— Мама, она все-таки ушла… Улетела моя птичка-синичка…
Алексей осторожно передал матери сонного сына и сел прямо на пол в прихожей. Хотелось заорать, высказав судьбе все то, что наболело за прошедший год, а потом уткнуться в подушку, потереться носом о вышивку, сделанную на наволочке мамиными руками, и уснуть, надеясь на то, что утром все как-то уладится.
В родительском доме все было как обычно. Тепло, тихо, спокойно… Немного пахло сдобой и чабрецом, вились у ног любопытствующие коты, не понимающие, почему хозяйка плачет, да отсчитывали время фамильные ходики. Кукушку из них Алексей в детстве пытался похитить несколько раз, но мать всякий раз возвращала птичку на место, объясняя сыну:
— Дом у нее в часах. Зачем ты ее оттуда забрать пытаешься? Дома всякому хорошо. Не дома – плохо.
Алексей сидел, словно оцепенев, и слушал, как суетится мать, раздевая и укладывая хныкающего Антошку, и как ворчит добродушно отец, помогавший ей. Мысли путались, усталость, копившаяся так долго, дала о себе знать, и Алексей, сграбастав одного из котов, уткнулся носом в пушистый бок.
— Что ты уселся тут, как сирота казанская? – выйдя в коридор, тронул Алексея за плечо отец. – Спать ступай! Мать постелила тебе. Завтра поговорим.
— Пап…
— Не надо, Лёша. Не сейчас! – отец протянул Алексею руку, помогая подняться на ноги. – Утро вечера мудренее. Спать, я сказал!
И снова вспомнилось детство. Разбитое новым мячом окно соседки, ее бесконечный, как казалось тогда, огород, который в наказание за шалость велел прополоть отец, и его добродушное:
— Так-то, сын! За свои поступки мужчина всегда должен нести ответственность.
— А женщина?
— И женщина. Только, ты за собой смотри. И свое правь. А чужое – это не твоего ума дело. Если у человека совесть есть, то он сам все поймет и исправит. А если нет… Свою голову ты ему не приставишь. За себя отвечай. Понял?
— Да, пап…
Небольшая уютная комната, которая до сих пор была «Лёшкиной», ничуть не изменилась с последнего визита Алексея. Все здесь словно ждало возвращения хозяина.
Все та же узкая кровать, потертый коврик на полу, полка с любимыми книгами, которые мама ревностно хранила и не позволила забрать соседским ребятишкам, которых привечала. И плюшевый одноглазый заяц, которого Алексей не стеснялся таскать с собой везде, где только судьба не водила. В армии, на вахтах, в отпуске – везде заяц, подаренный когда-то родителями годовалому Лёше, был рядом.
Только в новую свою жизнь, семейную, Алексей зайца забрать не смог. Жена не позволила.
— Зачем тебе этот хлам?! Пусть у родителей остается. Что ты, маленький, что ли? Почему таскаешь игрушку с собой? Будь уже мужиком!
Теперь же можно было не стесняться старого плюшевого друга, и Алексей хмыкнул, пристраивая зайца рядом с подушкой.
Мужиком рядом с Лизой было быть сложно.
— Катька со своим в Таиланд намылились. А мы дальше Геленджика нигде не бывали! Нормальный мужик давно бы на хороший отдых заработал!
— Лиза, ты хотела дом. Мы его строим. Закончим стройку – будем ездить отдыхать. Пока не получается иначе.
— Ой, да перестань ты оправдания искать! Бесишь! Когда рожу, вообще ничего себе позволять не будем?! Нет, Лёшенька, до мужика тебе пока расти и расти!
Алексей молчал в ответ. Не хотел расстраивать жену, которая носила ребенка. Ее ведь тоже понять можно было. Что она видела в своей жизни, кроме отца, единственной радостью которого было опохмелиться с утра, да хозяйства, которое вынуждена была держать мать, чтобы прокормить большую семью. Помимо Лизаветы в семье росли еще две девчонки. И всех нужно одеть-обуть, хоть чему-то да выучить и дать дорогу в жизнь. А как это сделать, если ни помощи, ни поддержки? Вот и приходится самой спину гнуть и девчонок просить о помощи. Без этого никак.
С тещей у Алексея отношения сложились хорошие.
