— Надежда Петровна, у нас сегодня настоящий праздник! Васенька решил остаться еще на неделю! — Вера, невестка, влетела на кухню с таким видом, будто выиграла в лотерею.
— Еще неделю? — Надежда Петровна замерла у плиты, держа лопатку над сковородой. — А почему не до пенсии сразу?
— Ну как же вы можете! Он же ваш внук! К бабушке приехал отдохнуть!
Надежда Петровна поставила сковороду на стол и вытерла руки о передник.
— Отдохнуть? Три месяца он у меня отдыхает! Вера, я ведь тебе говорила – две недели, не больше.
— Мамочка, ну что вам стоит? У нас ремонт, сами знаете, — Андрей, сын, потянулся к свежим ватрушкам. — Пыль, грязь, шум. Ребенку нужен свежий воздух.
— Свежий воздух ему нужен, — Надежда Петровна отодвинула тарелку с ватрушками подальше от сына. — А мне, значит, не нужен? Я себе эту квартиру не для того покупала, чтобы превращать ее в проходной двор.
— Вот опять вы за старое, — Вера закатила глаза. — Мы ж не чужие люди! Семья!
— Да? А почему тогда за электричество платить не хотите? Три месяца Васенька играет в свои компьютерные игры, свет горит круглосуточно.
— Надежда Петровна! Вы что, ставите материальное выше родства? — невестка прижала руку к груди.
— Не родство, а ответственность. И где Вася, кстати? Снова у компьютера?
— Так спит еще, только три часа дня, — неохотно призналась Вера.
Надежда Петровна покачала головой и накрыла ватрушки полотенцем.
— Вера, Андрей, я устала. Мне нужен покой. Мое личное пространство. Я пятый год на пенсии, хочу наконец пожить для себя.
— А что вам мешает? — искренне удивился Андрей. — Васька же не шумит почти.
— Да всё мешает! Не могу пригласить подруг – стыдно. Кухня всегда занята. Вы приезжаете без предупреждения, уезжаете, когда вздумается, и ни разу не спросили – а удобно ли мне?
Веру передернуло.
— Да кто же так со своими родными разговаривает? Вы что, не понимаете? Мы с Андреем на две работы пашем! У нас ипотека! Частная школа! А вы тут…
— Что я тут? — Надежда Петровна сняла передник. — Что именно я тут, Вера? Живу? В своей квартире?
— Мама, хватит, — Андрей примирительно поднял руки. — Чего ты завелась?
— Чего я завелась? — Надежда Петровна внимательно посмотрела на сына. — А что, нельзя?
— Можно, конечно, но…
— Вот скажи мне, Андрей, когда ты последний раз интересовался, как я живу? Чем болею? Не «мам, дай денег», а просто – как твое здоровье?
Андрей замялся, поглядывая на жену.
— Я звонил на день рождения… Кажется.
— Кажется, — эхом повторила Надежда Петровна. — И это был не день рождения, а Восьмое марта. И ты спрашивал, нельзя ли оставить Васю на выходные, потому что у вас корпоратив.
— Ну знаете! — взорвалась Вера. — Мы тут буквально разрываемся, чтобы свести концы с концами, а вы считаете звонки! У нас Васенька болеет постоянно, мы измотаны, а вы…
— А я, оказывается, здоровая и бодрая, — перебила Надежда Петровна. — И должна решать все ваши проблемы. Потому что «ты же бабушка».
В кухне повисла тишина. Андрей неловко покашлял.
— Мама, ну что ты в самом деле? Кому Вася мешает? Поиграет неделю и домой.
— Нет, — твердо сказала Надежда Петровна. — Хватит. Сегодня забираете Васю. Я больше не могу.
— Это ваше последнее слово? — поджала губы Вера.
— Последнее, — кивнула Надежда Петровна. — И еще. Впредь предупреждайте о приезде минимум за два дня. Я не обязана сидеть дома и ждать, не нагрянет ли кто-нибудь с баулами.
Надежда Петровна медленно прошлась по комнатам, трогая вещи, будто заново знакомясь с собственной квартирой. После отъезда сына, невестки и внука дом казался непривычно тихим. Она подошла к окну и отодвинула штору — майское солнце лилось сквозь стекло, высвечивая пылинки.
