— Ну всё, Людка, теперь точно не отвертишься! — радостно вскрикнула Марина, лучшая подруга невесты, вбегая в квартиру с букетом фиолетовых хризантем. — Через три дня станешь законной женой Семёна Кирилловича!
Людмила молча сидела на диване в махровом халате, с кружкой кофе и видом обречённого человека.
— Марин, ты хоть раз видела, чтобы я от чего-то отверчивалась ? Мне как сказали «надо», так сразу — «будет сделано».
— Но лицо у тебя такое, как будто тебя в военкомат забрали! Ты чего грустная такая? Сёма ж твой золотой человек. Всё у тебя есть: квартира, машина, родня у него приличная. Чего ещё надо?
— Хочется — чтоб не как «надо», а как хочу, — буркнула Людмила и добавила сахара в кофе. Уже четвёртую ложку.
— Слушай, не начинай, а! Сейчас начнётся: «не люблю, не хочу», «всю жизнь прожить с нелюбимым». Люд, тебе тридцать пять. Скажи спасибо, что вообще замуж берут, а не по объявлению «срочно нужен муж для справки».
— Ой, ты как моя мама заговорила… «Люда, тебе уже не восемнадцать, никто тебя с руками не оторвёт!»
— А что, мама-то права. У тебя же был шанс с Пашкой этим… помнишь, который с гитарой, романтик твой. Ну и что? Где он сейчас?
— На Бали. Йогу преподаёт. А я тут, в Подольске сижу с Сёмой.
— Вот! Так и радуйся. Сёма — стабильность, надёжность. Мужик без сюрпризов. Утром встал — на работу, вечером — борщ, сериал и «давай, Людочка, баиньки».
— Вот именно. Без сюрпризов, а так хочется сюрприза ! А он как батарейка в пульте — работает, и ни разу не заискрило. Ни одной искорки!
— Люда! Да кому сейчас вообще искры нужны? Сейчас всем нужно, чтобы ипотеку тянул!
— Ну и живи тогда с ним сама ! — фыркнула Людмила, встала и ушла в ванну.
Тем временем Сёма стоял у плиты и готовил обед. Блестящий фартук, купленный в «Икее», аккуратно повязан. В духовке шкварчит утка , а на плите готовится соус терияки.
— Тридцать семь и три, — шепчет он сам себе. — Температура у духовки идеальна. Как и наш брак будет.
Сёма был бухгалтером. Он любил порядок, таблички Excel и духовку с точной терморегуляцией. Люду он любил… ну, по крайней мере, она подходила под все его фильтры: не курит, без кредитов, с чувством юмора (по его версии).
Он позвонил матери.
— Мам, ты костюм погладила?
— Конечно, Семочка. Ты ж у меня жених. Всё у тебя будет как по нотам. Мы с тётей Глашей уже салаты обсудили.
— Только без этого твоего «Селёдка под шубой с гранатом»! Люде не нравится.
— А кто она такая, чтоб нравится или не нравится?! Женщина должна терпеть. Я вот терпела твоего отца, и ничего — живой осталась. Хотя он в ночь перед свадьбой решил пошутить, заявил: «А я, может, передумал на тебе жениться».
— Что? Папа передумал?
— Да. Но я ему как врезала — сразу обратно передумал!
Сёма замолчал. Что-то в этом рассказе его смутило.
Девичник был в кафе с живой музыкой. Людмила сидела с подругами, нервно крутила бокал с мартини.
— Ну, давай, невеста, признавайся! — закричала Вика, подруга с первого курса. — Тебя хоть раз от Сёмы трясло по-настоящему?
— В смысле?
— В смысле — чтоб вот аж ноги ватные, дыхание перехватывало, звон в ушах, шепчет «я тебя люблю», а ты как…в кино!
— Нет… не было такого.
— Тогда не выходи! — весело крикнула другая подруга, Лена. — Нельзя выходить замуж, если не трясло! Это ж как пирожки без начинки — вид вроде есть, а внутри пустота.
— Да у неё не пустота, у неё Сёма, — хмыкнула Марина. — Начинка надёжная, просто не острая, перца маловато.
