Стоп.
Стоп-стоп-стоп.
В груди вспыхнуло что-то горячее, колкое, и тут же превратилось в ледяной ком. Нет, не может быть. Она неправильно расслышала. Это чья-то глупая шутка, мошенники… Кто угодно, но не он.
— Света? Ты слышишь меня?..
Чужой голос. Хриплый, слабый, как будто слова даются с трудом. Как будто он правда… страдает.
— Что?! — Голос сорвался, она тут же сглотнула, выпрямилась. — Какой, к черту, папа?!
Тишина. Несколько секунд – и в трубке раздался дрожащий вздох.
— Я знаю… Я понимаю, тебе больно… Но мне… Мне не к кому больше обратиться.
Светлана сжала телефон в руке так, что заскрипел пластик.
— Ты понимаешь?! — Смеяться или кричать? Всё внутри – в сплошных осколках. — Через тридцать лет ты вдруг что-то там понял?!
На том конце молчание.
— Света, мне… Мне очень плохо… Я болен…
Она резко встала из-за стола. Стул с грохотом упал на пол, в соседней комнате вскрикнул сын. Всё, до чего могла дотянуться, хотелось швырнуть об стену.
— Ну и что? — Голос её звенит, как туго натянутая струна. — Ты мне говоришь это зачем? Думаешь, я кину всё и побегу? Думаешь, я тебя пожалею?!
— Света, прошу…
— НЕ НАЗЫВАЙ МЕНЯ ТАК!
Она дышала, как загнанный зверь. Хотела бросить трубку. Вот прямо сейчас – одним движением, раз и навсегда.
Но не сделала этого.
Потому что внутри шевельнулось что-то мерзкое. Не жалость – о, нет. Но что-то… родственное этой проклятой жалости.
— Что с тобой? — сквозь зубы.
— Рак… Последняя стадия…
И вот теперь в груди поселился холод. Совсем другой.
— Свет… Я просто хотел увидеть тебя… Я не прошу… Я не требую…
Ага. Конечно.
Светлана медленно опустилась обратно на стул, закрыла глаза.
Долг.
Любовь.
Прощение.
Такие красивые слова. Такие правильные.
Только она не верит в них.
— Где ты сейчас? — глухо спросила она.
Она не собиралась прощать его. Она просто хотела посмотреть в глаза человеку, который предал её тогда, когда она больше всего в нём нуждалась.
Он сидел на лавочке у входа в парк. Светлана сразу узнала его – хотя прошло столько лет, хотя лицо изменилось, осунулось, как будто слеплено из рыхлой серой глины, хотя плечи сгорбились, а руки лежали на коленях, будто чужие. Но глаза… Они остались прежними. Те же тёмные, внимательные, глубокие. Те самые глаза, которые когда-то смотрели на неё с холодным безразличием, когда он собрал чемодан и ушёл из дома.
Светлана остановилась в паре шагов, скрестила руки на груди и посмотрела на него сверху вниз. Виктор заметил её, вскинул голову, чуть приподнялся, но тут же осел обратно.
— Привет… — тихо сказал он.
Она ничего не ответила. Её пальцы сжались на сумке, в висках застучало.
Старик перед ней, больной, измученный, выглядел жалко. И это злило её ещё больше.
— Ты сильно изменился, — голос её был ровным, почти бесцветным.
— Ты тоже… — Виктор пытался улыбнуться, но губы его дрожали, и вышло жалко. — Ты красивая… Вся в маму.
Светлана стиснула зубы.
— Не надо. Просто скажи, чего ты хочешь.
Виктор отвёл взгляд, посмотрел на свои худые пальцы.
— Я… Просто хотел увидеть тебя. Узнать, как ты…
— Ты не мог этого знать, — резко перебила она. — Тебе было всё равно. Всю мою жизнь.
Он молчал.
— Тебе не было важно, как я учусь, чем болею, как мне страшно оставаться одной в пустой квартире, когда мама задерживается на второй работе. Где ты был тогда? Почему ты не появлялся? Не интересовался?
Виктор поднял голову, встретил её взгляд.
— Мне было стыдно.
— Стыдно? — Светлана рассмеялась, коротко, зло. — И это всё? Просто стыдно?
— Да, — он кивнул, моргнул несколько раз, и она заметила, как в уголках глаз скопились слёзы. — Я испугался. Я выбрал не ту женщину. Я совершил ошибку… И мне было страшно вернуться.
Светлана стиснула зубы.
— И что теперь? Теперь, когда тебе страшно умирать, ты решил, что я должна быть рядом?
Он закрыл глаза.
— Прости меня…
Её буквально трясло от злости.
— Ты не заслужил прощения.
Она хотела развернуться и уйти. В этом была бы справедливость.
Но что-то её удержало.
— Где ты живёшь?
— В хосписе…
Она кивнула, развернулась и ушла.
Но в тот же вечер сидела за ноутбуком и искала, какие клиники принимают онкологических больных без родственников. Она не простила. Но внутри всё ещё жила та маленькая девочка, которая ждала, что папа её полюбит.
