Последнее пересаженное ему сердце было моложе и здоровее предыдущих. Но после операции, которая длилась несколько часов, очнувшийся на следующий день Клаус Тодески вдруг ощутил себя Паком Муном Джу. Мелким служащим, который ценой жизни спас свою семью.
Все они должны были быть вывезены из страны, где влачили жалкое существование. Тодески, через своего агента пообещал Паку крупную сумму, чтобы его жена Вэй, после смерти Пака могла открыть бизнес, который позволил бы ей поставить на ноги двоих детей.
Миллиардер выполнил только первую часть сделки, а получив сердце, забыл свои обещания. Он никогда не платил, если была возможность. А она была, так как ни Вэй, ни кто-либо из её окружения до последнего момента не знали всей правды, а после не смогли ничего противопоставить могущественному магнату. Они для него были пылью. То, что Вэй осталась одна с детьми в чужой стране, Клауса Тодески нисколько не волновало.
Однако, после операции случилось нечто необычное. Такое с миллиардером было впервые, хотя сердце ему пересаживали уже пятый раз. У Клауса изменились привычки и вкусовые пристрастия. Первое, что он попросил у медсестры — кимчи! Та испугалась и позвала доктора.
Как всегда после операции, Грегори Молд, личный врач Тодески, привёз ему препараты, подавляющие иммунитет, чтобы организм не отторг новое сердце. Но Клаус, к всеобщему изумлению, выгнал Грегори, несмотря на его регалии и заслуги! Выставил человека, лечившего его на протяжении многих лет, блестящего специалиста! Это не могло не сказаться отрицательно на репутации Молда. Скандал был нешуточный.
Покончив с Грегори, Тодески нанял через нескольких посредников гуру восточной медицины, монаха, известного, как мистер До. Сведущие люди считали его воплощением Гендуна Друба, далай-ламы, жившего в XIII веке. Мистер До пообещал Тодески прогнать из его сознания донора, который отдав миллиардеру своё сердце, поселился в его голове. Со дня на день монах должен был прилететь в Швейцарию, где в последние годы обосновался Тодески.
Председателю совета директоров известного международного холдинга Клаусу Тодески исполнилось восемьдесят девять, но он и не думал уходить на покой. Он слишком привык к поклонению и постоянному пиетету перед ним сильнейших мира сего. Другой жизни старик не знал и не хотел. Он считал себя, не без оснований, могущественнее многих коронованных особ.
С простыми смертными миллиардер давно не общался, он видел их только из окна своего роскошного лимузина.
— Господин Тодески, прошу вас, ваша комната готова, — улыбнулась молодая женщина, похожая на известную герцогиню, приседая перед ним, как перед монархом.
— Оставь эти церемонии, Эвелин, — облизал синюшные губы старик, — подай мне мой коктейль, и скажи мистеру До, чтобы взял свой чемоданчик и явился ко мне.
Тодески сам писал правила. В штат его обслуги входили люди известных дворянских фамилий. Было время, когда ему, человеку, полуголодное детство которого прошло в рабочем квартале, это доставляло удовольствие, но сейчас даже служанка с лицом герцогини не радовала его. Он пресытился. На лице давным-давно застыло брезгливое выражение. Он презирал всех людей, даже привилегированных.
***
Мистер До самолично следил, как в одном из монастырей готовили «Эликсир жизни», состав которого хранился в строжайшем секрете. Изготовить снадобье можно было только при особых условиях и из трав, которые росли вблизи местного дацана.
Когда эликсир был готов, личный самолёт компании Тодески доставил гуру в резиденцию миллиардера.
— Ваш коктейль, Клаус, — улыбнулась Эвелин, — Мистер До уже здесь.
Откинувшись в кресле, Тодески пил через трубочку коктейль, и находил его вкус слишком острым. Наверное, дело в имбире, который врачи запретили ему ещё двадцать лет назад. Надо будет уволить повара.
— Зови, — махнул он пятнистой ладонью.
Монаху, было наверное, около пятидесяти лет. Выглядел он моложаво. При виде миллиардера До церемонно поклонился, обнажив бритую голову, после чего снова надел простенькую вязаную шапочку.
— Ну что? Привёз, что я просил? — сквозь брезгливую маску на лице старика проступила заинтересованность.