Прошла неделя с того непростого разговора. Спорить они не стали, молча собрали Васины вещи, сложили их в сумку. Андрей буркнул невнятное «пока» и первым вышел из квартиры. Вера, придерживая дверь, многозначительно произнесла: «Надеюсь, вы ещё пожалеете.»
Телефон зазвонил, нарушая тишину.
— Алло? — в трубке слышалось тяжёлое дыхание Клавдии Ивановны, старой подруги.
— Надюш, ты чего пропала? Обещала к моему пирогу прийти ещё во вторник.
Надежда Петровна опустилась в кресло.
— Клавочка, прости. Тут такое… Выгнала я своих. Сама не верю, что решилась.
— Шутишь! Твоего благоверного сыночка с невесткой-раскомандовкой? — неподдельное удивление слышалось в голосе подруги.
— Представляешь? Три месяца внук у меня. Ни спасибо, ни здрасьте. Компьютер круглыми сутками. Вера командует на кухне, как у себя дома. А теперь ещё неделю захотели остаться…
— И правильно сделала! — поддержала Клавдия Ивановна. — Сколько можно на твоей шее сидеть? Своё гнездо свили, вот пусть там и живут.
— Сама не знаю, правильно ли… — Надежда Петровна покрутила в руках нитку бус. — Вдруг я и правда… не по-людски?
— Чего городишь? По-людски — это уважать других. А твои на тебе пашут, как на колхозной лошади! Молодец, что взбрыкнула наконец.
— Андрей не звонит, — тихо сказала Надежда Петровна. — Обиделся, наверное.
— Перебесится, — отрезала подруга. — Слушай, у меня идея. А давай к Анне Григорьевне на дачу махнём? Она звала на выходные, клубника поспела.
Надежда Петровна хотела отказаться — непривычно было срываться вот так, без подготовки. Но потом вспомнила, как невестка распоряжалась в её доме, и решительно ответила:
— А давай. Когда еще?
— Вот и правильно! У меня компот из абрикосов остался, его прихвачу. Ты пироги свои собери, разгуляемся!
После разговора Надежда Петровна прошла на кухню и открыла холодильник. Привычно потянулась за яйцами для теста, но остановилась. Впервые за много лет она подумала: «А почему я всегда должна что-то печь? Почему не могу просто приехать и отдохнуть?»
Она закрыла холодильник и решительно взялась за телефон.
— Клава? Я передумала. Пирогов не будет. Куплю торт по дороге.
— Вот это новости! — расхохоталась подруга. — Неужто решила не надрываться?
— Представь себе, — улыбнулась Надежда Петровна. — Имею право.
Она положила трубку и почувствовала странное облегчение, будто сбросила тяжёлый рюкзак. «Имею право,» — повторила она вслух, пробуя эти слова на вкус. И впервые за долгое время ей показалось, что это действительно так.
Три дня на даче пролетели незаметно. Надежда Петровна вернулась домой отдохнувшая, с румянцем на щеках. Загорелая Клавдия Ивановна довезла её до подъезда и, махнув на прощание, укатила на такси.
Поднимаясь по лестнице, Надежда Петровна заметила возле своей двери коробку. Подойдя ближе, она узнала Васины вещи: старая приставка, школьный рюкзак, какие-то тетради.
— Опять, — пробормотала она, доставая ключи.
Открыв дверь, она едва успела поставить сумку, как раздался телефонный звонок.
— Мама, ты дома? — Голос Андрея звучал напряженно.
— Только вошла. А что?
— Вера собрала Васькины вещи, которые у тебя остались. Я их…
— Уже увидела, — перебила Надежда Петровна. — Спасибо, что не в мусорный бак выкинули.
— Мам, ну что ты начинаешь опять…
— Я? — она присела на табурет в прихожей. — Я ничего не начинаю, Андрюша. Это вы решили устроить демонстрацию.
В трубке послышался глубокий вздох.
— Слушай, у нас проблемы. Вера потеряла работу. Ремонт затянулся. Денег в обрез.
