Рискованно, конечно, не дождавшись темноты, зайти к Зойке — в соседские окна всё видно. А с другой стороны, чего бояться, не ночевать же пришел, а так – поговорить. Чаем побаловаться. Чай у Зои отменный – со смородиной. А еще мята есть. Но Паша Зябликов мяту не очень, как говорится «не заходит мята».
Зоя Сурина – его ровесница – компанейская женщина. Без претензий. Улыбается, слушает, сама словечки острые вставляет – можно сказать, такая беседа, как восстановление нервной системы. А система эта (нервная) у Паши расшатана семейной жизнью.
— Ой, Паша, ты прямо меня компрометируешь, — стыдливо опустив глаза, сказала Зоя. – Ну да ладно, чего там у тебя, дело что ли какое…
Паша кепочку снял, волосы пригладил, да они и так у него послушные, и как бы извиняясь, голову слегка склонил, повинился. – Да мимо шел, дай, думаю, зайду, давно не виделись.
— Ага, как бы твоя «рысь» не прознала, а то ведь она тебя к каждому столбу…
— Так ты не столб… ты… очень даже приятная для общения женщина, — Паша несмело проходит к столу, а за окном уже сумерки.
Шторочку задёрнула Зоя, хотела свет включить, а Паша глядь в окно – на лице страх сразу, будто с поличным застали. – Мать честная, Лидка идет… неужто Серега выдал? Видел, куда я пошел…
— Ой, батюшки, еще не хватало, она ведь и на кочерге может прилететь, Лидка-то твоя… уходи давай, Паша отсюда, будто и не было тебя тут… не до чая нам.
Павел, схватив кепочку, вылетел из дома, как пробка, очутившись на скользком после дождя крыльце, поскользнулся, но удержался за перила. А там, за забором, белый платок Лиды мелькает, у Паши внутри всё оборвалось, подумал, заметила… ну и сиганул через забор к соседям.
Уж видела его Лидия, или нет, этого он не понял. Но очутившись на территории Катерины Крутовой, оглянулся – сараюшки без замка, там Лидия найдет, времянка тоже настежь… и тогда он в дом вломился.
Катерина, хозяйка усадьбы, как раз чаёвничала и ничто, казалось, не могло её побеспокоить в родной деревне на пятом десятке жизни.
И тут Паша Зябликов, с кепкой в руках и взъерошенными волосами, как из ларца выпрыгнул. Катерина чашку из рук выронила, вскрикнула. – Ты что, по-человечески войти не можешь? Хоть бы постучался.
Паша понял, что попал к Катерине, а она ведь одна живет… — Катерина Ивановна, спасай! Спрячь меня?
— За тобой псы гончие бегут? Чего стряслось?
— Спрячь, а то прибьет меня Лидка, кажись, застукала… дай хоть под кровать залезу…
— С ума сошел? чего вдруг прятать тебя должна?
Павел, заметив, что под кроватью видно, кинулся к шифоньеру, — может сюда влезу…
— Уйди, бешеный! Я те «влезу»! Катись отсюда и разбирайся со своей Лидкой сам…
Павел кинулся к окну и увидел, что Лидия идет от дома Зойки Суриной к дому Катерины. — Всё, пропал, — он взмолился: — Катерина Ивановна, спрячь, может пронесет, ты у нас женщина уважаемая, на тебя не подумает.
— Да зачем это мне надо? – хозяйка стала выталкивать Павла из дома. Но в это время в ограду вошла Лидия.
– Она и с тобой разберётся, потому как Лидка – баба ревнивая…
— А-ааа, леший тебя забери, свалился на мою голову… лезь в подпол, — она откинула половик и, подцепив кольцо, открыла подполье, — сиди там, пока не уйдет.
Вообще Катерина хотела закрыться, но еще ведь не ночь, да и не принято у них перед своими дверь закрывать. А все деревенские, как известно, свои. Села снова за стол, ножкой половичок поправила, чтобы не видно было, что смялся половик-то. Сидит, чаёк пьет, важная такая, а сама думает: скорей бы из этой ситуации выпутаться, не нужны ей чужие проблемы.
