Сестра оформила завещание на себя, лишив младшего брата права на жильё, но всё пошло не по плану

Лариса сидела в кресле, нервно теребя кружевную салфетку. За окном моросил дождь, и серые тучи, казалось, давили на плечи тяжелым грузом. Она в сотый раз прокручивала в голове предстоящий разговор с братом. Документы уже были оформлены – квартира после ухода матери целиком переходила ей.

— Мама, ты правда это сделала? – голос дочери Ольги звучал с легким укором.

— А что такого? – Лариса поджала губы. – Я десять лет ухаживала за больной матерью. Где был Димка все это время? Раз в полгода приезжал на день-два, привозил апельсины и чувствовал себя героем!

Ольга присела на подлокотник материнского кресла:

— Но ведь это и его мама тоже. Он работал в другом городе, не мог часто…

— Не защищай его! – резко оборвала Лариса. – Мог бы и переехать, если б хотел. А теперь что? Я должна делить с ним квартиру после всего, что вынесла? Нет уж!

В прихожей раздался звонок. Лариса вздрогнула – она узнала характерную трель: так звонил только брат. Три коротких, один длинный. Детская привычка, оставшаяся с тех времен, когда они росли здесь вместе.

— Открой, – попросила она дочь. – Я… я пока соберусь с мыслями.

Дмитрий вошел, стряхивая капли с куртки. Он постарел за последний год – морщины стали глубже, волосы совсем седые. Развод и переезд в маленький городок давались нелегко.

— Привет, сестренка! – он попытался улыбнуться, но улыбка вышла натянутой. – Что за срочность? Я примчался, как только смог.

Лариса избегала его взгляда:

— Присядь, разговор серьезный.

Она достала из серванта папку с документами. Руки предательски дрожали.

— Я оформила завещание на квартиру. На себя.

В комнате повисла тяжелая тишина. Было слышно только тиканье старых часов – тех самых, что когда-то отец привез из командировки.

— Что значит «на себя»? – тихо переспросил Дмитрий. – А как же я?

— А что – ты? – Лариса наконец подняла глаза. – Где ты был все эти годы? Кто менял маме памперсы? Кто ночами не спал? Кто таскал её по больницам?

— Я помогал! – Дмитрий резко встал. – Я присылал деньги! Я приезжал!

— Раз в полгода! – Лариса тоже поднялась. – А я жила здесь постоянно! Я положила на это десять лет жизни!

— Да потому что ты сама никого к ней не подпускала! – Дмитрий сжал кулаки. – «Я лучше знаю, как за ней ухаживать», «Не учи меня», «Не мешай» – это же твои слова!

Ольга попыталась вмешаться:

— Давайте без криков…

— А ты вообще молчи! – одновременно бросили брат и сестра, тут же удивленно переглянувшись: настолько одинаково прозвучали их голоса.

Дмитрий тяжело опустился обратно в кресло:

— Лара, ты же помнишь, как мы здесь росли? Как прятались за этим диваном от отцовского ремня? Как ты защищала меня в школе от старшеклассников?

— Вот именно! – подхватила Лариса. – Я всегда тебя защищала! Всегда о тебе заботилась! А ты…

— А я что? – глаза Дмитрия предательски заблестели. – Я уехал строить свою жизнь. Это преступление? Мама сама настояла, чтобы я принял ту работу. «Езжай, – говорила, – не губи карьеру из-за меня».

Лариса отвернулась к окну. За стеклом все так же моросил дождь, размывая очертания старого двора, где они когда-то играли в классики.

— Знаешь, – вдруг тихо сказала она, – когда маме становилось совсем плохо, она звала тебя. «Димочка, сыночек», – шептала в бреду. А я сидела рядом, держала её за руку и чувствовала себя… невидимкой.

— Что? – Дмитрий растерянно моргнул.

— Да-да, – Лариса резко развернулась. – Ты был любимчиком! Всегда! «Димочка то, Димочка это»… А я? Я была просто… функцией. Сиделкой. Машиной по уходу за больными.