Надежда Петровна помолчала, ожидая продолжения. Она уже знала, к чему идёт разговор.
— Мам? Ты слушаешь?
— Слушаю. И что дальше?
— Ну, мы подумали… может, ты нас выручишь? На пару месяцев всего… Пока Вера новую работу найдёт.
Надежда Петровна закрыла глаза. Она чувствовала, как внутри поднимается что-то похожее на гнев, но не совсем — скорее усталость. Бесконечная усталость.
— Выручить как? — спросила она, хотя и так всё понимала.
— Вася по тебе скучает… — начал Андрей издалека.
— Андрей, говори прямо.
— Ладно, — он откашлялся. — Нам нужны деньги. Тысяч тридцать. До зарплаты.
Надежда Петровна открыла глаза и уставилась на настенный календарь. Там были отмечены даты для оплаты коммунальных услуг — её пенсия едва покрывала эти расходы.
— А что случилось с теми деньгами, которые ты занимал у меня в прошлом месяце? И в позапрошлом?
— Мам, ну что ты как банк? Вернём, конечно.
— Когда?
Пауза затянулась.
— Ты… не хочешь помочь? — в голосе сына звучало недоумение, будто такое предположение было абсурдным.
— Андрюша, — она постаралась говорить мягче. — У меня самой денег в обрез. Мне на лекарства не хватает.
— От чего лекарства? Ты же ничем не болеешь! — в его голосе послышался нервный смешок.
— Откуда ты знаешь? Ты когда спрашивал в последний раз?
— Ну вот, опять начинается… — протянул он. — Мама, времени нет совсем. Работа, Васька, ремонт этот…
— А я, значит, на всё время имею, — Надежда Петровна встала и прошла на кухню, прижимая телефон к уху. — И на то, чтобы внука развлекать, и на то, чтобы деньги зарабатывать.
— При чём тут это?
— При том, Андрей, что я тоже человек. И у меня есть пределы. Нет у меня сейчас денег для вас.
В трубке повисло тяжёлое молчание, а потом раздался голос Веры:
— Надежда Петровна! Вы что, всерьёз отказываете родному сыну? Я разговор слышала.
— Серьёзно отказываю, Вера, — твёрдо произнесла Надежда Петровна. — Я не банкомат. Не обслуживающий персонал. У меня своя жизнь.
— Своя жизнь? — голос невестки взлетел. — У пенсионерки? А что вы с ней делаете, с этой жизнью? На лавочке сидите? Вы же такая деятельная, всё время жалуетесь, что вам не дают развернуться!
— Вера! — одёрнул её Андрей.
Надежда Петровна почувствовала, как у неё задрожали руки.
— Значит, вот как вы думаете, — тихо сказала она. — Что у бабушки и дел-то других нет, кроме как вам служить. Интересно.
— Мам, Вера не то имела в виду…
— Именно то, — перебила Надежда Петровна. — И знаешь что? Пора заканчивать разговор. Денег нет. И меня для вас тоже больше нет. До свидания.
Она положила трубку и долго смотрела в окно, где на фоне заходящего солнца качались ветви старого клёна.
Надежда Петровна не ожидала, что её слова возымеют такой эффект. Сутки тишины — никаких звонков, никаких сообщений. Она то злилась на сына и невестку, то казнила себя за резкость. Но другая часть её души, та, что долгие годы молчала, наконец обрела голос.
Звонок в дверь раздался, когда она готовила ужин. На пороге стоял Андрей. Один, без Веры. Его лицо было непривычно серьёзным.
— Можно войти? — спросил он, будто раньше всегда спрашивал разрешения.
Надежда Петровна молча посторонилась, пропуская сына в квартиру.
— Блинами пахнет, — заметил он, снимая куртку. — Твоими фирменными?
— Обычными, — ответила она. — Проходи, раз пришёл.
Они сели на кухне. Андрей нервно барабанил пальцами по столу.
— Мам, я подумал о нашем вчерашнем разговоре…
— И? — Надежда Петровна выключила газ под сковородой.
— Вера перегнула палку, конечно. Но ты тоже… могла бы войти в положение.
