— Кожаная юбка? В твоём-то возрасте? — голос свекрови гремел из спальни, где она копалась в шкафу. — Позорище, Светлана, ей-богу!
Светлана, стоя у плиты на кухне, лишь закатила глаза. Она помешивала суп, стараясь не реагировать на очередной выпад Нины Григорьевны.
— Это модно, Нина Григорьевна, — спокойно ответила она, вытирая руки о фартук. — Максиму, кстати, нравится.
— Максиму сорок стукнуло! — фыркнула свекровь, появляясь в дверях с короткой юбкой в руках. — Пора бы ему о солидности думать, а не о твоих нарядах!
К столу подбежала десятилетняя Катя, дёргая мать за рукав:
— Мам, бабушка у нас надолго?
Светлана наклонилась к дочери, бросив взгляд на свекровь, и шепнула:
— Не знаю, милая. Ты же её знаешь, приезжает, когда вздумается. А что стряслось?
— Она велела мне снять кроссовки, говорит, девчонкам нельзя в таком ходить. И про мои патчи под глаза ворчала, мол, я ещё мала для косметики.
Светлана усмехнулась:
— Это ещё цветочки. Вот если она найдёт папины рваные кеды, будет буря.
Из спальни донёсся возмущённый возглас:
— Светлана, это что за тряпки?!
Катя хихикнула:
— Кажется, нашла. Мам, я с Лёшей на площадку, ладно? Разбирайся тут сама.
Светлана проводила дочь взглядом, вздохнула и направилась в спальню. Нина Григорьевна стояла с кедами Максима в руках, её лицо пылало праведным гневом.
— Это что за обноски? Ты мужа в таком виде на люди выпускаешь?
— Нина Григорьевна, сейчас так модно, — мягко ответила Светлана, забирая кеды. — Максиму удобно, он их обожает.
— Удобно? — свекровь всплеснула руками. — Ему сорок, а он как пацан! И твои юбки эти… Кожа, кружева! Ты не на подиуме, Света, тебе под пятьдесят! Пора бы что поскромнее носить, для здоровья полезнее.
Светлана промолчала, привыкшая к ревизиям свекрови. Нина Григорьевна обожала рыться в их вещах: проверяла холодильник, заглядывала в кастрюли, открывала ящики, комментировала всё — от белья до банок с крупой. Поначалу Светлана злилась, просила Максима поговорить с матерью. Тот, человек добрый, но нерешительный, пытался смягчить углы, но Нину Григорьевну это не останавливало. Она вела себя как хозяйка, не замечая, что даже внуки — Катя и шестилетний Лёша — тяготились её визитами.
Светлана смирилась ради мужа. Она видела, как ему тяжело разрываться между матерью и семьёй. К тому же Нина Григорьевна теперь приходила, когда Максим был на работе, что немного облегчало жизнь. Он, инженер в красноярской строительной фирме, часто задерживался, и Светлана не хотела грузить его домашними дрязгами.
— Нина Григорьевна, чайник вскипел, — сказала она, складывая кеды в шкаф. — Пойдёмте, я испекла кекс.
— Ладно, — буркнула свекровь, поправляя кофту. — Но ты за Максимом следи. Когда мой Гриша был жив, я за ним как за дитём ухаживала. И за сыновьями тоже. Два мальчика — это не шутки! Максим, конечно, старший, рано ушёл из дома, но я всё равно о нём забочусь. Не позволю тебе его портить.
Светлана сдержала улыбку. Она знала, как Максиму жилось в родной семье: мать обожала младшего сына, Антона, потакая его капризам, а Максим, как старший, тянул всё — от уборки до заботы о брате. Нина Григорьевна не стеснялась повышать на него голос, а то и руку поднять.
— А Антон когда женится? — спросила Светлана, разливая чай. — Ему ведь уже тридцать пять.
— Ой, рано ему! — отмахнулась свекровь. — Он творческий, в рекламе работает, снимает ролики. Ему надо карьеру строить, а не о свадьбах думать. Вот вы с Максимом наспех поженились, по съёмным углам мыкались. Это не жизнь! Антону я такого не желаю.