— Вот именно, — кивнула Людмила. — И я уже пригласила гостей, заказала платье, мама с папой в панике.
— Люд, — тихо сказала Вика. — А ты счастлива?
Людмила замолчала. Внутри словно кто-то повернул выключатель.
— Я не знаю.
— Доча, можно я скажу одну вещь? — папа тихо зашёл в комнату на следующий день.
— Только одну? — вздохнула Людмила.
— Когда твоя мама выходила за меня, она сказала: «Ты не тот, кого я любила, но ты тот, с кем я хочу прожить жизнь». А потом, через пять лет, призналась, что полюбила. Сначала за терпение. Потом за чай по утрам. А потом — просто так.
— А ты её полюбил сразу?
— Нет. Я ж хотел тогда в Сочи переехать, а у нее— квартирав Подольске. Но я и остался. И теперь, даже если б снова выбирал , ехать или нет— остался бы опять.
— Пап, а если я уеду, не останусь , не хочу?
— Значит, не твой этот путь. И не бойся гостей, платьев и шубы под селёдкой. Страшнее — жить не своей жизнью.
В день свадьбы на подъезде висело объявление:
«Свадьбы не будет. Всем спасибо. Людмила».
Соседка тётя Клава чуть не упала в обморок от скандала. Сёма сидел в костюме и смотрел в окно, повторяя:
— Тридцать семь и три… идеальная температура… а она не пришла.
Людмила в это время уже сидела в поезде. Она купила билет ночью — в Питер.
— Извините, а это ваше место? — спросил симпатичный парень с рюкзаком, и с гитарой.
— Нет. Ваше, — улыбнулась Люда. — Я тоже еду в Питер.
И впервые за много месяцев внутри у неё что-то дрогнуло. Ноги ватные. Дыхание перехватило.
И мартини тут был ни при чём.
Людмила вышла с поезда в джинсах, с растрёпанной косой и странным ощущением свободы, как будто сбежала с урока геометрии.
— Ну, привет, новая жизнь, — сказала она, глядя на серое питерское небо.
Парень с гитарой ( с того самого поезда) оказался вовсе не случайным пассажиром , по воле судьбы — он снова оказался рядом, у метро.
— Эй, Людмила , — кивнул он. —мне кажется ,что ты из тех, кто не по инструкции живёт?
— А ты, значит, по инструкции? — усмехнулась она.
— Я вообще-то на кастинг в театр иду. Там такие инструкции, что лучше их не знать.
— Ого. А я без работы, без мужа, с чемоданом и одной карточкой Сбербанка. Очень перспективная женщина.
— Отлично. Ты нам подходишь. У нас в театре добрая половина такая. Хочешь я , покажу тебе город?
Через три дня Люда уже сидела на репетиции. Парня звали Костя. Он играл уличного философа и пел песни про любовь в стиле «короче, она ушла, но я-то остался»
— А ты кем была? — спросил он, ковыряясь в гитаре.
— Бухгалтером. Почти женой.
— И как ощущения?
— Как будто я вылезла из идеально выглаженного белья и впервые вдохнула воздух.
— Тебе в театр, точно. У нас тут таких любят.
Костя познакомил её с режиссёром, она начала помогать с костюмами, потом зачитала кусочек роли. И через месяц у неё была первая небольшая роль —»рассерженная продавщица с мечтой стать певицей.»
— Всё как в жизни, — сказала Люда. — Только в жизни я мечтала не о сцене, а хотя бы о ком-то, кто скажет: «Ты мне нужна, даже если ты с тараканами».
Костя ответил не сразу. А потом просто взял её за руку.
— Ты мне нужна. И тараканы твои пусть будут с нами. Только давай без уток в терияки.
Тем временем Сёма стал местной легендой. После того как невеста сбежала из-под венца, его начали приглашать на женские тренинги как «пример мужчины, который не бросил, а которого бросили».
— Семён, скажите, а вы ей изменяли?
— Ни разу. Даже мысленно.
— А вы любили её?
