Ромка, мужик под шестьдесят лет, жил в небольшом пригородном посёлке один в родительском доме. Мать и отец он похоронил два года назад, и с женой был давно в разводе. Дочь Рита жила в городе своей семьёй, и приезжала навещать отца по выходным, и в летний отпуск.
— Женись, папа. Мама уехала к себе на родину в Эстонию. Мы с мужем у неё бываем, но реже. Далеко… И я скучаю. Но она там хорошо устроилась. Со своими родителями, и даже сожителя себе нашла из своего села.
— Ну, и флаг ей в руки, — сердито отвечал Роман, — мне-то что от этого? Я разве её жду? Сама захотела – сама уехала. Мы уже ничем не связаны давно, да и жили скучно, без огонька… Словно вдвоём лямку тянули и терпели друг друга. А зачем?
Рома закуривал свою трубку и смотрел в окно. У соседей были перемены. Наталья вышла на пенсию, закончив свой трудовой врачебный стаж в городской больнице, и вернулась к матери в родной деревенский дом.
— Вон, и эта, Наташка, — показал Рома дочери на соседний дом, — аналогичная ситуация: вернулась домой к пенсии. Всех, видать, на родину тянет, у кого сердце не камень. Или личная жизнь не сложилась как надо…
— А что у неё – не сложилась? – спросила Рита, — вроде симпатичная дама, а тем более, врач…
Она рассматривала Наталью Николаевну, которая развешивала в своём дворе выстиранное бельё, тщательно его встряхивая и растягивая на верёвке.
— Мда, — протянул Рома, — мужик у неё был военный, вот и не вернулся из Афгана… А ей всего было сорок пять. Так и не вышла второй раз замуж. А баба видная… Ты права. Она и в школе была отличницей, активисткой, и все её слушались, даже боялись. Вот командовала другими, а себе жизнь так и не смогла устроить…
— Значит, любила… — сказала Рита, — мужа своего.
Рома промолчал. Он не сводил с Натальи глаз, пока она не скрылась в доме. Дочь заметила его интерес и спросила:
— А у тебя с ней в юности ничего не было, а?
— Да Бог с тобой. Я не решался и подойти. Куда мне, двоечнику, с такой цацей гулять. Не по Сеньке шапка! – засмеялся Рома и махнул рукой, — да в нашем посёлке она ни с кем не гуляла. Училась до посинения в своём мед институте, а потом только замуж вышла, как мать её рассказывала…
Наташа уже три месяца тщательно перемывала дом, стирала, делала ремонт своими силами, и устраивалась жить тут постоянно.
— Не скучно вам тут будет, Наталья Николаевна? – спросила как-то соседку Рита, выйдя во двор.
Наталья, вытряхивающая половики, улыбнулась:
— Скучен день до вечера, кому делать нечего, Ритуля, а у меня тут дел непочатый край. Но мне радостно. После моей работы домашние дела кажутся любимой игрой…
— А вы папу моего привлекайте на помощь! По-соседски. Чтобы не засиживался и не скучал дома, — посоветовала Рита, глядя на вышедшего к ним из дома отца.
— Да неудобно пользоваться добротой человека. У него и своих дел хватает наверняка… — застеснялась Наталья Николаевна.
— Ничего, ничего. Я могу помочь, дочь права, — подтвердил Роман. Рита уехала в город, а Роман по-прежнему каждый день с тоской смотрел на двор соседки и Наталья нравилась ему всё больше.
Но она не звала соседей на помощь, сама ловко управлялась с делами, а вскоре и подружек из города начала встречать. Женщины вместе готовили пироги, мылись в бане, а потом чаёвничали и пели песни в саду.
Каждый раз Наталья приглашала на чай соседей.
Старушка Игнатьевна, что жила справа, приходила с удовольствием, а вот Роман поначалу стеснялся, особенно когда Наталья шепнула ему, что её подруги все одинокие.
— Мне твоих подруг не надобно, и я не жених, ишь чего придумала! – рассердился Роман и вовсе перестал приходить на посиделки.
Как-то Наталья сама постучалась к нему и поставила на стол тарелку с горячими ватрушками.
— Не сердись, Рома, я так, к слову, тогда о своих свободных девках сказала. Настроение было весёлое, вот и ляпнула. Понимаю тебя. Одному человеку много лучше в таком возрасте: ни от кого не зависишь, никому ничего не должен, свобода – делай, что хочешь, или не делай, и никто не пилит, самое главное… — серьёзно сказала Наталья и вздохнула.