Светлана пожала плечами. Их с Максимом скитания по квартирам только укрепили брак. Но спорить она не стала. Тем более что они с мужем уже решили переезжать из Красноярска в пригород, в Сосновоборск, где купили дом — небольшой, но с садом и видом на Енисей. О переезде Нине Григорьевне не сказали, зная, как она отреагирует.
Вечером, когда свекровь ушла, Светлана рассказала Максиму о её визите.
— Может, в новом доме она реже будет появляться, — мечтательно сказала она, обнимая мужа. — До Сосновоборска добираться не ближний свет.
— Ага, — хмыкнул Максим. — Поставим забор повыше и собаку заведём. Чтоб без звонка никто не сунулся.
Светлана рассмеялась, но Максим стал серьёзнее:
— Знаешь, Свет, я до сих пор не могу забыть, как мать орала, когда я ушёл из дома. Ей нравилось, что я за Антоном приглядывал, дом на мне держал. А он с дружками шатался, деньги из её сумки таскал, на меня валил. И она верила! Меня же за это лупила. После армии я не вернулся, потому что понял: если не уйду, так и буду их тащить. А она до сих пор думает, что я ей должен.
— Ты всё сделал правильно, — Светлана погладила его по щеке. — И я счастлива, что ты мой.
Спустя месяц семья готовилась к переезду. Воскресным утром Нина Григорьевна заявилась без предупреждения и ахнула, увидев коробки и чемоданы.
— Это что за цирк? — возмутилась она, уперев руки в бока.
— Переезжаем, — спокойно ответил Максим. — Купили дом в Сосновоборске.
— Купили?! — взвизгнула свекровь. — А деньги откуда? Антон с трудом на жизнь зарабатывает, а ты дома покупаешь?
— Мам, я работаю, — отрезал Максим. — Копил, взял кредит. Это моя семья, я о ней забочусь.
— А о нас ты подумал? — Нина Григорьевна побагровела. — Антон в съёмной квартире ютится, я на пенсию еле тяну! А ты живи себе в доме? Где совесть, Максим?
— Совесть? — он повысил голос. — Антон работу сменил за год три раза! Пусть сам крутится. А ты его до сих пор нянчишь, как малого. Хватит, мам. Я свою семью тяну, а не вашу.
— Бессовестный! — выкрикнула она, схватила сумку и ушла, хлопнув дверью.
Переезд затянулся, но новый дом в Сосновоборске стал для семьи отдушиной. Катя и Лёша радовались своим комнатам, Светлана мечтала о клумбах, а Максим — о мастерской в гараже. Нина Григорьевна не появлялась три месяца, и Светлана уже надеялась, что всё улеглось.
— Может, позвонишь ей? — спросила она мужа как-то вечером. — Вижу же, как ты переживаешь.
— Звонил, — вздохнул он. — Обвиняет, что я жадный, что семью бросил. Не хочет говорить.
— Дай ей время, — Светлана обняла его. — Она одумается.
И она одумалась. Через неделю Нина Григорьевна приехала в субботу. Осмотрела дом, хмыкнула:
— Ну, терпимо. Не то что у Антона — у него студия в центре, модная. А тут… деревня.
— У Антона студия? — удивился Максим. — Когда успел?
— Купил, — гордо заявила свекровь. — Вернее, я помогла. Он же мой мальчик.
Светлана и Максим переглянулись.
— Оставайтесь на чай, — предложила Светлана, скрывая тревогу.
Нина Григорьевна задержалась на выходные, потом на следующие. Вела себя тише воды: смотрела телевизор, сидела в саду, попивая чай. Светлана не просила её о помощи, да и свекровь не предлагала. Но однажды утром она исчезла, не сказав ни слова.
— Что за фокусы? — нахмурилась Светлана, заметив пустую гостевую комнату.
— Старость, наверное, — хмыкнул Максим, но тут же замер. — Свет, ты мой кошелёк не видела?