— Да, господин, — снова поклонился монах, — только я должен предупредить вас о возможных последствиях.
— Валяй, — старик протянул руки к маленькому пузырьку тёмного стекла, — дай сюда!
— Нет. Не дам, пока не выслушаете, — заупрямился мистер До.
Старик, который не привык, что с ним спорят, недовольно засопел.
— Давай, только поживее, а то я чувствую, что меня уже тянет на эту ужасную азиатскую кухню, а во сне меня посещают киппумджо!
— Вы их видели? — губы монаха тронула улыбка, но через мгновение он снова стал серьёзен, — важно понимать, что три капли заставят вас забыть о Паке Муне Джу. Пять капель заставят вас забыть всё то, что мешает вам быть счастливым.
— Нет! — криво усмехнулся Тодески, — вот этого я, как раз, не хотел бы! Забыть всех тех, кто нанёс мне оскорбления? Кто меня грабил? Нет, пусть уж лучше этот кореец живёт в моей голове, я сам справлюсь с ним!
— Не смею настаивать. Прощайте.
Мистер До поклонился и стал пятиться к двери. Но, едва он взялся за ручку, как миллиардер окликнул его:
— Ладно, я понял, — согласился Тодески. — Я приму три капли, только, чтобы выбить проклятого китаёзу из своей головы! А, кстати, что будет, если выпить десять капель?
— Забудете всё. И навсегда отправитесь в мир грёз, — подходя к креслу, сказал До, протягивая Клаусу пузырёк. Старик схватил зелье трясущимися руками и поднёс к слезящимся глазам.
— Вы можете идти, — нетерпеливо сказал он монаху, вручив ему пачку новеньких банкнот. Тот исчез, словно испарился. Тодески изумлённо посмотрел на место, где только что стоял мистер До, и отметил, что не видел, как тот вышел. Он хотел взять колокольчик, чтобы позвонить и позвать Эвелин, но едва протянул руку, как колокольчик дернулся и уехал на другой конец стола.
— Эвелин! — просипел старик, — Э-эвели-и-и-ин!
Голос его ослаб и зов получился очень тихим. В голове Клауса мелькнула мысль, что в горле першит после коктейля. То, что он принял за имбирь, возможно, и не имбирь вовсе!
Он знал, что в портрет на стене, на котором был изображён Адам Смит в белом парике, вмонтирована камера. Тодески стал жестикулировать, в надежде, что охранник увидит и придёт на помощь. Но Адам Смит с портрета подмигнул ему и махнул рукой в ответ.
Клаус тихонько засмеялся, встал и нетвёрдой походкой подошёл к большому зеркалу, в раме которого также была спрятана камера. Увидев своё отражение он в изумлении провёл по лицу. Кореец в зеркале сделал тоже самое.
— Нет! — просипел миллиардер, — ты меня не получишь, Пак Мун Джу!
— Ан йо! — подмигнул тот, — как поживаете, мистер Тодески? Как вам моё сердце?
Трясущимися руками богач открыл пузырёк и капнув себе на палец трижды, лизнул эликсир, после чего сел в кресло и стал ждать, закрыв глаза. Ему почудился сквозняк. Не открывая глаз, он понял, что в комнату заходят люди, все его обсуждают, но он не понимает что именно говорят: голоса слились в один общий гул.
— О господи, да он, кажется, отравился! — с притворным ужасом крикнула мисс Кирстен, член учёного совета, — глядите, пузырёк!
— Какой ужас! Надо послать за доктором, может, ещё не слишком поздно? — Клаус узнал гнусавый голос управляющего северным филиалом.
— Наконец-то старый хрыч покинул нас, — раздался чей-то шёпот. Это шептал его внук своей девушке, — больше никаких воскресных ужинов, Сью!
— Ты теперь, наверное, чёртов миллионер! — прикладывая платок у сухим глазам, прошептала в ответ маленькая стерва. Она была дочерью барменши и маляра, но благодаря смазливой мордашке чуть было не попала на самый верх.
— «Как бы не так!» — беззвучно закричал старик, но крик его повис в воздухе и осыпался вниз, словно старая штукатурка.
