Мария Пикова привычно провела рукой по волосам, проверяя, не выбилась ли ни прядь из аккуратной прически. Жемчужные сережки — подарок дочерей на последний день рождения — мягко блестели в утреннем свете. Она еще раз окинула критическим взглядом свой образ в зеркале: строгий кремовый брючный костюм, белая блуза, удобные лодочки на невысоком каблуке. Идеальный баланс между деловым стилем и элегантностью. Пора в омут, конечно, с головой.
— Мам, ты точно не возьмешь купальник? — донесся из коридора голос младшей дочери Ксении. — Вдруг решишь искупаться в Волге!
— Дорогая, я еду работать, а не отдыхать, — улыбнулась Мария, поправляя чемодан.
— Ну да, конечно, — засмеялась старшая дочь Анна, появляясь в дверях. — Пятнадцать дней на роскошном теплоходе — чистая работа. Мам, ты же сама говорила, что нужно иногда отвлекаться от дел.
Мария лишь покачала головой, но в душе признавала — дочери правы. Последние годы она действительно жила только бизнесом.
«Александр Блок» на причале встретил ее ослепительно белым корпусом и начищенными до блеска перилами. Мария сразу включила режим строгой проверки:
«Покрытие палубы требует обновления, — отметила она про себя, проводя ладонью по перилам. — И освещение в этом секторе слишком тусклое».
Ее острый взгляд выхватывал каждую мелочь: слегка потертый ковер в коридоре, пыль на светильниках, недостаточно яркие таблички с указателями. В блокноте одна за другой появлялись пометки.
Когда она спускалась в машинное отделение, неожиданно потеряла равновесие на крутой лестнице.
— Осторожно! — сильные руки подхватили под локти.
Мария очутилась лицом к лицу с мужчиной в замасленной робе. Его карие глаза смотрели с искренним беспокойством.
― Первый помощник механика, Стаценко Виктор, — представился он. — Вы не ушиблись?
— Мария Пикова, — ответила она, стараясь сохранить деловой тон, но чувствуя, как зачастило сердце. — Владелица агентства, фрахтующего теплоход в эту навигацию.
Когда он улыбнулся, на щеках появились ямочки, а в глазах — теплые искорки. Мария вдруг осознала, что давно никто не смотрел на нее с таким неподдельным интересом.
— Если хотите, могу провести экскурсию по машинному отделению, — предложил он.
Мария кивнула, стараясь не показать волнения. В этот момент она поняла: возможно, этот рейс преподнесет ей не только рабочие открытия…
* * *
Солнечные блики играли на волнах, когда «Александр Блок» плавно отошел от причала. Мария стояла на верхней палубе, наблюдая, как Москва медленно исчезает за горизонтом. В руках она сжимала блокнот с длинным списком замечаний — работа только начиналась.
Первым делом она отправилась проверять ресторан. Запах свежей выпечки и кофе встретил ее у входа, но профессиональный взгляд сразу отметил недостатки: недобросовестно накрытые столы, пыль на декоративных элементах, хаотичное движение официантов.
— Менеджер Егор Кочетков, — представился плотный мужчина с недовольным выражением лица.
Мария молча прошла на кухню. Ее тонкие пальцы провели по верхней полке кладовой — кончики покрылись легким слоем жира. В холодильнике обнаружилась недостача продуктов, а в бухгалтерских отчетах — явные расхождения.
— Вы уволены, — спокойно сказала она, закрывая папку. — В Угличе вы сходите с теплохода.
Кочетков побледнел, начал что-то бормотать о несправедливости, но Мария уже повернулась к шеф-повару:
— До следующей стоянки вы берете управление на себя.
Вечером, после изматывающей проверки, Мария вышла подышать воздухом. В коридоре она неожиданно столкнулась с Виктором. Он был без рабочей робы — в простой темной футболке, подчеркивающей рельеф мышц, с мокрыми от душа волосами.
— Простите, — он вежливо отступил, пропуская ее.
— Ничего страшного, — Мария вдруг заметила книгу в его руках. — Блок?
— Да, читаю кое-что, — улыбнулся Виктор.
— «Люблю Тебя, Ангел-Хранитель во мгле…» — неожиданно для себя вспомнила Мария.
— «Во мгле, что со мною всегда на земле. За то, что ты светлой невестой была, за то, что ты тайну мою отняла…» — подхватил он, и в его глазах вспыхнул искренний интерес.
— Вы знаете Блока?
— В юности читал, — признался Виктор, краснея. — Но у нас в деревне было принято читать «Спид Инфо», а не классику, поэтому старался не распространяться.