Роман посмотрел на неё с удивлением и пожал плечами.
— Не знаю, не знаю… Когда любовь есть, то и свобода ни к чему… — вдруг ответил он.
— Ну, любовь, оно, конечно… Кто же спорит? Только это по молодости бывает. А у нас уже пенсия… — улыбнулась она, — мы уже свободные птахи.
— Есть кто и в годах ещё любят. Как у поэта: любви все возрасты покорны… — тоже улыбнулся Роман.
— Ого, да ты ещё и Пушкина вспомнил? – засмеялась Наталья, — такая любовь у особенных людей. И в книжках. В романах…
Она встала и пошла к двери:
— Ешь ватрушки, пока горячие, романтик…
На следующий день Роман пришёл отдавать тарелку, а заодно принёс с десяток веников для бани. Сушёные, душистые, они понравились Наташе.
— Вот спасибо. А я про них и не подумала! Надо бы мне и самой сходить в рощу.
— Не ходи. Я принесу сколько надо, — ответил Роман и уже через два дня под навесом у Наташиной бани висели веники в рядок.
Затем Роман принёс ей ведро черники из леса, а ещё через день грибов.
— Вот бы и мне с тобой в лес пойти. Давным-давно не была… Возьмёшь?
Они стали ходить в лес вместе, пока была черника. Мать Наташи, варила варенье и радовалась, что подвал наполняется заготовками, как в прежние добрые времена.
— Вот мужик Ромка неплохой. Правда, пил некоторое время, когда семья развалилась. А потом взял себя в руки. Работал на двух работах, пока помогал Рите, дочке, квартиру покупать. Души не чает в дочери.
— А всё-таки жена-то его бросила… За что? – спросила Наталья мать.
— Да кто её знает? Вечно она была им недовольна. То денег ей мало, то не так на соседку посмотрел, ревновала всегда, то захотела уехать из деревни, а он не поддержал. Так и разладилось у них. У нас её все звали «пилорама». Наверное, не зря, — рассмеялась Наташина мама, — а Ромка мужик спокойный, добрый и работящий. Таким и не везёт.
Наташа после слов матери стала более благосклонной к соседу. Их отношения стали дружескими и даже тёплыми.
Рома уже мечтал о том времени, когда Наташа, возможно, станет ему близкой и родной…
Но однажды он не мог поверить своим глазам: к дому Натальи подъехала машина такси и оттуда вышли двое: мужчина лет шестидесяти и старик около восьмидесяти лет, опирающийся на палочку, и оглядывающийся как ребёнок на высокие липы у дома Наташи.
— Кого это Бог принёс? – вырвалось у Романа, и он прилип к своему боковому окошку. А Наталья выбежала из дома прямо в тапках, домашнем халатике и повисла на шее у мужчины, а потом обняла и старика. Все трое радостно о чём-то говорили, снова обнимались, и вытирали глаза.
— Да кто ж это? – уже волнуясь, тоже вслух спрашивал Рома.
А троица пошла к крылечку и скрылась в доме. Роман не находил себе места. «Ишь ты, как она мужика-то обнимала. А говорили, что нет у неё никого… Ну, люди. И сама-то ни слова! «Мы – свободные птахи!», ну, конечно, а так его целовала… Так только любимых целуют…»
Рома ходил по кухне, не находя себе места. Он не решался выйти на улицу, чтобы не показать своего нервозного состояния, но успокоиться не мог. Наконец, он надел свою синюю рубаху, о которой как-то Наташа сказала, что очень рубашка Роме к лицу, и уже собирался выйти из дома, чтобы хоть как-то узнать о приезжих, но в окно к нему громко постучали.
— Да кто там ещё? – крикнул Роман. И тут же услышал голос Наташи, она забегала к нему на крыльцо.
— Рома! Пошли к нам! Радость-то какая, наши приехали… как снег на голову. Думали, что они позже прибудут, а они сегодня…
— Да кто, ваши-то? – Роман с волнением смотрел на соседку.
— Да братец мамин с сыном, с Витькой. Ты его не помнишь? Ну, Витька, приезжал он правда редко, но были они у нас пару раз…
— Так, стало быть, этот Витька – твой двоюродный брат? – Рома рассмеялся, и сразу как камень у него с души упал.