— Ты, Лёша, не серчай на Лизу. Она жить хочет хорошо. Лучше, чем мы с отцом жили… Что в этом плохого?
— Ничего. Я понимаю.
— Она пока не видит, как ей с тобой повезло… Не понимает… Но пройдет время и глаза у нее откроются. Примеров хороших у нее в жизни не было. Отец… Что отец… Я его любила, потому и жила с ним. И только сейчас понимаю, какую ошибку сделала, позволив девчатам видеть нашу жизнь…
Тещу Алексей жалел. И жену жалел.
А как иначе? Он же помнил ту девчонку, хохочущую в голос у дверей клуба перед дискотекой, которая глянула на него мимоходом, но не сумела скрыть ни страха, который таился во взгляде, ни стеснительности. Опустила глаза. Потеребила рукав кофточки, а потом уставилась на Алексея в упор, разглядывая.
— Ты кто?
— Не помнишь меня?
— Соколов? Лёшка?
— Узнала…
— Буду я еще всякого помнить! Каким ветром занесло в наши края? Ты же вроде в городе живешь?
— Жил. К родителям вернулся. Дома лучше.
— Ясно. Ну, ты как от маминой юбки отцепишься – приходи. Потанцуем.
Что так зацепило его тогда? Ее взгляд, в котором отчетливо виден был страх и неуверенность, или же дерзкие речи?
Не ответил бы Алексей, даже спроси его кто-то об этом. Теперь ему казалось, что уже в тот день он от всего сердца просто пожалел эту девчонку, похожую на маленькую, растрепанную, но очень задиристую синичку.
Понял ли он тогда, как изголодалась по любви и доброму слову душа Лизы? Нет, наверное. Просто потянулся к неприкаянной, потому, что сам очень хорошо знал, каково это, когда тебя любят.
Алексей в семье был единственным ребенком. Родители его почти пятнадцать лет молили небеса о том, чтобы послано было им это счастье – горластое, крепкое, сильное. И пусть мать Алексея после его рождения детей больше иметь не смогла, ей хватило и того, что дано было, вопреки всем прогнозам врачей.
— Чудо! – улыбнулась принимавшая Алексея акушерка его матери. – Ты хоть понимаешь, какое это чудо?! Ведь всю беременность на сохранении провела! Держи своего богатыря! И не реви, дуреха! Радоваться надо! Хороший какой мальчишка получился. То-то папаша его обрадуется!
Отец не просто обрадовался. Мама рассказывала Алексею, что он чуть ли ни со всем поселком переругался. Слишком многие хотели выпить с ним, считая, что только так можно разделить ту радость, которая пришла в его дом. А отец Алексея делать этого не желал. Драил родительский дом, где жил с женой после того, как его отца с матерью не стало, стирал и гладил пеленки, за которыми ездил в город, так как до рождения ребенка решили ничего не покупать, и готовился встречать сына. Стакану в этой череде хлопот места не было, что стало причиной обиды соседей и односельчан, которые сочли эту оду трезвости излишней.
Как это так?! Пяточки малышу не обмыть?! Разве это отец?!
Но родителям Алексея не было дела до того, о чем судачат на улицах поселка. Они до краев полны были радостью, которая жила теперь в их доме. Каждый шаг сына, каждое новое слово, они встречали с восторгом, но при этом старались Лёшу сильно не баловать. Считали, что умеренная строгость в воспитании парня – дело хорошее, и отказываться от нее не стоит.
Алексей рос сорванцом, но всегда знал, что за поступки придется отвечать по всей строгости. Может быть поэтому первый поцелуй с Лизой стал для него и подарком, и ответственностью.
Нельзя обижать девчонку. Да еще такую, которая в любовь не верит.
— Чушь все это, Лёшенька! Чушь и блажь! Неужели ты веришь во все эти уси-пуси?! Фу! Противно! Люди живут вместе, потому, что так удобно. Потому, что проще так, понимаешь? А любовь придумали те, кому все дается легко в этой жизни. Они же проблем настоящих не видали! Не то, что мы. Хотя… Что это я? Какие мы? Ведь, тебя мама с папой до сих пор нянчат! А мне никто никогда не помогал!
— Лиза, а как же твоя мама? Разве мало она тебе помогает?
