву. Коллектив — вежливый, как салфетка в ресторане. Чисто, аккуратно, но без вкуса. Поддержка — формальная, как готовый ответ из брошюры. Близкие — далеко. Подруги — всё больше в детях, мужьях и тревожных постах про здоровье. Сама Марина — в паузе. Как фильм, остановленный на сцене, где героиня не знает, идти ли вперёд, или просто сесть и подождать, пока что-то решится само.

Однажды в маршрутке она увидела женщину — лет за шестьдесят, с серой сеткой в руках и глазами, полными одиночества. Сгорбленную, будто всё в ней давно осело внутрь. Марина поймала себя на том, что смотрит в эти глаза как в зеркало. Как в будущее, в которое не хочется попадать. И испугалась. Не возраста — пустоты. Не внешности — ощущения, что ничего нового уже не случится.

Вечером того же дня она записалась на йогу. Потом — на курсы корейской кухни. Потом — в кино одна. Не чтобы искать кого-то. Чтобы вспомнить себя. Себя до отношений, до ожиданий, до того, как жизнь с кем-то заслонила её собственную.

Она не ждала чуда. Просто медленно возвращалась. Шаг за шагом. Новый плед, в который хотелось завернуться именно себе. Новый запах в ванной — цитрусовый, с горечью, как напоминание, что всё проходит. Новый чай. У неё появились свои вечера. Свои слова. Свои тишины. И впервые за долгое время — ощущение, что одиночество может быть не приговором, а пространством, где есть место для воздуха, света и себя самой.

Сашу она увидела через два года. В аптеке. Он стоял в очереди за чем-то простым, держал упаковку аспирина. Волосы седее, плечи сутулые. Куртка старая, мятая, как будто только что с крючка в прихожей. Взгляд уставший, будто последние месяцы он пытался догнать то, что уже ушло.

Он заметил её и растерянно кивнул:

— Привет.

— Привет, — сказала она. Голос прозвучал ровно, почти буднично, хотя внутри всё на секунду дрогнуло. Как будто что-то в ней узнало запах прошлого.

Пауза. Как затмение. В этой тишине пролетели месяцы, которых не было. Вопросы, которые не были заданы. Ответы, которые давно устарели.

— Как ты? — спросил он, не поднимая глаз.

— Срок годности закончился, — ответила она и улыбнулась. Не колко. Спокойно. Как ставят точку в письме.

Он не понял. Или понял. Но не стал спрашивать. Только посмотрел на неё чуть дольше, чем надо, будто надеялся, что она скажет ещё что-то. Но она уже отвернулась к витрине с витаминами. Медленно. Без злости. Без сожаления.

Сегодня она сварила кофе и достала другую банку. Ту, что стояла в самом углу, с пыльной крышкой и легкой вмятиной сбоку. Сгущёнка была всё ещё горькая. Чуть темнее обычного, чуть гуще. Но уже не пугала. Она не вызывала слёз, не отбрасывала в прошлое. Просто стояла перед ней как напоминание: всё имеет срок. Даже то, что казалось вечным. Даже любовь.

Она вздохнула, налила ложку в чашку, размешала. Сделала глоток. И не морщилась. Привкус был странный, но терпимый. Почти честный. Как воспоминание, которое наконец отпустило.

Просто напоминала о том, что даже самые сладкие вещи когда-то портятся.

И это — нормально. Потому что когда заканчивается одно, всегда остаётся возможность начать что-то другое. Со своим вкусом. Со своей крепостью. С другим сроком — но уже твоим.

Оцініть статтю
Додати коментар

;-) :| :x :twisted: :smile: :shock: :sad: :roll: :razz: :oops: :o :mrgreen: :lol: :idea: :grin: :evil: :cry: :cool: :arrow: :???: :?: :!:

Срок годности
Я забыла бывшего