На следующий день Виктор несколько раз появлялся рядом в самые подходящие моменты. Например, когда Мария осторожно спускалась по крутому трапу на нижнюю палубу, его рука тут же оказалась под локтем:
— Позвольте помочь.
Прикосновение было теплым и уверенным.
В обед, когда она склонилась над документами в баре, перед ней материализовалась чашка ароматного кофе.
— Две ложки сахара, без молока, — сказал Виктор. — Заметил вчера, как вы пьете.
Мария подняла глаза, поймав его открытый взгляд.
— Спасибо, — улыбнулась она. — Вы всегда так внимательны?
— Только к особенным людям, — ответил он просто, и в его голосе не было и намека на панибратство.
Позже, наблюдая, как он легко общается с командой, Мария поймала себя на мысли, что этот механик совершенно не вписывается в ее представления о судовых работниках. В его манерах чувствовалась какая-то особая интеллигентность, а в глазах — редко встречающаяся глубина
Когда теплоход причалил к Угличу, Мария наблюдала с палубы, как уволенный менеджер с чемоданом неохотно сходит на берег.
— Хорошо, что заметили, — раздался рядом знакомый голос. Виктор прислонился к перилам, наблюдая ту же картину. — Хотя жаль человека.
— В бизнесе нельзя быть мягкой, — вздохнула Мария.
— А в жизни? — неожиданно спросил он.
Этот простой вопрос заставил ее задуматься. Она посмотрела на Виктора — на его обветренное лицо, на сильные рабочие руки, на глаза, в которых читалось настоящее участие. И вдруг осознала, что за годы жесткого управления компанией почти забыла, каково это — просто быть женщиной.
— Не знаю, — честно ответила Мария. — Давно не пробовала.
Виктор молча кивнул, и в его взгляде она прочитала понимание. В этот момент где-то вдарил колокол Угличского кремля, и его звон разнесся над водой, смешиваясь с плеском волн о борт теплохода.
* * *
— Мария Сергеевна, вы опять проверяете машинное отделение? — кокетливо подмигнула проводница Люда, встретив Марию у трапа. — Аж третий раз за день. Или вам у нас первый поммех приглянулся?
— Людмила, — холодно ответила Мария, — если вы будете распространять сплетни, на следующей остановке сойдете вы.
Но едва проводница скрылась за углом, Мария судорожно поправила прическу и блузку. Черт возьми, неужели все так заметно?
Вечером в баре Виктор ловко подкатил к ее столику на стуле с колесиками.
— Разрешите присоединиться, начальница? — улыбнулся он своими чертовски обаятельными ямочками.
— Только если перестанете называть меня начальницей, — фыркнула Мария. — Звучит как-то…
— По-совковому? — подсказал Виктор. — Ладно, буду звать вас Прекрасной Дамой. В духе Блока.
— В полтос я уже не девочка для стихов, — вздохнула Мария, но в уголках губ заплясали предательские морщинки.
На стоянке в Нижнем Новгороде Виктор уговорил Марию сойти на берег.
— Всего на часок! Уверен, вы ни разу не видели настоящий нижегородский кремль!
— Виктор, у меня…
— Работа, отчеты, проверки, — передразнил он ее, взяв за руку. — Живите, наконец!
Через полчаса они заблудились в узких улочках, а потом и вовсе угодили в компанию местных бабулек, торгующих вязаными носками и странными травяными сборами.
— Молодой человек, — вдруг строго обратилась к Виктору одна из них, — это ваша мама? Позаботьтесь о родительнице, у нее усталый вид!
Мария фыркнула, а Виктор расхохотался:
— Бабушка, это моя будущая жена!
— Ой, беда-то какая! — ахнула старушка. — Сынок, да ты себе ровню ищи!
Мария покраснела, как рак, и быстрым шагом пошла прочь. Виктор догнал ее у фонтана.
— Прости, я не подумал…
— Да бросьте, — махнула рукой Мария, но голос дрогнул. — Вам же смешно — разыгрывать пожилую даму.
Он вдруг стал серьезным:
— Во-первых, вы не пожилая. Во-вторых, мне тридцать пять, и я думаю, в этом возрасте мужчина несет ответственность за свой выбор и свою жизнь. И мой выбор — ты.
С этими словами он схватил ее на руки и начал кружить. Попытки бить его новыми вязаными носками не привели ни к какому, в общем, результату, и Мария сдалась. Ну, как Мария… Сейчас она себя чувствовала больше двадцатилетней Машкой, чем взрослой женщиной с собственным бизнесом.
Вернувшись в каюту вечером, Мария обнаружила в своей каюте букет полевых цветов в простой стеклянной банке. На столе лежала записка:
«Прекрасной Даме — от законченного романтика. P.S. Я с выбором определился».