— Конечно. У меня в Excel был файл «План нашей семейной жизни до 2045 года».
— И вы всё равно не злитесь?
— А что злиться? Она пошла за своим счастьем. А я — остался .
Однажды, после очередного интервью, он зашёл в кафе, где случайно шла трансляция спектакля из Питера.
— …и если вы, товарищ жених, думаете, что жизнь по плану — это гарантия любви, то вот вам! — с экрана закричала героиня. И Сёма чуть не поперхнулся кофе. Это была Люда. В платье продавщицы. С глазами, горящими так, как у неё никогда не горели при нём.
Он выключил звук. Впервые за долгое время он не стал записывать реакцию в таблицу. Он просто понял.
— Ну что, Семён Кириллович, — сказал он сам себе, — свадьбы не было, но хоть сбежавшая невеста счастлива. Может, и мне пора жить, а не планировать?
Через год, в Питере,Людмила и Костя шли по набережной.
— Ты знаешь, — сказал он, — а я ведь думал, что ты сбежишь и от меня. У тебя это получается легко и просто.
— Не дождёшься, — улыбнулась Люда. — Теперь я сама за себя отвечаю. И знаешь что?
— Что?
— Свадьбы не будет.
— Опять?
— Но будет жизнь. Совместная. Без уток. С пирогами и и спектаклями. И свободой.
Костя рассмеялся:
— Только не говори это маме. Она уже торт заказала.
Люда обняла его. И ей было всё равно, кто что скажет. Потому что впервые в жизни всё было — по-настоящему.
Через полтора года после несостоявшейся свадьбы Людмила впервые приехала в Подольск. Не по делам — по зову сердца. В руках — сумка с подарками, за спиной — Костя с рюкзаком и фирменной гитарой.
— Мам, пап, сюрприз! — Люда влетела в родительскую квартиру, пахнущую укропом и чесноком.
— Мы думали, ты умерла где-то в Питере, — хмуро сказала мать, вытирая слёзы. — Я ж всем на даче соврала, что ты в загс опоздала, а Семён сам всё отменил. Теперь как смотреть людям в глаза?
— Мама… — Люда подошла, обняла её. — А если я счастлива? Разве это не главное?
— Счастье — это не повод для позора! — буркнула мать, но уже улыбалась. — Ладно. Покажи, кто с тобой. Это этот твой… актёр?
Костя вошёл, стеснительно протягивая торт в виде театральной маски.
— Здравствуйте. Я… не бухгалтер, но люблю вашу дочь. Утку в терияки не обещаю, но пельмени умею лепить.
— О! — папа оживился. — Умеешь лепить — уже неплохой человек.
— А как поживает Сёма? — спросила Люда тихо.
— Женился. На девушке с курсами массажа и курьерской службой. Очень пунктуальная. Таблицы любит, кстати, как и он, — хмыкнул отец.
— Он тебе прислал письмо , — добавила мать. — Хотела порвать, но пусть… на. Ты же взрослая.
Людмила распечатала конверт.
> «Люд, привет. Если ты читаешь это — значит, ты всё-таки решилась приехать. Я не злюсь. Я благодарен. Ты показала мне, что жить по таблице — это удобно, но не всегда живо. Сейчас у меня есть девушка, с которой я могу быть самим собой, и это — твоё великое влияние. Спасибо. Желаю тебе искр, счастья и тех самых ватных ног, которые ты искала.
С уважением, Семён К.»
— Мам, пап, — сказала Люда, поднимая глаза от письма. — Свадьбы всё равно не будет. Но вы можете приехать на премьеру в Питер. У меня главная роль. И пироги будут. Домашние.
Они все переглянулись.
— Ну… если пироги — то, может, и приедем, — кивнул отец.
Мать вздохнула.
— Премьеру пропустить — грех. Только не вздумай выходить на сцену в рваных джинсах. И хоть цветы себе выбери нормальные. Не как тогда… фиолетовые хризантемы — на кладбище только!
Все засмеялись.
А потом сидели за чаем и впервые за долгое время просто говорили. Без планов. Без нервов.
