Я была готова поклясться, что ещё секунда — и одна из нас в сердцах стукнет другую или, чего доброго, вызовет полицию. Мы стояли в подъезде на общей площадке, почти упираясь лбами друг в друга: я — скрестив на груди руки, Марина — нацелив указательный палец прямо мне в лицо. Между нами металась её мать, Галина Петровна, всеми силами пытаясь хоть как-то утихомирить нас.
— Да с чего ты взяла, что можешь тут командовать?! — голос Марины срывался от крика, но она всё равно повышала тон.
— А ты-то кто такая?! — меня саму трясло так, что казалось, сердце скоро выскочит. — Всю площадку своими ящиками завалила, а теперь ещё дверь эту железную поставила!
— Юля, да погоди ты, — подала голос Галина Петровна, протягивая ко мне руки. — Давай спокойно поговорим.
— Мне уже надоело спокойно! — я отмахнулась, словно боялась, что ещё одно слово — и я разрыдаюсь.
На самом деле мы давно шли к этой ссоре. Но если бы мне кто-нибудь ещё полгода назад сказал, что мы с Мариной будем стоять вот так — почти вцепившись друг дружке в волосы, — я бы только рассмеялась.
***
Мы переехали в эту квартиру год назад вместе с мужем Игорем и дочкой Анечкой. Нам досталась уютная трëшка в сталинке на пятом этаже, правда, ремонт в подъезде оставлял желать лучшего: облупившаяся краска на стенах, сломанные перила на лестнице. Но были и плюсы: всего три квартиры на площадке, и все соседи, казалось, доброжелательные. Рядом с нами жила Марина, женщина лет тридцати пяти, вместе с мамой — Галиной Петровной. Напротив неё — пожилой дедушка, но он большую часть времени находился на даче.
— Юль, мы с мамой поможем тебе, если что надо, — улыбалась Марина, когда мы только начали переезд. — У нас тут тихо, дружно. Увидишь, вам понравится.
Я тогда только благодарно кивала: радовалась, что не придётся сражаться за свет в тамбуре или за уборку общей территории. Подружиться мы с Мариной особо не успели, но первые месяцы вежливо здоровались, иногда перебрасывались парой слов о погоде и ценах в ближайшем магазине. Всё шло гладко, пока в конце весны Марина не затеяла ремонт в своей квартире.
— Юля, ты не бойся шума, — остановила она меня как-то на лестнице. — Я буду только днём сверлить, чтобы вечером никому не мешать.
Я согласно кивнула. Сперва меня действительно всё устраивало: днём я на работе, вечером — тишина. Игорь приходил поздно, да и Анечка на секциях. Но потом я стала замечать, что в тамбуре появилось много коробок, мешков с цементом и плиткой.
— Это мы временно сюда выставили, — разводила руками Марина. — Мастера обещали к концу недели всё закончить, а потом вывезем.
Неделя прошла, вторая, третья. Коробки не только не исчезли, но и увеличились в количестве: оказалось, что Марина решила делать ремонт «от и до»: поменять кухню, ванну, выкинуть старую мебель. Тот самый коридор стал складом: порой мы с Игорем не могли нормально подойти к лифту, минуя все эти строительные мешки.
— Игорь, мне это не нравится, — призналась я мужу, когда мы как-то вечером переступали через очередные ящики. — Они совсем обнаглели, что ли? Может, поговорить с ней жёстче?
— А смысл? — Игорь выглядел усталым. — Всё равно же ремонт рано или поздно закончится. Может, остался последний рывок.
Но ремонт затянулся на три месяца, и коробки никуда не делись. Честно говоря, я начала беспокоиться за Анечку: она невысокая, а мешки стройматериалов стояли чуть ли не до потолка. Каждый раз, открывая дверь нашей квартиры, нужно было следить, чтобы ничего не упало на голову.
— Мам, мне страшно иногда, — призналась Аня как-то вечером. — А вдруг кто-нибудь за этим мешком прячется? Подъезд же тёмный.