Они обыскали дом. Кошелёк, где лежала зарплата и карты, пропал. Катя и Лёша клялись, что не трогали.
— Мам, мы бы не взяли! — обиделась Катя.
Светлана посмотрела на мужа. Тот побледнел:
— Не может быть…
В этот момент телефон пискнул: с карты сняли крупную сумму.
— Звони ей! — воскликнула Светлана.
— Нет, поеду, — отрезал Максим. — Надо разобраться.
Он вернулся вечером, усталый и мрачный.
— Она взяла, — сказал он, падая на диван. — Купила Антону студию, влезла в долги. Её квартира теперь у его дружков — там бардак, они там пьют, снимают клипы. Антон её выгнал, точнее, довёл, чтоб ушла. А студия — развалюха, ремонта на миллион. Она думала, я оплачу её кредиты.
— Какой кошмар, — ахнула Светлана. — Но зачем?
— Зависть, — горько усмехнулся Максим. — У нас дом, семья, всё налажено. А у Антона — ничего. Она хочет, чтоб он нас переплюнул. Если б у меня всё рухнуло, она бы и не чесалась.
— Мать не может так… — начала Светлана, но осеклась.
— Может, — отрезал Максим. — Я сказал, что больше с ней не общаюсь. Карты забрал, наличные пропали. Но выкрутимся.
Прошло два месяца. Максим работал сверхурочно, Светлана взяла подработку в кафе. Жизнь вошла в колею, о Нине Григорьевне не вспоминали. Но однажды Максим позвонил с работы, его голос дрожал:
— Маму с Антоном сбила машина. Антон цел, а мама… Её оперируют. Переломы, рёбра, нога…
— Езжай в больницу, — сказала Светлана. — Я сейчас приеду.
В больнице выяснилось, что виноват Антон. Пьяный, он гнал на красный, врезался в грузовик. Пострадавший подал в суд, но Антон откупился, отдав студию.
— Маме плевать, — сказал он брату, пожав плечами. — Главное, я цел.
Максим стиснул кулаки:
— А то, что мать еле жива, тебя не волнует?
— Бывает, — хмыкнул Антон и ушёл.
Светлана и Максим дежурили у палаты. Нина Григорьевна, бледная, с гипсом на ноге, спрашивала только об Антоне.
— Как мой мальчик? — шептала она.
— Жив-здоров, — отвечал Максим. — А ты как?
Она отворачивалась, плакала. Светлана сердилась:
— Не дави на неё, Максим. Ей и так тяжело.
— Это она себя накручивает, — огрызался он.
После выписки они забрали Нину Григорьевну к себе. Светлана ухаживала за ней, хотя свекровь снова начала придираться: еда невкусная, дом грязный, Максим исхудал.
— Это из-за вас он так! — не выдержала Светлана. — Вы его в долги загнали, а теперь ноете!
— Как ты смеешь? — взвилась Нина Григорьевна. — Антон имеет право на счастье! А ты… ты его жену из себя строишь!
Светлана вышла, хлопнув дверью. Максим, узнав, молчал. Но вскоре всё решилось само.
Однажды Светлана вернулась из кафе и ахнула: в холодильнике не было ни куска сыра, ни колбасы.
— Максим, где всё? — крикнула она.
Он вошёл, нахмурился. В кухню вплыла Нина Григорьевна:
— Антон заезжал. Я его накормила, с собой дала. Им же есть надо.
Максим молча собрал её вещи, отвёз к Антону и вернулся. Светлана обняла его:
— Тебе не стыдно?
— Это им должно быть стыдно, — ответил он. — Хватит.
Они больше не видели Нину Григорьевну. Антон звонил раз, просил денег, но Максим отказал. Жизнь в Сосновоборске текла спокойно. Катя увлеклась садоводством, Лёша мастерил скворечники. Светлана и Максим, сидя на веранде, пили чай и мечтали о будущем.
— Знаешь, — сказал он, — я наконец свободен.
— Мы все свободны, — улыбнулась она, сжимая его руку.