Виктора перевели в частную клинику через три дня. Светлана организовала всё дистанционно: нашла учреждение, договорилась с врачами, перечислила предоплату. Она сделала это машинально, не пытаясь разобраться в своих чувствах. Наверное, её дети удивились бы, если бы узнали, что она платит за лечение человека, которого всю жизнь ненавидела.
Но она не делала этого ради него.
Она делала это ради себя.
Чтобы потом, когда он умрёт, не чувствовать себя жестокой. Чтобы знать: она поступила правильно.
Но в глубине души Светлана понимала – ничего не будет правильно.
— Ты серьёзно? — удивлённо вскинул брови Артём, её муж, когда она рассказала ему, что устроила отца в клинику. — Ты же сказала, что ненавидишь его.
— Так и есть.
— Но ты… оплачиваешь его лечение.
— Я просто хочу, чтобы потом не было грязи. — Она отвела взгляд.
— Грязи?
— Да. Если я его брошу, это будет означать, что он победил. Что он сделал меня такой же, как сам.
Артём покачал головой.
— Логика, конечно, железная… — В голосе его было сомнение.
Светлана чувствовала это, но спорить не стала.
Через неделю Виктор позвонил ей сам.
— Света… Спасибо тебе.
Она стиснула зубы.
— Я сделала это не ради тебя.
— Я знаю, — он замолчал, затем добавил: — Можно мне увидеть внуков?
Светлана закрыла глаза.
— Нет.
— Я… Понимаю.
И она повесила трубку.
Но через два дня всё-таки поехала в клинику.
Зачем? Она не знала.
Она вошла в палату, чувствуя, как сердце стучит где-то в горле. Виктор сидел в кресле, закутанный в тёплый халат. Он выглядел ещё хуже, чем в день их первой встречи.
Когда он увидел её, его лицо осветилось.
— Ты пришла.
Она молча села в кресло напротив.
— Я не прощу тебя, — сказала она тихо.
Он кивнул.
— И не надо.
Она осталась с ним на целый час. Они говорили… ни о чём.
Но в глубине души Светлана понимала – что-то начало меняться.
Она не хотела возвращаться. Каждый раз, когда Светлана выходила из клиники, она мысленно говорила себе: «Всё, хватит. Больше я туда не пойду». Но через несколько дней снова ехала к нему.
Что её заставляло? Жалость? Нет. Это было бы слишком просто.
Злость?
Наверное.
Злость на него, на себя, на эту грёбаную несправедливость, которая давала шанс человеку, не заслужившему ни капли тепла.
Но она всё равно приходила.
— Знаешь, — сказал Виктор однажды, когда они сидели в палате, — я мечтал стать художником.
— Что? — Светлана даже не сразу поняла, что ослышалась.
— Художником, — повторил он, слабо улыбнувшись. — Когда был молодым.
— Не помню, чтобы ты когда-то рисовал.
— Потому что я не рисовал. Жизнь так сложилась. Надо было работать, кормить семью.
— Но ты же бросил семью.
Он сжал губы, кивнул.
— Да. И это было худшее, что я сделал в своей жизни.
— А что ещё ты сделал? — Светлана смотрела на него с прищуром.
Виктор усмехнулся.
— Я любил тебя.
— Не говори так.
— Но это правда.
— Ты не любил меня.
— Света…
— Нет! — Она резко встала, стул громко заскрипел по полу. — Если бы ты любил, ты бы не ушёл! Ты бы не оставил меня! Не заставил бы нас с мамой выживать, прятаться от коллекторов, бояться каждого звонка в дверь!
Виктор устало прикрыл глаза.
— Я знаю…
— Если бы ты любил меня, ты бы хоть раз позвонил. Хоть раз пришёл.
— Я боялся.
Светлана рассмеялась.
— Ты боялся? Чего?
— Что ты меня не примешь.
— Так ты решил не пытаться вовсе?
Он снова кивнул.
Она сжала кулаки.
— Ты просто слабый человек.
Виктор посмотрел на неё с печальной улыбкой.
— Да, Света. Ты права.
Она ушла, хлопнув дверью.
Но через три дня снова пришла.
И сама не понимала, зачем.
В палате, где время словно остановилось, царила приглушённая тишина, прерываемая лишь тихим шорохом медицинских приборов и редкими, едва слышными вздохами.
Светлана сидела у окна, задумчиво наблюдая, как за стеклом медленно скользят сумеречные тени вечернего города.
Её взгляд, привыкший видеть в этом мире лишь холод и равнодушие, в этот момент вдруг стал проникнутой грустью и каким-то новым осознанием, будто кто-то наконец дал ей возможность понять, что прошлое не обязательно определяет будущее.
— Виктор, — тихо начала она, слегка наклонившись к его кровати, где старик, уже почти без сил, смотрел в потолок, — я хочу понять, что осталось между нами, ведь всё это время я носила в себе боль и обиду, но теперь, когда вижу, что ты совсем иссяк, мне хочется хоть что-то исправить.
Виктор, подняв голову, с трудом улыбнулся, его голос был хриплым, но искренним:
— Света, я долго думал о том, как все могло быть иначе, и как я мог по-другому поступить. Может, в этих последних днях мне удалось хоть немного приблизиться к тебе… Но я понимаю, что я уже не смогу вернуть то, что потерял.
