— Серафима Аркадьевна, как вы думаете, мне подходит это платье? — спросила Варя, крутясь перед зеркалом в новом вечернем платье и поправляя воланы. Она прибежала к пожилой женщине, живущей в соседнем доме, специально, чтобы похвалиться. Та надела очки, медленно поднялась с кресла и подошла к девушке:
— Варвара, а не слишком ли вызывающе?
Варя рассмеялась и обняла Серафиму Аркадьевну. Старушке вот-вот исполнится восемьдесят, а она во всем еще видит разврат и вызов.
— Родненькая моя, ну вы что? Оно же закрытое! Да и что мне показывать, я же, как гладильная доска, плоская.
Старушка хрипло рассмеялась и еще раз внимательно осмотрела платье молодой девушки:
— Ну, ты же идешь на вечер, где будут сплошь военные. А они и в доске могут разглядеть женщину мечты, а потом не отстанут. Я-то их, подлецов, знаю. Они те еще ходоки.
Варя весело расхохоталась:
— Серафима Аркадьевна, а расскажите про своих военных! В ваше время они, может быть, другими были? Сейчас все мужики трусливые, что военные, что врачи, что сыщики. Подойти к женщине и познакомиться первым — это для них целый подвиг.
Пожила соседка вернулась в свое кресло и удивленно приподняла брови:
— Неужели? Что может помешать мужчине сделать шаг к женщине, которая ему нравится? Трусость? Ну это уже совсем… Мой Ромочка в свое время рвал зубами все преграды на пути ко мне.
Варя присела на ручку кресла, в котором сидела Серафима Аркадьевна, и приобняла соседку:
— Почему же он тогда вас оставил? Да еще с ребенком на руках?
— Это длинная и неприятная история, — отмахнулась Серафима и дотронулась до ткани, из которой было сшито платье Варвары, — какое воздушное, как и ты сама! Сегодня не тот вечер, в который надо вспоминать о грустном. Собирайся на мероприятие, а то опоздаешь.
Варя подскочила с кресла и покружилась посреди комнаты:
— Ну и пусть! Пускай ждут и переживают, что не приду!
Она так заливисто смеялась, что за ней начала хихикать и Серафима Аркадьевна, а потом похлопала в ладоши, любуясь красивой и молодой девушкой — ведь когда-то и она сама была такой: легкой, ничем не обремененной и полной надежд и иллюзий. Как быстро прошло время!
***
Варвара чмокнула соседку в щеку и убежала в свой дом. Она собиралась на новогодний вечер, на который давно присматривала платье в универмаге, но никак не решалась приобрести. Оно стоило огромных денег, но премия к Новому году спасла положение, и Варя, закрыв глаза на сумму, отважилась и купила его. Перед этим она заходила в магазин раз пять, примеряла его и сомневалась о том, будет ли оно идеально смотреться на ее неидеальной фигуре. Но потом решительно купила — должны же мечты сбываться!
Варя жила в небольшом домике рядом с военным городком, в котором работала медсестрой. Через ее маленький фельдшерский пункт ежедневно проходили десятки мужчин. Красивых, холостых, заинтересованных. Но девушка почему-то совершенно не гналась за мужским вниманием, словно и не нужен ей был муж или семья.
Она выросла в обществе бабушки. Мать Вари рано умерла от тяжелой болезни, отец еще раньше исчез из их жизни, пытаясь обрести счастье в новой семье. Варя осталась с бабушкой, она любила ее, ухаживала за ней и впитывала каждое ее слово. Когда-то судьба закинула бабушку с мужем-военным в небольшой городок, в котором жили исключительно те, кто был связан с военной службой, а после смерти мужа она так и осталась в городке с маленькой дочерью и сыном.
Сын уехал из города, потому что карьера военного была ему не интересна, а женщин в городе было слишком мало для того, чтобы построить личную жизнь. Уехав в другой город, он удачно женился, и жил с семьей много лет отдельно. А Варя осталась с бабушкой, которая, хоть и часто вспоминала сына, но честно признавалась в том, что ближе внучки Вареньки нет у нее никого. И, когда сын с детьми и женой приезжали к ней, она все равно все свое внимание и заботу проявляла только в отношении своей горячо любимой старшей внучки.