Тут Лидия вошла, постучавшись, а вместе с ней кот Лёва проскользнул, рыжий, лохматый, да еще ухо рваное – память о мартовских боях. Вид у Лидии невеселый и уставший. – Здорово, хозяйка, — она плюхнулась на стул, не отходя от порога. – Моего случаем не видела?
— Кого?
— Да Пашку моего…
— А откуда он здесь? Своего мужа дома у себя ищи.
Лидия вздохнула. – Да сказали мне, что вроде как к Зойке прошмыгнул, хотела ей космы расчесать, только к дому подошла, а тут кто-то через забор сиганул – к тебе значит… и так на Пашу похож…
Катерина поставила чашку на стол. – Ты что же это думаешь, у меня он? Не видела, ничего не знаю, вот сижу, чай пью… хочешь, тебе налью…
— Да я бы чего покрепче… с горя…
— Ну извиняй, нет у меня… ни покрепче, ни Пашки твоего.
— Тогда хоть картошки мне набери, всё хочу завести как у тебя, вкусная говорят, мне ведра на посадку хватит на развод…
— Лида, давай другой раз… не хочу лезть в подпол… я сама тебе принесу, вот завтра и принесу…
Лидия обвела взглядом комнату, будто искала чего. Дверь в спальню была открыта. – И куда же он убежал? Вот чует мое сердце, где-то рядом он…
Тем временем кот Лёва, подозрительно принюхиваясь, «нырнул» в дырку, что в полу специально для него вырезали. Вход этот как раз в подпол; Лёва, когда маленьким был, ходил туда нужду справлять зимой. Теперь-то он в любую погоду во двор ходит, а дырка на память осталась.
Так вот, то ли по старой памяти, то ли унюхал постороннего, проникнул Лёва в подполье. Лидия тем временем уходить собралась. – Ну Ладно, Катя, пойду, искать своего беглеца.
И тут слышат кошачье шипение, потом злобное урчание, потом кошачий крик, похлеще мартовских завываний. И сразу будто кто-то вскрикнул и крепкое слово вставил.
— Чего это у тебя? – насторожилась Лидия. А когда голос человеческий услышала, в лице изменилась. – Паша! – Крикнула она и половик убрала, стала крышку поднимать.
— Нет тут твоего Паши! – Катерина попыталась оттащить ее, но снова в подполье урчание и крик.
Тут уже сама Катерина испугалась, переглянулись они с Лидией, и хозяйка сама крышку открыла. А там — исцарапанный Паша, согнувшись, пытается снять рассвирепевшего кота, который вцепился ему в спину.
Так вместе с котом и выбрался из подполья, а Катерина сняла Лёву и заперла в другой комнате.
— А-аа, вон оно что… вот кого ты прячешь… а я думаю, чего это она ведро картошки пожалела…
— Лида, я случайно, я сам хотел картошки набрать, — оправдывался исцарапанный Павел. Но Лидия от души огрела мужа, а потом кинулась на Катерину.
***
— Послушайте, гражданка Зябликова, не в кровати же вы своего мужа застукали, а в подполье… может он, и в самом деле, картошки набрать хотел… вы хоть понимаете, что за нападение на хозяйку дома вас осудить могут?
Следователь Фаина Федоровна пыталась чисто по-женски образумить Лидию Зябликову. Но та упрямо твердила: — Пусть осудят, так мне и надо.
Оставив в покое Зябликову, снова вызвала пострадавшую Катерину Крутову. – Катерина Ивановна, синяки уже сошли, сами вы себя чувствуете хорошо… неужели обязательно до суда доводить? Бытовое дело… курам на смех…
— Вам может и смешно, а я свое честное имя хочу отстоять. Была бы виновата, не написала бы заявление. А я не виновата! А люди, что думают? Что Пашка ко мне похаживает… а не было такого, я чужое не беру. В общем, пусть суд, я за свои слова отвечаю.