Светлана почувствовала, как слова старика резонируют в глубине души, пробуждая воспоминания о долгих годах, наполненных холодом и обидой.
Её голос дрожал, когда она произнесла:
— Я была настолько упряма, что не могла поверить, что человек, который родил меня и любил, хоть немного любил меня, может искренне сожалеть о своих ошибках. Мне казалось, что все наши отношения были лишь цепью холодных разочарований, но сейчас я вижу – возможно, всё это было частью твоего пути к пониманию своих ошибок.
Виктор попытался сесть поближе, его движения были медленными и осторожными, словно он боялся, что каждое движение может нарушить тонкую грань между прошлым и настоящим:
— Света, я не искал прощения. Я просто хотел, чтобы ты увидела, что я понял, что сделал неправильно. Каждая минута, проведённая в одиночестве, казалась мне вечностью, и я осознавал, как много я потерял… Но я понимаю, что для тебя это не имеет значения.
Светлана взглянула ему прямо в глаза, и в этом взгляде читалась вся сложность человеческих отношений, не скрытая ни ложью, ни притворством:
— Может, я никогда не смогу простить тебя за все, что случилось. Но сейчас, глядя на тебя, я понимаю, что моя жизнь тоже полна ошибок и упущенных возможностей. Мне тяжело принять, что время нельзя вернуть, и я осознаю, что наша встреча – это не возможность начать всё сначала, а всего лишь шанс сказать «прощай».
Она сделала небольшую паузу, позволяя словам осесть, словно тяжелый груз, который она наконец решилась отпустить. Вокруг них царило молчание, в котором каждое слово имело свою цену и значение.
Виктор тихо добавил:
— Я благодарен тебе, Света, за то, что ты пришла ко мне, за каждую минуту, которую ты уделила мне, даже если это были последние минуты моей жизни. Мне жаль, что я не смог быть для тебя тем, кем должен был быть отец.
Светлана, сдерживая в себе бурю эмоций, нежно положила руку на его, едва ощутимый, как будто касание передавало всю её боль и одновременно – прощение.
В её голосе звучало что-то новое, необычное, будто она сама начинала понимать, что прощание – это не только конец, но и возможность для нового начала:
— Я не смогу изменить прошлое, Виктор, но я могу научиться жить с ним. И сегодня я прощаю тебя… не ради тебя, а ради себя, чтобы освободить себя от тяжести ненависти и боли. Пусть наши пути расходятся, но я хочу верить, что каждая ошибка – это урок, который мы можем извлечь.
В его глазах мелькнуло что-то, похожее на облегчение, хотя оно и было немногим. Он тихо произнёс: — Спасибо, Света. Пусть это прощание станет для нас обоих последним актом искренности. Я благодарен за каждое мгновение, когда ты была рядом, даже если оно было наполнено болью. Пусть моя память останется лишь напоминанием о том, что мы, люди, способны меняться.
В этот момент в палату зашёл молодой врач, тихо извинился и сообщил, что Виктору осталось совсем немного времени. Светлана, не осмеливаясь прервать этот трогательный момент, взглянула в окно, где вечерние огни мерцали вдалеке, и вспомнила те долгие годы, когда она мечтала о том, чтобы её жизнь была иной, а отец – любящим и заботливым.
— Послушай, — сказала она, повернувшись к Виктору, — жизнь такая сложная штука, и порой мы не успеваем понять, что нам действительно нужно. Но сейчас я знаю, что держаться за старые обиды не поможет мне двигаться вперёд. Я буду помнить этот момент, когда мы смогли увидеть друг в друге то, что давно забыли – человечность, боль и возможность для перемен.
Его голос стал еще слабее, но в нем чувствовалась благодарность и тихая радость: — Света, прощай… Пусть твоя жизнь будет светлой, несмотря на все испытания.
Светлана, тихо облизывая губы от неумолимой грусти, поняла, что пришло время отпустить. В её душе смешались чувства – боль, утрата, прощание и, странным образом, надежда на то, что будущие дни принесут облегчение. Она мягко прижалась к его руке, словно хотела передать всю свою силу, весь свой прощальный теплоту, которую она хранила в себе всё эти годы.
Когда врачи забрали его в последний путь, Светлана осталась одна в палате, чувствуя, как внутри разливается непривычное спокойствие. Она знала, что никогда не забудет этот прощальный момент, когда два человека, связанные прошлым и болью, смогли найти в себе силы простить и принять неизбежное. За окном наступала ночь, и в её тишине светились не только огни города, но и капли слёз, оставленные на щеках, как молчаливое свидетельство долгого пути к прощению.
Этой ночью Светлана шла по коридору клиники, где каждый шаг отзывался эхом её решимости.
Она думала о том, что жизнь продолжается, и что ошибки прошлого не должны определять будущее.
В её сердце уже не было места для ярости, и даже если воспоминания о больных моментах всё ещё находили путь, они уже не обладали силой разрушить её.
Внутри она чувствовала, что пришло время перемен – перемен, в которых прощание становится началом новой главы, где каждый может найти свою дорогу к освобождению.