Когда она обернулась, Виктор уже стоял в дверях. Без слов он подошел ближе. Мария почувствовала, как дрожат его руки, когда он осторожно коснулся ее лица.
— Я, кажется, влюбился, — прошептал он. — Хотя знаю, что тебе это не нужно…
— Мне это страшно, — честно призналась Мария.
— Давай бояться вместе?
Их первый поцелуй был нежным, как волжский бриз, и сладким, как спелая черешня, которую они ели днем на набережной.
— Ну все, — вздохнула Мария, отстраняясь. — Теперь меня точно будут звать не начальницей, а «той самой сахарной мамочкой».
— А меня — содержанцем и карьеристом, который себе должность нали… заработал альтернативными методами, — рассмеялся Виктор и снова притянул ее к себе.
* * *
— Виктор, милый, — раздался сладкий голос в коридоре, — ты забыл, какой сегодня день?
Мария, выходившая из каюты, замерла. Перед Виктором стояла эффектная блондинка в белом халате, демонстративно прижимавшая к груди медицинскую карту.
— Олеся, — вздохнул Виктор, — мы же развелись.
— Но не перестали быть друзьями! — нараспев произнесла медсестра. — Ровно шесть лет назад мы познакомились на этом теплоходе.
Заметив Марию, Олеся сладко улыбнулась:
— Ой, извините, мы тут с мужем… то есть бывшим мужем… вспоминаем молодость.
— Не за что извиняться, — холодно ответила Мария. — Кстати, Виктор, отчет по топливу жду к обеду.
— Слушаюсь, начальница! — бодро отрапортовал он, с облегчением уходя за Марией.
Вечером она застала Виктора в баре в странном состоянии:
— Машенька, золотце, — заплетающимся языком говорил он, — давай поженимся! Купим остров! Родим… э-э-э… яхту!
— Ты что, пьян? — нахмурилась она.
— Да я в жизни р-р-р… — он попытался встать и чуть не рухнул.
В этот момент из-за стойки бармена мелькнула знакомая белокурая голова. Олеся быстро ретировалась, но Мария все поняла.
— Ну что, Прекрасная Дама, — с трудом выговаривал Виктор, — возьмешь меня, пьяницу, в мужья? Я тебя вот люблю со всей силы…
— Лучше бы ты мне стихи Блока почитал, — вздохнула Мария, волоча его к каюте.
Наутро помятый Виктор явился с повинной:
— Она что-то подсыпала мне в чай, клянусь!
— Знаю, — кивнула Мария. — Ты орал про яхты и острова, пел «Любэ» и что-то про шанс из “Острова сокровищ”.
— А что еще я говорил? — испуганно спросил он.
— Что любишь меня.
Наступила пауза. Виктор покраснел:
— Это… не совсем из-за препаратов…
Дальше Марии предстоял нелегкий разговор с Олесей. Она уже прослыла отъявленной стервой из-за того, что не оставила на борту балласт, так что хуже не будет. Хуже уже попросту некуда.
— Следующая доза успокоительного будет в твоем увольнении, — спокойно сказала она блондинке (впрочем, явно крашеной).
— Вы просто завидуете! — фыркнула Олеся. — Он любил меня больше жизни!
— Аж пять лет, — парировала Мария. — Пока ты не переспала с рулевым.
— Ой, да он вам уже все рассказал? — язвительно улыбнулась Олеся. — Я хотя бы официанткой никогда не работала, в отличие от некоторых.
Мария вдруг рассмеялась:
— Деточка, я отгрохала свой бизнес, а ты даже на врача не удосужилась выучиться. Ни детей, ни высшего образования.
Вечером Мария сидела на палубе, разглядывая волны. Подошел Виктор:
— Я поговорил с Олесей. Пообещал, что если она еще раз…
— Я отдала ее на растерзание судовому врачу. Пусть сам разбирается и с ней, и с недостачей лекарств. Виктор, — посмотрела на него Мария, — мне пятьдесят. Тебе тридцать пять. Ты правда хочешь связывать жизнь с пожилой дамой?
Он сел рядом и взял ее руку:
— Во-первых, еще раз: вы не пожилая. Во-вторых, я уже взрослый мужик и сам решаю, кого любить. А в-третьих… — он лукаво подмигнул, — у «пожилой дамы» самый большой флот на Волге. Шутка!
Мария рассмеялась, но потом серьезно посмотрела ему в глаза:
— А если через пять лет ты встретишь новую Олесю?
— Тогда ты меня высади на ближайшей пристани. Можно прямо через борт. Без выходного пособия.
Их пальцы переплелись. Где-то внизу мелькнула белая косынка медсестры, но теперь Марии было уже все равно.