Фаина Федоровна вздохнула и оставила всё без изменений.
На суде Катерина вновь рассказала всё, как есть. Как ворвался Павел, как просил спрятать от жены, как сам полез в подполье, как кот его поцарапал, как Лидия внешний вид ей испортила и так далее.
Лидия, еще больше осунувшись и похудев, слушала, опустив голову и ни на кого не смотрела. Был здесь и Павел, оправдывался, заикаясь, всё про картошку рассказывал, вроде как на семена хотел картошки набрать у Катерины, вот и полез туда, а Лидия не поняла.
Тут Лидкина мать вдруг разрыдалась на весь зал: — Посадят же… пропала Лида, пропала…
Катерина и сама, наблюдая за Лидией, не рада была, что до суда дошло. Синяк-то давно сошел, да и Катерина успела тогда тоже ответить… В общем испугалась она… теперь уже не за себя, а за Лидию, стала просить за нее: — Не надо её в тюрьму, полюбовно решим…
— Успокойтесь, что вы тут устраиваете балаган, — остановила судья.
Катерина расплакалась, сказала, что претензий не имеет, что поспешила и что хотела всего лишь доказать всем, что с Пашкой у нее ничего не было и быть не могло.
В общем, дали Лидии год условно.
***
Тихо кругом, только вёдра позвякивают. К Катерине дочь с зятем приехали, помогают в огороде. – Ну вот, еще и картошка осталась, вы в дом идите, отдыхайте, — говорит она детям, — а я недолго, отнесу вот…
Она взяла ведро картошки – хорошей, отборной — и пошла на соседнюю улицу.
Впервые после суда придется увидеть Лидию. Сначала думала, не пустит она ее. Но Лидия была дома и сразу распахнула калитку, молча отступила. Катерина поставила ведро. – Вот, картошка моя… хорошая… на семена. Ты вроде еще не начинала, так самый раз будет.
Лида кивнула и позвала в дом.
— Лид, ты прости меня, что до суда довела…
— Это ты меня прости, что накинулась на тебя. И спасибо тебе.
— За что? – Катерина опешила от такого признания.
— Если бы не этот суд, так и держалась бы я за Пашку, бегала бы за ним по дворам, караулила его… устала я, Катя, устала… всё, разводимся.
— Да ты что? – ахнула Катерина. – Ты же его так любишь…
— Любила… а теперь всё.
— Слушай, Лида, ты это… только насчет «покрепче» не начинай….
— Не начну. Дочка приезжала, поддерживает меня, говорит, что правильно сделала, хватит за него держаться…
— Ой, как же так, — Катерина расплакалась.
Лидия поставила чай, попросила Катерину остаться и позвала к столу. – А картошку я твою возьму, вкусная она у тебя… и ведь самое обидно, знала я, что Зойка Сурина с Пашкой крутит, но занесло меня к тебе. И ведь с этой Зойки, как с гуся вода, её вообще будто не касается, а мы с тобой пострадали… ну да ладно, раз я плохая была, пусть с Зойкой поживет, может поймет… потом.
— Ты чё, Лида, обратно его хочешь принять?
— Что ты?! Я только дышать начала: не надо его искать, не надо думать, где он и с кем он… меня ведь, знаешь, как звали… собственница… А я и правда, люблю, чтобы всё свое было… а разве это плохо? Вот и Пашу делить ни с кем не хочу. Пусть идет, куда хочет.
***
Под осень Катерина занялась забором, вызвала из райцентра бригаду, показала на забор с соседями и попросила: — Вот тут – новый и повыше, чтобы ни один … не перепрыгнул.
В общем, забор этот как раз с соседкой Зоей Суриной был, его и обновили. И вообще, не хотела Катерина с Зоей встречаться, а с Пашей – тем более. А вот Лидию всегда в гости приглашать стала, всегда ей рада.
Кота Лёву сразу простила. Он, оказывается, свою территорию тогда в подполье защищал и смело кинулся на Пашу, вцепившись в него. Как говорится: «чужие тут ходить не должны».