— Ой, помощи с нее! С козла молока и того больше! Хотела бы она мне по-настоящему хорошей жизни – отца выгнала бы взашей еще тогда, когда я маленькой была! И сестер мне не нарожала бы, и деньги тратила бы на себя да на нас с девчонками, а не отцову выпивку! Не хотела она нас сиротить! Благодетельница! А то, что мы, кроме его пьяных выходок в жизни ничего и не видали, ее не волновало! Скажешь, любит она меня?! Да куда там! Только себя и любила всегда! А больше никого! Все люди, Лёшенька, по природе своей эгоисты. Никому и ни до кого дела нет! Все только свою выгоду от жизни этой ищут. Будет она – и семья будет. А, нет? На нет и суда нет! Замуж меня зовешь? Пойду. Если пообещаешь мне, что мы и дня не будем жить с твоими родителями, а уедем в город. И дом ты для меня построишь. Большой! Такой, чтобы все мне завидовали и говорили, что у меня муж – мужик настоящий, а не кисель молочный! Хочу, чтобы у меня было не хуже, чем у других!
Алексей слушал Елизавету, и поражался той боли, которая жила в этой хрупкой девчонке. Ему хотелось отогреть ее хоть немного. Дать понять, что есть другая жизнь. Та, в которой близким людям можно доверять, а кому-то до тебя есть дело. И не формально, по факту рождения, а по-настоящему.
Вот только для Лизы все его старания были пустой тратой времени.
— Достала меня твоя мать. Что она затеялась таскаться ко мне с банками своими?! Пусть дома сидит! – Лиза, лежавшая на сохранении так же, как когда-то мать Алексея, злилась. – Нас отлично здесь кормят! А вот эти ее домашние котлетки все равно в мусорку летят. Не буду я их есть! Так ей и передай! Пусть не утруждает себя готовкой.
Разумеется, Алексей матери этих слов не передавал. Но та и сама догадывалась, что не все ладно между молодыми, видя, насколько расстроенным приезжает сын из города.
— Не хочет Лиза, чтобы я ее навещала, сынок? – мать обнимала за плечи поникшего Алексея, который отодвигал от себя тарелку с любимым грибным супом, съев от силы пару ложек, да и то, чтобы не обижать. – Молчи! Ничего мне не говори! Я завтра бульон сварю и курицу запеку в духовке. А ты отвезешь Лизе, и скажешь, что сам готовил. Она знает, что ты у меня на кухню заглядываешь не только затем, чтобы воды попить. Поэтому, не удивится. А ей питаться нужно хорошо сейчас. И не только ради ребенка. На нее же без слез не глянешь! Кожа да кости! Так похудела, что одни глазищи торчат! Аж, страшно! Жалеть тебе жену надо, Алёша!
— Жалею, мам… Я же люблю ее…
А потом родился Антон и все полетело в тартарары. Лиза словно с цепи сорвалась.
— Ты ничего не можешь! Дом не готов! С сыном я одна должна возиться, пока ты по вахтам мотаешься! Родители твои помогать не желают!
— Лиза, не кричи! Антошку разбудишь. Ты же сама от помощи родителей отказалась, когда мама тебе ее предлагала. Говорила ей, что ты не безрукая и сама с ребенком справиться в состоянии? Не так было?
— Ты меня упрекаешь сейчас?! Совсем уже?! То есть, по-твоему, это я во всем виновата?!
Лиза ревела, Антон ей вторил, а Алексей просто хватался за голову. Он и рад был бы помочь жене, но полная противоречий натура Лизы рвалась на волю, сама того не понимая, и ему оставалось только ждать, когда гонор уступит свои позиции здравому смыслу.
Но ожидание это затягивалось.
И в один совсем не прекрасный день, когда Антону исполнилось уже полтора года, Алексей проснулся утром и не сразу понял, что происходит. В кроватке танцевал Антошка, а в квартире было тихо.
— Лиза! – позвал жену Алексей, уже догадываясь, что ему никто не ответит.
Антошка, увидев, как папа хмурится, скуксился и собрался уже было зареветь, но Алексей, вытащив сына из кроватки, прижал его к себе:
— Мы мужики с тобой или как, Антон Алексеевич? Реветь – это больше девчатам подходяще. А мы с тобой… Кашу пойдем варить! Вот что! А потом к бабушке с дедом поедем. Они давно тебя просили привезти. Вот и навестим их.