— В какое положение, Андрюша? — она повернулась к сыну. — В то, что вы взрослые люди, но не научились жить по средствам? Или в то, что я, по-вашему, обязана всегда говорить «да»?
— Мам, но ты же раньше никогда не отказывала…
— И это моя вина. Я вас так воспитала — думать, что бабушка всё стерпит, всё вынесет. Что её личное пространство — ничто, её время — ничто, её деньги — как будто общие.
Андрей вскинул руки:
— Хорошо, я понял! Мы — ужасные люди, эгоисты и потребители! Но что ты предлагаешь? Чтобы мы голодали? Чтобы у Василия не было новых ботинок?
— А почему всё так драматично? — Надежда Петровна присела напротив. — Неужели кроме меня помочь некому? Может, пора научиться жить по средствам?
— Легко тебе говорить! — огрызнулся Андрей. — У тебя никогда не было ипотеки. Папа всё сам делал, ты даже не работала толком.
Эти слова ударили больнее, чем она ожидала. Надежда Петровна медленно встала.
— Я не работала? — её голос дрогнул. — Я двадцать лет отдала школе. Получала копейки. А потом ещё пятнадцать лет в бухгалтерии, каждый день с цифрами, без выходных. Чтобы у тебя было всё — и кружки, и спортивная школа, и институт. А когда папы не стало, я собирала тебе передачки в общежитие. И это «не работала»?
— Я не то имел в виду…
— Именно то, — она налила себе чай. — Вы с Верой считаете, что я вам всем обязана. Что это не я даю, а вы берёте своё.
В кухне повисла тяжёлая пауза. Андрей смотрел в окно, нахмурившись.
— Мам, я пришёл не ругаться, — наконец произнёс он. — Вера беременна.
Надежда Петровна замерла, чашка в её руке застыла на полпути ко рту.
— Три месяца, — продолжил Андрей. — Мы хотели сначала подождать, а потом как-то всё закрутилось… я не знал, как сказать.
Она медленно поставила чашку.
— И это… даже не повод позвонить матери?
— Я хотел лично сказать, но времени всё не было, — пожал плечами Андрей. — А потом этот конфликт… я не знал, как ты отреагируешь.
Надежда Петровна почувствовала, как в груди что-то сжалось — смесь радости, обиды и усталости.
— Поэтому вам нужны деньги? На врачей?
— Не только, — Андрей помедлил. — Нам придётся съехать из съёмной квартиры. Хозяин поднимает цену, а у нас второй ребёнок на подходе. Мы думали… может, пожить у тебя. Пока не встанем на ноги. Вера бы сидела с детьми, а я бы подработки брал. Года на два, не больше.
Вот оно что. Надежда Петровна почувствовала, как покой, который она с таким трудом обрела, рассыпается карточным домиком.
— На два года? — тихо переспросила она. — Вчетвером в моей однушке?
— Ну да, тебе же не жалко, — Андрей улыбнулся, словно вопрос был решён. — Вера уже лекарств накупила в ту комнату, говорит, там плесень за шкафом.
— Вера уже всё решила, — глухо повторила Надежда Петровна.
Она смотрела на сына и видела перед собой маленького мальчика, который когда-то так нуждался в ней. Потом мальчик исчез, и она увидела взрослого мужчину, который пришёл не просить, а требовать.
— Андрей, — наконец произнесла она. — Я рада, что у вас будет ребёнок. Правда рада. Но жить у меня вы не будете.
Его лицо исказилось.
— Ты серьёзно? Даже не обсудишь это?
— А что тут обсуждать? — она горько усмехнулась. — Вы уже всё решили без меня.
— Мама, ну где нам жить? На улице?
— У Веры мать в трёхкомнатной одна живёт, — заметила Надежда Петровна. — Почему не к ней?
Андрей поморщился:
— У неё кошки эти… Вера не хочет.
— А что я хочу — это никого не интересует, — кивнула Надежда Петровна. — Главное, чтобы Вера была довольна.
— При чём тут это? — вспылил Андрей. — У нас ребёнок будет!
— У меня тоже когда-то был ребёнок, — тихо сказала она. — И я никогда не думала, что наступит день, когда он будет вот так стоять и требовать от меня последнего, что у меня есть, — моего личного пространства.