Ольга подошла к матери:

— Мама, ты никогда об этом не говорила…

— А зачем? – Лариса горько усмехнулась. – Чтобы все думали, что я завидую младшему брату? Что я такая мелочная? Нет уж! Я просто делала то, что должна была делать. А теперь… теперь я тоже сделаю то, что считаю правильным.

Дмитрий медленно встал:

— Значит, вот как? Месть? За то, что мама любила меня по-своему?

— Называй как хочешь, – Лариса упрямо вздернула подбородок. – Документы уже оформлены.

— Мама бы этого не одобрила, – тихо произнес Дмитрий, направляясь к выходу. – Она хотела, чтобы мы держались вместе.

Эти слова будто ударили Ларису под дых. Она вспомнила, как мать, уже совсем слабая, взяла её за руку и прошептала: «Береги Димку. Он хоть и кажется сильным, но такой ранимый…»

— Дядя Дима, подожди! – Ольга метнулась за ним. – Давайте все обсудим спокойно!

— Нечего обсуждать, – он остановился в дверях. – Твоя мать все решила. Как всегда.

Лариса почувствовала, как внутри поднимается глухое раздражение:

— Да, решила! И знаешь почему? Потому что я устала быть «хорошей»! Устала всем угождать! Где справедливость, а, Дима? Ты жил своей жизнью, а я…

— А ты выбрала эту роль сама! – он резко развернулся. – Я предлагал нанять сиделку, снять квартиру рядом с мамой. Но нет! «Только я знаю, как правильно»!

Ольга переводила взгляд с матери на дядю:

— Знаете, у меня в телефоне есть фотография… Хотите покажу?

Она достала смартфон и открыла галерею. На экране появился снимок: совсем молодые Лариса и Дмитрий, обнявшись, смеются у новогодней елки. На заднем плане – счастливые родители.

— Это последний Новый год, когда мы все были вместе, – прошептала Лариса, и голос её дрогнул.

— Помнишь, как папа перебрал и пытался петь караоке? – неожиданно улыбнулся Дмитрий. – А мама все пыталась его остановить…

— А ты подыгрывал ему на воображаемой гитаре, – Лариса тоже улыбнулась, но тут же спохватилась и снова нахмурилась. – Это все в прошлом.

— Прошлое определяет настоящее, мам, – мягко сказала Ольга. – И, может быть, еще не поздно что-то изменить?

— Нет, Оля, – Лариса покачала головой. – Некоторые вещи изменить уже нельзя. Как нельзя вернуть те годы, что я провела здесь, пока твой дядя…

— Прекрати! – Дмитрий с силой ударил по столу. – Прекрати попрекать меня этим! Думаешь, мне было легко? Каждый раз, уезжая отсюда, я чувствовал себя последним подлецом! Но у меня была семья, работа…

— А теперь нет ни семьи, ни работы, – жестко заметила Лариса. – И ты решил, что можешь претендовать на мамину квартиру?

В комнате повисла тяжелая тишина. Ольга беспомощно смотрела то на мать, то на дядю.

— Знаешь, что самое страшное? – вдруг тихо произнес Дмитрий. – Не то, что ты лишила меня наследства. А то, что ты действительно считаешь меня… никем. Будто все эти годы я не существовал.

— Дима…

— Нет, дай договорить! – он поднял руку. – Я помню каждый свой приезд. Помню, как массировал маме ноги. Как читал ей книги. Как сидел ночами, когда ты валилась с ног от усталости. Да, этого было мало. Да, ты сделала больше. Но я… я любил её не меньше тебя.

Лариса почувствовала, как к горлу подкатывает ком. Она отвернулась к окну, пытаясь сдержать слезы.

— А помнишь, – продолжал Дмитрий, – как мама говорила: «Главное – чтобы вы друг друга не бросали. Вы же родные души»?