— Ну уж прятаться там некому, — вздохнула я. — Но я понимаю, что это неудобно.
Решили мы с Игорем вежливо, но настойчиво попросить Марину освободить проход. И сначала она отреагировала спокойно:
— Хорошо, Юль, я всё уберу, правда. Просто мои рабочие куда-то пропали, придётся теперь новых искать. Не могу же я сама эти мешки таскать.
Спокойная реакция меня немного успокоила, и ещё дней десять мы терпели. Но однажды, возвращаясь с работы, увидели: прямо перед нашей дверью лежит разобранная тумба — старая, пропахшая нафталином. И проходить пришлось бочком, прижимаясь к стене
— Игорь, это уже ни в какие ворота, — выдохнула я, и он молча кивнул.
На следующий день мы позвонили Марине в дверь. Открыла Галина Петровна, ласково улыбнулась:
— Дети мои, вы по делу? Мариночка сейчас в ванну пошла.
— Галина Петровна, тумбу уберите, пожалуйста. Совсем пройти нельзя, — постаралась я говорить как можно мягче.
— Хорошо, скажу Мариночке, как выйдет. Ей же теперь отдохнуть некогда: она ремонт сама делает, совсем уж надорвалась, бедняжка.
Вечером тумба осталась на месте, да ещё и сверху появился старый матрас. И тут я ощутила, что зреет настоящий конфликт.
***
А ещё через несколько дней в тамбуре появилась новенькая железная дверь, отгородившая площадку двух квартир (нашу и Маринину) от соседского старичка. То есть формально дверь закрывалась, и у нас образовался отдельный «мини-тамбур», общий с Мариной. А потом Марина установила на эту дверь новый замок. Ну и, разумеется, ключи были только у них с Галиной Петровной.
— Это что за самодеятельность?! — воскликнул Игорь, обнаружив, что вернуться в квартиру вечером он не может: дверь-то заперта, а ключа у нас нет.
Я стояла с пакетами из магазина и чувствовала, как меня всю начинает трясти.
Когда, наконец, дверь открылась и на пороге показалась Марина, я уже кипела:
— Ты нормальная вообще?! Зачем вы без нашего согласия запираете дверь?
— У нас тут ремонт, — отмахнулась Марина. — Вещи дорогие, а подъезд не запирается толком. Вот и обезопасили.
— А мы? Мы-то как теперь попадать домой будем?
— Ну, позвоните, и мы откроем.
Рядом стояла Галина Петровна, сложив руки на груди, и укоризненно качала головой:
— Юленька, не кипятись. Ты нам скажи, когда придёте, мы откроем.
Мне даже стало дурно от такой наглости. Но мы сообразили: надо требовать свой ключ — ведь это наш общий тамбур. Однако Марина упорно затягивала: то ключ ещё не сделала, то мастер потерял дубликаты, то ей не до этого сейчас.
***
И вот в тот самый вечер всё и прорвалось. Игорь, придя с работы, снова обнаружил, что дверь на замке. Позвонил. Открыла Марина, и вдруг начала возмущаться, что мы трезвоним, «как сумасшедшие». Игорь же, на взводе, огрызнулся, что она «повадилась хозяюшку строить». Слово за слово — мы все вышли в подъезд. Галина Петровна кинулась нас разнимать, но только подлила масла в огонь, заявив, что они «имеют право на безопасность». Я, естественно, не выдержала:
— Какая безопасность, когда вы завалили все коробками, а ключ нам не даёте?!
Марина начала кричать, что теперь мы каждый день пытаемся ключи у неё «выторговать», хотя мы просили всего лишь выдать дубликат, который по закону нам положен. И тут мы перешли на крики, никто уже не слышал друг друга. Всё закончилось тем, что мы с Мариной оказались нос к носу на площадке, каждый доказывал свою правоту. И именно в этот момент и произошло то, что имело всё шансы закончиться серьёзной дракой.