— Да…Пошли к нам, мать там с братом, дядей Сашей глядят друг на друга, а ты хоть стол поможешь собрать… — быстро говорила Наташа.
Они поторопились в Наташин дом, где уже хозяйничала на кухне Игнатьевна.
— Вот, решили наши мама и её брат встретиться. А то уже в возрасте. И далеко живут. В разных областях… — рассказывала Наталья.
— Верно, — говорил дед Саша, — не хочу помирать, пока не увижу своей сестрёнки… И так уже много лет не видались, и Витя тоже давно не был. Вот так, постарели, седые… Но очень, очень рад…
Старики рассматривали старые фотографии в альбоме, вспоминали юность, всех родных, и частенько вытирали слёзы.
Виктор захотел пройтись по деревне и посидеть у реки. Получив снасти от Романа, он накопал червей и ушёл. А Наташа и Игнатьевна готовили на завтра щи и салаты, пироги, чтобы созвать и других соседей, кто помнит ещё семью Наташи…
Роман чистил овощи, вынимал из погреба банки, и слушал разговоры стариков. Наташа вздыхала, глядя на стариков, и улыбалась тепло и грустно.
Через несколько дней гости уехали. Роман и Наташа провожали их до города. А когда вернулись домой, то сели ужинать вдвоём, мама Натальи уже спала.
— Сколько же мы в эти дни вспомнили о нашей прошлой жизни, — сказала Наташа, — я даже не думала, что столько они помнят. И как трогательно, что они встретились! Брат и сестра. Да и мы с Витей тоже почти забыли друг друга… Годы летят!
— Верно. А я рад, что в этих воспоминаниях мы с тобой — вместе! школа, детство, игры, юность… ведь рядом были! — в последние слова Роман вложил особый смысл.
— Конечно. А многих уже и нет, особенно стариков, да и наших сверстников… Как печально, — вздохнула Наташа.
— И всё же как хорошо, что ты вернулась, и мы снова вместе, — снова подчеркнул Роман, — я и не думал, что ты снова станешь моей соседкой… спасибо тебе за это…
Он встал, чтобы уходить, а Наташа сказала:
— Я провожу тебя. И спасибо тебе огромное, что помог мне. И был с нами все эти дни…
— Это вам спасибо. Согрели. Моих стариков уже нет. А так их не хватает… — прошептал Роман.
— Да, семья без стариков, словно дерево без корней… — ответила Наташа.
Они вышли на улицу и сели на крылечко, как в юности. Было тепло. Августовский вечер, переходящий в ночь, шептал цикадами что-то нежное, чувственное и простое.
Наташе и Роману не хотелось прощаться. Он так и сказал:
— Не хочу уходить. Дом – пустой. А тут – ты… Такая… — он обнял её за плечи.
— Что ты… Ромка… мы же свободные птахи… — но Наташа не пыталась отклониться, а положила ему голову на плечо.
Роман почувствовал себя вдруг молодым парнем, и стал целовать руки своей соседки с нежностью семнадцатилетнего юноши…
Перед утром Наташа проводила своего ночного гостя домой, целуя и шепча, чтобы не услышала ненароком мать присутствие соседа.
Но мама на завтраке, видя не проходящий румянец на щеках дочери, и её рассеянный взгляд, улыбалась.
— А что Рома не идёт к завтраку? – спросила она, — я уже привыкла к нему за эту неделю.
— Так он у себя поест, а мы снова с тобой будем вдвоём, мамочка, — ответила Наташа, — у нас столько дел… куча дел…
Она вздохнула и посмотрела в окошко.
— Спасибо, дорогая моя девочка. Очень вкусные сырники, не хуже моих, — сказала мама, — я пойду в саду посижу, на цветы погляжу. А ты всё-таки зови Рому покушать, пока сырники тёплые. И ещё одна к тебе просьба…
— Что такое, мама?
— Послушай меня, старую. Не хорони себя прежде времени. Ты ещё не старая женщина. Слышишь? Жен-щи-на.
Мать ушла в сад, а Наташа, улыбнувшись, положила несколько сырников на блюдечко и понесла к соседу.
Роман спал в комнате. Наташа, поставив блюдце на стол, осторожно подошла к его кровати и тихонько легла рядом.
— Наташа? – Роман улыбнулся сквозь сон, повернулся к ней и обнял свою уже родную женщину…