— Родные души, – эхом отозвалась Лариса. – А теперь мы кто?

Ольга вдруг встрепенулась:

— Подождите! У меня есть идея. Мам, помнишь, ты говорила про старую шкатулку с письмами? Где она?

— В серванте, наверное, – рассеянно ответила Лариса. – А что?

Ольга бросилась к старому серванту, начала перебирать содержимое полок. Наконец достала потертую деревянную шкатулку с инкрустацией.

— Вот! Я помню, бабушка говорила, что здесь её самые важные письма.

Дмитрий непонимающе нахмурился:

— И что?

— А то, – Ольга открыла шкатулку, – что, может быть, здесь есть ответы.

– Представьте себе: старая, почти прозрачная коробка, дно её усыпано письмами – такими же прожитыми, как и годы, прошедшие с их написания. Ольга медленно перебирает пожелтевшие конверты – некоторые на вид совсем древние, будто из прошлого века, другие, посвежее, пахнут недавними событиями.

Она берёт одно из верхних писем. Чуть дрожащими руками, будто боится спугнуть мысли, разворачивает бумагу.

– Вот, посмотрите! Это… почерк бабушки! – В голосе Ольги негромкая, пронзительная дрожь. Она начинает читать вслух. – «Дорогие мои дети! Если вы читаете это письмо, значит, меня уже нет. Я пишу его потому, что у меня сердце не на месте: знаю я вас, можете поругаться из-за наследства…»

Тишина – как будто воздух в комнате стал гуще, тяжелее. Лариса и Дмитрий невольно напряглись, замерли, словно боятся пропустить ни единого слова.

А Ольга продолжила, взглянув мельком на сестру:

– «Лариса, доченька… – всё так же схематично, но с тайной внутренней теплотой, написано на бумаге. – Знаю, как трудно тебе было. Видела, что ты многое приносила в жертву ради меня. Не раз замечала в твоих глазах усталость… и ту обиду, что таилась где-то глубоко. Но ты ни разу не пожаловалась. Ты сильная, доченька, всегда была такой.

Только… Сила, какими бы мы ни были, не должна стать стеной. Особенно между теми, кто нам дороже всего…»

Да, каждое слово – будто ниточка к сердцу. Каждая строчка – камешек в речку памяти.

Лариса прикрыла глаза рукой.

«Дима, сынок. Ты уехал, но твое сердце всегда оставалось здесь. Я видела твою боль каждый раз, когда ты уезжал. Видела, как ты разрываешься между двумя жизнями. Ты делал что мог, и я благодарна тебе за каждый приезд, за каждый звонок…»

Дмитрий отвернулся к окну, пытаясь скрыть эмоции.

«Дети мои, – голос Ольги дрогнул, – не делите дом, где живет наша память. Не превращайте материнскую любовь в яблоко раздора. Я любила вас обоих одинаково, просто по-разному показывала это…»

«…Лара, ты всегда была моей опорой, моей правой рукой. Дима – моим утешением, моей радостью. Вы дополняли друг друга, как две половинки одного целого. Не разрушайте это единство…»

Ольга перевела дыхание и продолжила:

«Я знаю, что после моего ухода вы можете отдалиться друг от друга. Не делайте этого. Вы – всё, что осталось от нашей семьи. Берегите друг друга…»

Лариса медленно опустилась в кресло. По её щекам текли слезы.

— Дима, – прошептала она. – Я… я не хотела…

Дмитрий подошел к сестре, опустился перед ней на колени:

— Ларка, помнишь, как в детстве ты защищала меня от всех? А теперь защищаешься от меня самого…

— Я устала, – вдруг призналась Лариса. – Устала быть сильной. Устала делать вид, что все могу сама. Знаешь, сколько раз я хотела позвонить тебе ночью? Просто поплакать, пожаловаться… Но не могла. Гордость не позволяла.