— Значит, отказываешь, — процедил Андрей, поднимаясь. — Своим родным внукам отказываешь. Потому что тебе видите ли «пространство» нужно!
— Да, Андрей, — она тоже встала. — Именно поэтому. И ещё потому, что вам надо наконец повзрослеть. Оба.
Дверь захлопнулась с такой силой, что фарфоровая статуэтка на полке качнулась. Надежда Петровна подхватила её — подарок покойного мужа ещё с молодости.
Первые дни после ухода Андрея были самыми тяжёлыми. Она постоянно думала, правильно ли поступила. Порой ночью просыпалась от собственного голоса — во сне она пыталась что-то объяснить сыну. Несколько раз тянулась к телефону, чтобы позвонить, извиниться, сказать, что передумала. Но каждый раз её останавливало осознание: уступи она сейчас — и круг замкнётся.
Прошло две недели. Телефон молчал. Клавдия Ивановна, узнав о произошедшем, поддержала подругу:
— Ты не сына выгнала, Надя, а великовозрастного потребителя. Уверена, они уже у тёщи устроились. Молодцы, вовремя вспомнили про второго ребёнка!
Надежда Петровна не стала спорить, хотя в груди всё ещё было тяжело. Но каждый день становился немного легче. Она записалась на курсы компьютерной грамотности при библиотеке. Стала ходить в бассейн, вспомнив, как любила плавать в молодости.
Однажды, возвращаясь из магазина, она увидела Васю. Мальчик сидел на скамейке возле подъезда, теребя лямку рюкзака.
— Вася? — окликнула она, подходя ближе. — Что ты здесь делаешь?
Мальчик вскочил, бросился к ней, обнял.
— Бабуль! А мне сказали, что ты нас больше не любишь…
Надежда Петровна обняла внука, прижала к себе.
— Глупости какие. Конечно, люблю.
— Тогда почему мы к тебе не ездим? — Вася поднял голову, в глазах стояли слёзы. — Я скучаю по твоим ватрушкам.
— Ох, Васенька, — она погладила его по волосам. — У взрослых всё сложно. Но ты можешь приходить ко мне в гости. Когда захочешь.
— Правда? — просиял мальчик. — А папа сказал, что ты больше не хочешь нас видеть.
— Папа ошибается, — твёрдо сказала Надежда Петровна. — Пойдём, я как раз собиралась печь. И тебе к чаю будет.
Через неделю Вася пришёл снова. А потом стал забегать регулярно — после школы, на час-полтора. Они играли в шахматы, пекли, разговаривали. Надежда Петровна радовалась этим встречам, но старалась не расспрашивать о родителях.
Вскоре раздался звонок. Андрей.
— Мам, — голос звучал непривычно тихо. — Ты обижаешься ещё?
— Нет, сынок, — она присела у окна. — Не обижаюсь.
— Можно мы с Верой сегодня заедем? Она… хочет извиниться.
— Приезжайте, конечно, — Надежда Петровна улыбнулась, глядя на фотографию маленького Андрюши на стене. — Только позвоните заранее. У меня сегодня занятия в бассейне.
— Бассейн? — удивился Андрей. — Ты ходишь в бассейн?
— Представь себе, — засмеялась она. — У бабушки теперь масса дел. И знаешь, я вдруг поняла — для всех нас места хватит. Если научиться уважать границы.
После разговора Надежда Петровна вышла на балкон. Майское солнце грело теперь совсем по-летнему. На скамейке сидели молодые мамы, рядом играли дети. В руках у неё была чашка чая — её любимая, с отколотым краешком. Надежда Петровна сделала глоток и подумала, что жизнь, кажется, только начинается.
Внизу зазвенел колокольчик велосипеда — Вася приехал на новеньком, блестящем, с корзинкой впереди. Его светлые вихры мелькнули у подъезда. Она улыбнулась, поставила чашку.
Квартира наполнялась лучами солнца, детским смехом и запахом свежих ватрушек. Но теперь всё было иначе — по её правилам, в её время. И от этого ватрушки казались особенно вкусными.