Это обижало сына, поэтому он приезжал все реже и реже, а потом и вовсе стал постоянно находить причины, по которым навещать мать не мог. Бабушка умерла, когда Варе было двадцать лет, и для девушки эта потеря была самой огромной за всю ее такую непродолжительную жизнь. Мама умерла, когда Варя была еще ребенком, она не осознавала всю тяжесть пустоты и тоски по дорогому человеку, ушедшему навсегда. И тогда была бабушка, она окутала Варю теплом и заботой, сгладив все трудности, связанные с утратой матери.
А теперь Варвара осталась одна, не привыкнув жить сама по себе, при жизни бабушки всегда слушавшая ее рассказы, советы и мудрости. Но она познакомилась Серафимой Аркадьевной, жившей в соседнем домике, одинокой и нуждавшейся в помощи. Никого не было у Серафимы, кроме сына, который давно уехал в столицу, жил там и работал. Семью только не получалось у него создать, и эта мысль очень печалила старушку-мать, так и не повидавшую на своем веку внуков, хотя возраст позволял уже иметь правнуков.
Варвара помнила сына Серафимы Аркадьевны, когда-то даже была в него влюблена, несмотря на то что Герман был старше девушки на пятнадцать лет. Сейчас ему было уже сорок пять, а самой Варваре — тридцать, время поджимало обоих, но никто из них почему-то не стремился создавать семью. . .
Варя впервые увидела Германа, когда ей было десять лет. До этого, конечно, она тоже его видела, но не осознавала, что этот мальчик — сын соседки. Ей было всего три года, когда Герман уже уехал учиться в столицу, оставив мать, а потом и вовсе осел там, пытаясь построить семью за семьей. Но не получилось у него найти счастья в личной жизни, детей он не имел, а к матери приезжал очень редко. Но эти редкие приезды были для Варвары настоящим праздником.
Еще тогда, в свои десять лет, впервые увидев двадцатипятилетнего молодого и красивого парня, девочка поняла, что только он сможет стать ее второй половинкой. Она грезила о нем, тяжело переживала, когда он навещал мать с очередной женой, ревновала и даже не приходила в гости к соседке, которая тогда уже активно общалась с бабушкой Вари.
— Столичная жизнь совсем засосала моего Германа, — вздыхала Серафима Аркадьевна, — он теперь стал другим. Раньше он был очень близок со мной, делился новостями, мыслями, рассуждениями, брал совета. А теперь какая от меня польза ему? Старая развалина, от которой проблем больше, чем хорошего.
— Не говорите так, — Варя осуждающе выставляла руку, не понимая, делает она это в защиту Германа или же ей обидно, что человек, которого она любила, может относиться так к матери, — он любит вас! Просто мужчины относятся к чувствам и отношениям иначе, чем мы, женщины. Поэтому девочки становятся ближе к мамам, а мальчики — к своим женам.
— Так если бы у него была жена! — говорила соседка. — Нет ведь никого. То одна жена — старше на десять лет, то вторая — бесплодная и гулящая, то третья — та вообще лимитчица, желавшая только прописку получить.
От этих слов Варе становилось одновременно и грустно, и радостно. Тот факт, что Герман так и не остался ни с одной из своих жен, давал девушке надежду на то, что когда-нибудь она сможет занять в его сердце хоть какое-то место. Но, с другой стороны, такая неустроенность сына очень расстраивала его мать, а расстройства никогда не шли на пользу здоровью пожилого человека.
Варя помнила тот день, когда Герман приехал к матери один. Он к тому времени расстался с третьей женой, тяжело переживал, взял отпуск и задержался у матери на две недели. Варя продолжала навещать Серафиму Аркадьевну, проводила вечера у нее дома, и они начали по-настоящему общаться с Германом, с которым до этого только перекидывались парой соседских нейтральных слов.
— Перестань мне «выкать», — строго сказал ей Герман в один из дней, когда они вместе стояли на кухне в доме Серафимы. Варя мыла посуду, а он вытирал ее, принимая из рук девушки, — я чувствую себя стариком, когда ты обращаешься ко мне на «вы».
Варя покраснела, потому что она хотела выглядеть в глазах Германа только приносящей радость и позитив, а получилось, что он думает о себе как о старике в ее глазах.
— Я вовсе так не думаю, Герман, — тихо ответила она, — я вообще всегда относилась к вам… то есть, к тебе, с теплотой.
На кухне было темно, и Варя радовалась, что он не видит, как она дрожит и краснеет при мысли о том, что он находится рядом.