— А я боялся звонить, – тихо ответил Дмитрий. – Думал, ты скажешь, что я только мешаю. Что опять делаю что-то не так…

Ольга достала из шкатулки еще один конверт:

— Тут есть второе письмо. От дедушки…

Она развернула листок и начала читать:

«Дорогие мои Лара и Дима! Когда-то давно я учил вас кататься на велосипеде. Помните? Лара падала, но всегда поднималась сама. Дима плакал и просил помощи. Но в итоге вы оба научились. По-разному, но научились. Так и в жизни – каждый идет своим путем. Главное – не забывать, что вы родные…»

Лариса вдруг тихо засмеялась сквозь слезы:

— А помнишь, Димка, как ты свалился с того велосипеда в крапиву? И я потом мазала тебе ноги зеленкой…

— А ты помнишь, как я тайком таскал тебе конфеты в больницу, когда ты сломала руку? – улыбнулся Дмитрий. – Прятал их под подушку…

— И медсестра все время удивлялась, откуда они берутся, – подхватила Лариса. – А мама делала вид, что не замечает…

Ольга молча наблюдала за ними, боясь нарушить момент единения. Впервые за долгое время она видела, как с лица матери исчезло напряжение, а в глазах дяди появился прежний озорной блеск.

— Знаешь, – вдруг серьезно сказал Дмитрий, – я ведь правда каждый день думал о вас с мамой. Просто… я всегда был трусом. Боялся взять на себя ответственность, боялся не справиться…

— А я боялась довериться, – призналась Лариса. – Боялась показать, что мне тяжело. Что я тоже могу быть слабой…

Она встала и подошла к серванту, достала папку с документами:

— Это завещание… Его ведь можно отменить?

— Мама! – радостно воскликнула Ольга.

— Погоди, – остановил сестру Дмитрий. – Давай просто продадим квартиру и разделим деньги. Начнем с чистого листа. Без обид и претензий.

Лариса задумалась:

— А знаешь… это хорошая идея. Только давай часть денег отдадим на благотворительность. В память о маме.

Прошел месяц.

Квартира была продана, деньги поделены. Часть суммы, как и договаривались, перевели в фонд помощи одиноким пожилым людям.

В новой квартире Ларисы, куда она переехала после продажи материнского жилья, собралась вся семья. Ольга накрывала на стол, Дмитрий помогал развешивать старые фотографии на стенах.

— Смотри, Ларка, – он протянул сестре пожелтевший снимок. – Это наш первый день в школе.

— Да, – улыбнулась она. – Ты тогда так боялся идти в первый класс, что спрятался в шкафу.

— А ты меня нашла и сказала: «Не бойся, младший, я с тобой!»

Они переглянулись и рассмеялись. Ольга наблюдала за ними с теплой улыбкой.

— Знаете, – сказала Лариса, расставляя чашки, – мама была права. Главное – не где жить, а с кем оставаться рядом.

Дмитрий кивнул:

— Я теперь каждую неделю буду приезжать. Работу нашел недалеко отсюда.

— Правда? – Лариса просияла. – А я думала… может, будешь останавливаться у меня? Комната есть свободная…

Ольга едва сдержала слезы радости:

— Бабушка была бы счастлива это видеть.

— Она видит, – уверенно сказал Дмитрий. – И папа тоже.

Они подняли чашки с чаем:

— За семью!

— За память!

— За новое начало!

За окном светило яркое весеннее солнце, и его лучи, пробиваясь сквозь тюль, падали на старые фотографии, где молодые родители обнимали своих детей – неразлучных когда-то брата и сестру, нашедших путь друг к другу снова.

Оцініть статтю
Додати коментар

;-) :| :x :twisted: :smile: :shock: :sad: :roll: :razz: :oops: :o :mrgreen: :lol: :idea: :grin: :evil: :cry: :cool: :arrow: :???: :?: :!:

Сестра оформила завещание на себя, лишив младшего брата права на жильё, но всё пошло не по плану
Письмо развода