Пока Алексей варил сыну кашу, пока дозванивался до подруг жены, чтобы узнать, куда она пропала, пока выяснял отношения с Лизаветой, которая все-таки ответила на его звонок и поставила мужа в известность, что он перешел в разряд бывших, а у нее теперь новая, совсем иная, жизнь, прошло немало времени. И к родителям Алексей добрался только ближе к вечеру. Уставший, голодный, и вымотанный настолько, что сил объясняться у него просто не было.
Впрочем, никто от него этого и не требовал. Он слышал, как мама поет колыбельную Антошке, ту самую, которую пела и ему самому когда-то в далеком детстве. И от этого было так тоскливо и хорошо, что Алексей невольно шмыгнул носом, напрочь забыв о том, что мужикам плакать не положено, а потом закрыл глаза, позволив долгожданному сну успокоить душу хотя бы на время.
Утро же оказалось совсем не добрым.
— Лиза звонила, — шепнула мать Алексею, когда он проснулся. – Требовала Антона.
— Зачем он ей? У нее же другие заботы сейчас. Сама сказала вчера.
— Мне-то откуда знать, сынок?! Это ваши дела. Сами и разбирайтесь. Только… Антошка плакал ночью. Во сне плакал, Лёша. Неспокойно ему, значит. Пока вы свои проблемы решаете, ребенок страдает. А это нехорошо. Маленький он очень. Мама ему нужна.
— Как мне его отдать, мам? Лиза сама толком не знает, что и как у нее дальше сложится. Она мне вчера почти час доказывала, что у нее все прекрасно, а потом попросила ключи у соседки оставить, если я соберусь к вам ехать.
— Ты прав. Плохо. Значит, не уверена она ни в чем… И что ты делать думаешь?
— Поеду в город. Попытаюсь встретиться с нею и поговорить по-хорошему. Ты же знаешь, что она не плохая совсем. Просто… Мам, как думаешь, она от меня ушла потому, что ей чего-то не хватало? Я виноват?
— Лёша, я думаю, что оба хороши. Не бывает так, чтобы только один из супругов виноват был в оплошности. Не зря же говорят, что муж да жена – одно целое. Кто прав, кто виноват – какая теперь разница. Уже все случилось. Но есть Антошка. А вы ему не чужие дядя с тетей, а родители! Вот и ведите себя, как взрослые люди! Договаривайтесь как-то. Нужно, чтобы мальчишка смог расти, зная, что у него и мама есть, и папа в наличии. Что бы ни было между вами, сын – ребенок здесь точно ни при чем. Лиза – его мать. Хоть мир перевернется – этого факта уже ничто не изменит. Да и любит она Антона. А то давно бы уже или своей матери отдала, или нам с отцом на воспитание. Так? А она даже помощь принимать отказывалась. Боялась, видимо, что мальчишка к нам потянется. Ревность это, сынок. Материнская слепая ревность. Но если она есть – это в вашей ситуации и хорошо. Может быть, она-то и позволит вам найти общий язык. Понимаешь меня?
— Кажется, да.
— Вот и ступай! И если она попросит сына к ней привезти, чтобы с нами не встречаться, то так и сделай. Нечего лихо будить. Я все-таки надеюсь, что мы сможем с Антоном видеться, даже если вы решите разойтись окончательно.
— Ты что, думаешь, что мы еще сможем быть вместе?! Мам, ты что?! У нее же новая любовь!
— Ой, да какая там любовь! Мать ее сказала, что она к подруге сбежала. Что познакомилась с каким-то в интернете, тот ей песни красивые пел, а потом пропал. А Лизавета твоя решила, что с тобой нужно по-честному. Вот и умелась из дому, решив, что изменила тебе. Так уж это или нет – тебе решать. А только птичка твоя – глупенькая еще совсем. Расти и расти ей!
— Когда ты успела все это узнать?!
— Так, утром! Пока ты спал. Антошка – ранний птенчик! Еще до света меня поднял. Мы с ним и пели, и плясали, и кашу ели, и гулять ходили. Вот пока гуляли – вторую бабушку и встретили. А она нам все рассказала. Поезжай, сын. И по дороге подумай о том, чего ты сам хочешь. Решишь дальше с Лизой жить – мы с отцом примем твой выбор и сделаем вид, что ничего не знали. Решите развестись – поддержим тебя, но имей в виду, что в суд прогуляемся, если Лизавета решит, что мы Антошке посторонние люди. Мы с внуком видеться хотим.