***
Галина Петровна схватила меня за руку и тихо, но резко прошептала:
— Юля, перестань, девочка моя. У нас у всех нервы на пределе. Вы с Игорем хотите ключи? Давайте я вам завтра лично сделаю.
Я посмотрела на неё в упор:
— Зачем завтра? Вы не могли раньше? Почему нужно было доводить до такого скандала?
Марина всё ещё тяжело дышала, стараясь не смотреть мне в глаза. У неё покраснели щёки, и она прикусила губу:
— Мы боялись, что вы будете ходить, когда у нас вещи ценные.
— Марин, да какие у вас ценные вещи? — Игорь устало потер виски. — Кому нужна ваша испачканная цементом мебель?
— Не мебель, а плитка для новой ванной, — поправила Марина, уже заметно тише. — Ладно… завтра с утра пойду к мастерам, попрошу сделать вам ключ.
Словно кто-то выпустил пар из кипящего чайника. Все стали понемногу успокаиваться. Я вдохнула поглубже: скандал исчерпывался, хотя мне лично до сих пор было непонятно, почему именно Марина так отчаянно нас ограничивала. Может, она и правда слишком боялась воров или чужих людей? Может, у неё какой-то давний опыт, о котором мы не знаем? В конце концов, у всех свои страхи, и иногда люди делают странные вещи, лишь бы защитить себя и семью.
— С коробками что будем делать? — спросила я. — Может, вывезете их на склад, пока не закончите ремонт.
Марина нервно передёрнула плечами:
— Да уже созвонилась, хотела на прошлой неделе, но газель сломалась.
— Ну вот, — усмехнулся Игорь, — сейчас найдем другую газель. Я тебе помогу, у меня знакомый есть, который грузоперевозками занимается. Звони ему.
— Правда? — Марина удивлённо вскинула брови. — Спасибо.
Галина Петровна обняла Марину за плечи, вздохнула:
— Доча, я же говорила, что всё можно решить по-хорошему. Зачем ругаться?
Мы неловко переминались с ноги на ногу. Я почувствовала, как меня накрывает опустошение после бурной ссоры. Вроде бы всё закончилось, но осадок остался. И всё же я понимала, что дальше жить в атмосфере войны невозможно — ни нам, ни им.
— Завтра вечером обсудим всё окончательно, — предложила я, стараясь говорить мягко. — Хотите, зайдите к нам на чай? Или мы к вам.
— Давайте к нам, — кивнула Марина уже почти виновато. — Кухня уже готова, заодно и посмотрите. И двери не закрою, обещаю.
Тут Игорь громко выдохнул и легонько сжал мою ладонь. А я взглянула на него с облегчением: казалось, самый неприятный этап остался позади. Хоть и в бурном скандале, но мы наконец расставили точки над «i». Возможно, отношения с соседями больше не будут прежними, вряд ли мы станем лучшими друзьями. Но я чётко решила, что надо учиться договариваться — иначе жизнь в одном подъезде превратится в кошмар.
Мы с Игорем пошли к себе, а Марина с Галиной Петровной — в свою квартиру. Дверь, которую они так ревниво запирали, так и осталась открытой. Я взглянула на завалы коробок, покачала головой:
— Слушай, что-то мне подсказывает, что просто так они это не вывезут, — пробормотала я.
— Ничего, — ответил Игорь устало. — Завтра помогу. Поняли же, что так дальше нельзя.
Захлопнув за собой дверь, я вдруг почувствовала одновременно и облегчение, и грусть. Хотелось верить, что скандал мы не повторим. Но в глубине души я понимала: с соседями так бывает — если люди не научатся разговаривать без криков, то однажды всё может вспыхнуть с новой силой.
Однако в тот миг я решила, что мы всё-таки попытаемся жить мирно. И если понадобится — сами предложим помощь, сделаем даже больше, чем нас просят. Потому что иначе на нашей площадке никогда не будет по-настоящему спокойно.