— Я тоже к тебе всегда хорошо относился, — отозвался Герман, — ты хорошая. Спасибо тебе за то, что ты так помогаешь матери, поддерживаешь ее.
— Я буду это делать всегда, поэтому не переживай из-за нее, — Варя ответила, слегка откашлявшись, потому что от волнения у нее перехватило дыхание, — я буду любить ее, как родную бабушку. Буду рядом.
— А у тебя есть кто-нибудь? — неожиданно спросил Герман, и девушка чуть не выронила из рук тарелку.
— Нет, — пролепетала Варя, которая к тому моменту вообще никогда и ни с кем не была близка. Ей было уже двадцать три, но никогда у нее не было связи с мужчиной. Ведь она помнила от бабушки о том, что близость с мужчиной должна происходить только по любви, а Варя всю жизнь любила только его, Германа.
Герман взял ее за руки, выложив из них очередную тарелку. Он приложил влажные руки Вари к своим губам, и сердце девушки затрепыхалось в груди от счастья и сладкого волнения.
— Я провожу тебя сегодня? — спросил он, и Варя поняла, что в эту ночь он останется с ней.
***
Он уехал через несколько дней, оставив в памяти Вари только светлые и теплые воспоминания. Герман ничего не обещал, не клялся в любви и не звал ее с собой. Он просто стал ее первым мужчиной, которого Варя еще больше полюбила после этих нескольких совместных ночей.
Серафима Аркадьевна догадывалась об их отношениях, но ничего не говорила вслух. Один только раз, сразу после отъезда сына, она внимательно посмотрела на Варю и покачала головой:
— Не совершила ли ты ошибку, девочка моя? Он ведь совершенно не умеет любить.
Варя тогда только улыбнулась:
— Я могу любить за нас двоих, настолько сильно мое чувство
На новогоднем вечере Варя была настоящей звездой. Ее обсуждали жены офицеров, шушукались за ее спиной и завидовали ее молодости и красоте. Ни одного танца она не оставалась в одиночестве: всегда находился кавалер, готовы пригласить ее, и таких желающих было огромное количество. Варя не придавала значения ни слухам, ни словам военных мужчин, которые, пользуясь случаем, шептали ей на ухо разные предложения и намеки. Варя громко смеялась, все это было для нее поводом для забавы, не больше.
А на следующий день она узнала от Серафимы Аркадьевны о том, что на Новый год приедет ее сын. Варвара, готовая прыгать от счастья до потолка, тут же была отрезвлена следующей фразой соседки:
— С женщиной приедет. С женой новой.
Земля как будто разверзлась под ногами Вари. Каждый приезд Германа был для нее поводом для больших надежд. Она принимала его у себя, ждала от него каких-то слов, но он молчал. Все оставалось на своих местах, как повелось еще несколько лет назад: он ничего не обещает, а она ни о чем не просит. Это негласное правило было установлено между ними и никогда не нарушалось.
— Наверное, тогда я пойду в гости к подруге, — Варя сказала соседке безрадостным голосом, — не буду мешать вашему семейному празднику.
Серафима Аркадьевна тут же яростно замотала головой:
— Не вздумай! Ты мне как родная дочь, точнее, внучка. Никуда ты не пойдешь, а останешься с нами, и плевать на очередную мадам из столицы.
Герман и вправду приехал с женой. Ей оказалась молодая, едва ли не моложе самой Вари девушка со светлыми волосами и такими же светлыми, почти прозрачными, глазами. Она была вежлива, приятна, а Герман не сводил с нее глаз. Варя нервничала, а Серафима Аркадьевна чувствовала, что за праздничным столом все время повисает неловкая пауза.
***
После отъезда Германа Варе было грустно, тоскливо, по вечерам она пропадала у соседки, они вместе рукодельничали, но больше не возвращались к теме Германа и его жены.
А потом, ближе к весне, Герман вдруг приехал один и без предупреждения. Он был чем-то раздосадован, грустен, и в первую же ночь оказался у Вари. Она радостно приняла его, не задавала лишних вопросов, а просто радовалась тому, что любимый был снова с ней. За окном уже таял снег, было тепло по-весеннему, и в сердце Вари тоже словно оттаивало после долгих заморозков.
— Я люблю тебя, — сказала она, обнимая Германа и шепча ему слова на ухо.
Он будто отпрянул:
— Не говори таких слов!