Алексей только кивнул в ответ. А мать, отобрав у него зайца, которого он так и крутил в руках с тех пор, как проснулся, скомандовала:
— Марш на кухню! Сначала завтрак, а потом уже дела амурные! Птенчики вы мои…
Лиза мужа встретила настороженно.
— Я в суд пойду! Сына ты мне вернешь!
— Лиза, а зачем в суд? Ты просто скажи, где живешь. И я привезу Антона. Только, ты уж не обижайся, но посмотрю, чтобы условия были хорошими. Не хочу, чтобы мой сын в чем-то нуждался. Может быть, квартиру тебе снять? Или поживешь в той, которую мы сейчас снимаем? Я оплачу все. Все равно мне скоро на вахту. Живите с Антошкой, а я у родителей перекантуюсь пока. Что скажешь?
Лиза, которая явно готовилась к совершенно иному разговору, даже растерялась.
— Ты! Да как ты можешь! – злые слезы покатились по ее щекам, а кулаки сжались сами собой. – Почему ты такой спокойный?! Да другой бы мужик меня уже жизни учил, а ты улыбаешься! Тебе что, все равно?!
— Нет, — Алексей покачал головой и вздохнул. – Мне не все равно, Лиза. И я вовсе не собираюсь забывать того, что ты натворила.
— А что я натворила?! Что?!
— Ты ушла из дома, оставив сына. Мало? По мне, так и этого более, чем достаточно. Но если ты решила, что я буду жить по тем правилам и порядкам, которые ты видела в своей семье или где-то еще, то ты глубоко заблуждаешься. Меня родители воспитывали совсем иначе. Если в твоей прелестной головушке любовь ассоциируется только с кулаками, то мне искренне жаль, что иного ты не знаешь.
— Какая любовь, Господи?! О чем ты?!
— О том, что я люблю тебя. Вот такую – взбалмошную, нелогичную, глуповатую порой в поступках. Такую, какая ты есть, Лиза. Ты говорила, что любви вовсе не бывает. А я так не думаю. Родители мои всю жизнь друг друга любят. И я хотел, чтобы у меня была такая же семья.
— Не вышло?
— Пока нет. Но у нас есть сын, Лиза. И ты – его мать. От нашей с тобой ругани ему будет плохо. А я этого допустить не могу. Истерики свои оставь для кого другого. Не нужны они. Давай-ка, лучше подумаем, как нам сделать так, чтобы Антошка больше не плакал по ночам.
— А он плакал?! – Лиза подалась вперед, впервые прямо посмотрев в глаза мужу. – Господи, какая же я глупая! Поехали!
— Далеко?
— К Антону! Мама твоя, конечно…
— Родители ничего не знают, — не моргнув и глазом, соврал Алексей. – Я сказал, что мы просто приехали погостить на пару дней.
— Почему ты это сделал? – Лиза опустила голову и голос ее прозвучал так глухо и тихо, что Алексей едва расслышал вопрос.
— Потому, что так надо было. Эх, ты! – Алексей притянул к себе плачущую навзрыд жену. – Птичка-синичка…
А спустя три года в большом новом доме Алексея и Лизы будет новоселье. И его родители помогут накрыть на стол, а потом мать тихонько спросит у Алексея:
— Все хорошо у вас, сынок?
— Грех жаловаться, мам! – приобнимет мать за плечи Алексей. – Правда, Лиза моя что-то тихая больно стала. К добру ли?
— Ох, Лёшка, ну до чего же ты у меня недогадливый все-таки! – мать Алексея обернется, поискав глазами невестку и поманит ее к себе. – Лизавета, ты почему мужу новость не сообщила? Мне доверилась, а ему когда собиралась сказать?
— Ой, мама, ну что вы в самом деле! Сегодня и хотела сюрприз сделать! – улыбнулась Елизавета. – Лёш… Ребенок у нас будет…
Мать Алексея тихонько отойдет в сторонку и переглянется с мужем.
— Как думаешь, успокоится теперь наша синичка?
— Да куда она денется-то, мать? Гнездо-то здесь! – усмехнется отец Алексея и подмигнет жене. – И сдается мне, что теперь она это уже хорошо понимает