Над ним склонилась Эвелин, чтобы послушать его сердце, и совсем близко Клаус увидел шрам за её ухом, след от пластической операции, чтобы сходство его секретарши с герцогиней служило пощёчиной всем этим напыщенным аристократам! Он не раз раздумывал над тем, какая это глупая затея была, столько денег он заплатил, а радовался только первый день, ставя Эвелин в неудобные позы и давая ей пощёчины. Но за свою зарплату женщина терпела и не такое.
Теперь он скользил между своих подчинённых и людей, называвших себя его родственниками и друзьями, лёгкой тенью. Никто не видел и не слышал его. Вдруг он встретился взглядом с До. Тот смотрел прямо ему в глаза.
— Сейчас я щёлкну пальцами и вы проснётесь, — услышал он голос монаха у себя в голове, — и забудете обо всём, что сделали.
***
Все газеты на первых страницах печатали портрет Клауса Тодески. Заголовки были один лучше другого: «Известный мизантроп оказался филантропом», «Что заставило Клауса Тодески отдать половину состояния беженке из КНДР», «Артур Тодески: наша семья не намерена сдаваться». Но все писали об одном и том же: как Эвелин, секретарь мистера Тодески, обнаружила своего босса без дыхания. К счастью, оказавшийся на тот момент рядом Дорван Очирбат, более известный как мистер До, смог вывести миллиардера из опасного состояния, оказав ему первую помощь.
Печальной новостью стало то, что мозг Клауса Тодески успел претерпеть изменения. Именно это и собираются использовать против него в суде родственники, которых он лишил наследства в пользу никому неизвестных беженцев из Восточной Азии. Имена новых наследников не раскрываются в целях безопасности.
Кроме газет, вышел репортаж, его посмотрели более девяти миллионов человек. Среди них был и врач, Грегори Молд, тот самый, которого мистер Тодески уволил незадолго до своего приступа.
— Поделом тебе, старая сволочь, — проворчал он, — я знал, что тот кореец будет последним!
Из бассейна вышла дочь Грегори, Шейла.
— Чего это ты там бормочешь? — она заинтересовалась репортажем, и взяв пульт, прибавила звук.
«Стало известно имя женщины, на чьё имя была переведена огромная сумма, и кому известный магнат Тодески завещал львиную долю своего состояния,» — шепелявила журналистка с брекетами на зубах, — «Известно, что это вдова, недавно получившая со своими детьми статус беженки. Являясь богатой наследницей империи миллиардера, женщина сделала беспрецедентное заявление, отказавшись от наследства в пользу родственников Тодески. В обмен она потребовала вернуть ей то, что принадлежит ей по праву. Что имела ввиду миссис Вэй, не раскрывается.»
— Ну вот! Теперь я спать не буду! — капризно потянулась Шейла, — интересно, что она потребовала взамен?
В этот момент раздался звонок, и Грегори прижал телефон к уху.
— Да. Понял. Конечно, полная конфиденциальность, — сказал он, понижая голос.
Положив телефон в карман, он сладко потянулся и улыбнулся дочери:
— Шейла, радость, собери мои инструменты и достань-ка свежую рубашку! Удача снова поворачивается к нам лицом, детка!
— Ты едешь оперировать? Опять какого-нибудь упыря из Конфедерации? Па, возьми меня! Я хочу ассистировать тебе!
— Нет, малыш, в этот раз взять тебя не могу. Это слишком опасно, и потом, тебе ещё три года учиться.
— Ну, па!
— Нет, я сказал, — отрезал Грегори.
***
На следующее утро мир облетела новость — меценат, миллиардер, создатель бизнес империи Тодески умер ночью на девяностом году жизни. Семья принимала соболезнования.
Похороны состоялись через неделю, чтобы многочисленные желающие проститься с Клаусом Тодески могли добраться со всех сторон света.
Последний раз посмотрев на покойника, доктор подавил злорадную улыбку. Он знал, что вместо сердца у трупа пустой баллон от плазмы. Лица родственников были непроницаемы.
Доктор искал глазами вдову Пака Муна, но она, получив от родственников драгоценную нефритовую вазу, исчезла в неизвестном направлении. Говорят, миссис Вэй и её детей повсюду сопровождает гуру восточной медицины, известный западному миру как мистер До.