— Но почему? — Варя искренне была удивлена. — Зачем молчать о чувствах?
— Потому что это выдумка, фантазия. Как и наши отношения. Просто временная сказка, в которую я попадаю, приезжая в этот город.
— То есть, ты сюда приезжаешь, чтобы открыть свою книжку сказок? — переспросила Варя.
— Не совсем. Просто нигде мне не бывает так волшебно и сказочно легко! Ты не задаешь вопросов, не говоришь о чувствах. Это просто идеальные отношения, которым в реальном мире не выжить ни дня.
Эти слова отрезвили Варю, которая все еще надеялась на их совместное будущее. А, оказывается, будущего не будет, потому что сказка всегда заканчивается, а обычные люди не живут в сказках, а только в реальной жизни.
Она больше не ждала Германа, а когда он пришел к ней в ночь перед отъездом, девушка не впустила его.
— Что не так? — удивился Герман.
— Сказка закончилась, Герман. Я больше не героиня твоих фантазий. Пусть ею будет другая. А я — реальная женщина, я настоящий живой человек с чувствами. Если ты не хочешь этого признать, то лучше не приходи.
***
Герман уехал. А через три недели Варя узнала о том, что ждет от него ребенка. И скрывать этого не стала только от Серафимы Аркадьевны.
— Что же, — сказала соседка, — Варенька, девочка моя, Герман не изменится, ты понимаешь… Он снова со своей Милой, они помирились, и семейная жизнь затягивает моего сына в омут с головой. Не нужно ему говорить о ребенке. Он не будет знать. Просто прими для себя решение — сможешь ли ты растить сына в одиночку? Когда-то я сама принимала такое решение.
— Вы? — Варя непонимающе посмотрела на соседку.
— Да, милая моя, я же говорила тебе, что у меня была грустная история, — Серафима Аркадьевна вздохнула. — Ожидая сына, я уже знала, что не смогу растить его с Романом. Это был мой грех, моя ошибка, но, если бы я тогда не родила, то не было бы у меня сейчас ни детей, ни надежды на внуков.
— Я не понимаю, — Варя присела на колени рядом с соседкой, взяла ее сухие руки в свои, — Герман не был сыном Романа?
Серафима Аркадьевна покачала головой:
— Нет. Не могла я родить от Ромочки. Я это поняла поздно, потому что первая моя дочка родилась еще до того, как я вышла за него замуж, а, прожив с любимым мужем больше десяти лет, я поняла, что не могу родить из-за него. Я же понимала, что могу иметь детей! А он не понимал, что проблема в нем. Я родила Германа от другого, но тут же сказал мужу правду. Не хотела я жить во лжи, а когда узнала, что жду ребенка от другого мужчины, испугалась. Передо мной стоял выбор: или сказать правду и разрушить брак, или не рожать этого ребенка и брак сохранить.
— И вы выбрали первое, — сделала вывод Варя, — и Роман ушел…
— Конечно, он же был гордым, несмотря на любовь ко мне. Это был его единственный недостаток — слишком большая гордость, из-за которого он впоследствии и умер в одиночестве, не сумев примириться с моей изменой и ее последствиями.
— Я буду рожать, — уверенно сказала Варя, — и пусть Герман ничего не знает. Может быть, в этот раз у него получится настоящая семья. А если скажу, я ее разрушу. Со мной все равно у него только несбыточная сказка.
***
А через полгода, когда Варя уже ходила с большим животом, Серафима Аркадьевна протянула девушке два конверта.
— Что это? — удивилась Варвара, принимая конверты из рук соседки.
— В одном — дарственная на дом, в другом — письмо Герману, которое ты отдашь ему после моей смерти.
Варя ужаснулась:
— Какая дарственная? Какая смерть?
— Замолчи и слушай, — соседка была строга, почти сурова, — ты носишь моего внука, и я просто обязана побыть для него хорошей бабкой. Не знаю, доживу ли я до его рождения, увижу ли, подержу ли на руках. Сын мой — человек трусливый и мелочный. Я дарю тебе свой дом. Не завещание пишу, потому что так буду думать, что ты смерти моей ждать будешь. Дом теперь твой и твоего ребенка. После моей смерти можешь продать его, а можешь сжечь. А письмо передай Герману, не читай его! Пообещай, что все сделаешь, как я сказала.
Варя кивнула, сглатывая накатывавшие слезы. Примерно таким же голосом говорила с ней ее родная бабушка перед смертью, когда сама Варя даже не догадывалась о том, что старушки скоро не станет.
В декабре Варя родила сына, которого Серафима Аркадьевна успела и увидеть, и подержать на руках, а буквально через месяц, в конце января, ее не стало. Она просто уснула и больше не проснулась.
Варя сразу же позвонила Герману и сообщила ему новость. А еще сказала, что мать оставила ему письмо. Герман был расстроен и озадачен:
— Похороните ее сами, — сказал он Варе, — я сейчас не смогу приехать. У меня важное мероприятия на работе, а Мила тяжело переносит беременность.
Варя бросила трубку, думая о том, насколько противен ей Герман. Как же долго она ошибалась в нем, любя такого равнодушного человека! Даже собственная мать признавала тот факт, что ее сын был мелочным и трусливым. Так и оказалось
***.
Герман приехал через семь месяцев. Он по старинке вошел в дом матери и увидел в нем… Варю с младенцем на руках. Он был удивлен так сильно, что на минуту потерял дар речи. Встряхнув головой, он подошел ближе. Девушка смотрела на него осуждающе, протягивая конверт с письмом от матери.
— Я приехал наследство оформлять, — пояснил Герман, — дом, землю.
— Этот дом мой, — сухо ответила Варя, качая непоседливого сынишку. Герман посмотрел на ребенка мельком, даже ничего не сказав и не спросив.
— Ты шутишь? Мать не могла так поступить со мной, — он криво улыбнулся, но письмо взял.
— А ты мог так поступить с ней, не приехав на похороны? Как будто и не было ее в твоей жизни! — Варя говорила осуждающим тоном, не испытывая ни капли стыда или сомнения.
— Это мое личное дело с матерью, ты вообще здесь никто, — отрезал Герман, резко раскрывая конверт. Пробежав глазами по строчкам, написанным мелким почерком Серафимы Аркадьевны, он усмехнулся:
— Понятно теперь, почему дом тебе оставила. Ты якобы сына мне родила?
Варя вызывающе посмотрела на Германа:
— Это мое личное дело, и тебя не касается.
— Обманула мою мать, чтобы дом загрести? Продуманная, такая тихая и правильная Варечка. А на деле, щучка зубастая.
Варя с ненавистью посмотрела в лицо некогда любимого человека:
— Это ты привык с такими жить и на таких жениться. А у нас не водятся подобные. Забирай нужные тебе вещи, а где дверь находится, ты знаешь.
Он постучал в ее дом вечером, когда на улице было темно, а Варя уложила сына спать. Герман вошел в ее дом с виноватым лицом.
— Прости, если я обидел тебя, — сказал он, — но я и вправду не верю в то, что этот ребенок — мой.
Варя равнодушно пожала плечами:
— Дело твое, я не буду ни в чем тебя убеждать, нам от тебя ничего не нужно.
— Моя жена ребенка потеряла. Я не уверен в том, что она вообще его ждала. Мы развелись с ней месяц назад.
Варя кивнула, как бы принимая к сведению слова Германа, но никак на них не реагируя.
— Тебе пора, Герман, уходи.
Он посмотрел на Варю с надеждой:
— Неужели сказка и вправду закончилась?
Девушка усмехнулась:
— Это для тебя все было и остается сказкой, а я живу в реальной жизни.
Дверь в дом Вари открылась, вошел молодой человек с большой сумкой. Увидев Германа, он посмотрел на него с удивлением.
— Сын Серафимы приехал за вещами, — пояснила Варя, — Герман. А это мой муж, Николай. Герман уже уходит.
Герман ошарашенно смотрел на молодого человека, который стоял рядом с Варей. Неужели сказка и вправду закончилась? Он не мог поверить в то, что Варя, которая столько лет ждала его, теперь вот так просто выгоняет его.
Но пришлось уйти. Герман долго еще стоял на крыльце и думал о том, что написала в письме его мать: «Ты вместе с Варей потерял единственный шанс на настоящую и крепкую семью. Ты просто дурак, а я надеялась на то, что ты будешь умным».
Герман молча кивнул сам себе. Он — дурак, который за столько лет так и не научился ценить свою единственную настоящую женщину, которая любила его и ждала. А теперь все сломано, и надежды на чудо нет. Потому что сказки в реальной жизни не бывает.
