Ранним августовским утром тишину деревни Ольховки нарушил пронзительный девичий крик:
— Тётка Агафья! Тётка Агафья!
Дородная женщина в застиранном переднике медленно вышла на крыльцо, щурясь от яркого солнца.
У калитки приплясывала Фроська, дочка соседки, махала руками как мельница.
— Чего орёшь-то, как оглашенная? — проворчала Агафья Михайловна.
— Васятка ваш велел передать — баню топить! Они нынче вечером домой будут!
— А Степан что?
— Про Степана ничего не сказал. Только велел баню истопить, лапши с курицей наварить да пирог с капустой испечь к вечеру.
— Ишь ты, барин какой! — фыркнула старуха. — Постой, егоза! Где ж ты Васятку-то видала?
— На базаре в городе! С мамкой ездила, гляжу — идёт такой наряженный, и девка с ним махонькая, худющая, не деревенская…
Агафья Михайловна насторожилась:
— Какая ещё девка?
— А я почём знаю? Тощая такая, и стриженая, как парнишка!
В избе завозилась невестка Дарья, хлопоча у печи.
Красивая, статная, она ловко управлялась с ухватом, доставая чугунок.
— Кто там, маменька? — спросила негромко.
— Да Фроська прибегала. Говорит, Васятку в городе видела. Велел баню топить, пирогов напечь. Вечером, вишь, пожалует.
— Что ж, затоплю баньку, — кивнула Дарья. — И пироги поставлю, как раз тесто подошло.
Свекровь недовольно засопела:
— И чего ты всё прыгаешь перед ним, как коза? Набаловала совсем младшенького…
Дарья промолчала, привычно пропуская ворчание мимо ушей.
За пять лет жизни со Степаном она научилась не обращать внимания на постоянные придирки свекрови.
Та с первого дня невзлюбила невестку-сироту, хоть и работящую, да покладистую.
Всё попрекала — то не так, это не эдак.
А что детей бог не дал — так и вовсе проходу не стало.
В сенях послышались шаги, и в избу вошла Татьяна Михайловна, младшая сестра свекрови.
В отличие от неряшливой Агафьи, она и в будний день выглядела аккуратно — чистый платок, опрятное платье, прямая спина.
— Здравствуйте, тётушка Татьяна, — просияла Дарья. — Чайку не желаете? Я как раз ватрушки испекла…
— Здравствуй, Дарьюшка, — ласково улыбнулась та. — От твоих ватрушек разве ж откажешься?
Дарья засуетилась у самовара, доставая праздничные чашки.
Татьяна Михайловна была единственной в семье, кто относился к ней по-доброму.
Может, потому что сама знала, каково жить среди чужих людей.
До революции служила она в богатом доме у барыни, та полюбила смышлёную девушку, обучила грамоте и манерам.
Даже в Париж с собой звала, когда уезжала.
Да только не смогла Татьяна бросить старую мать да сестру с детьми.
Так и осталась, а после стала в школе ребятишек учить.
— И чего ты с ней чикаешься? — проворчала Агафья, глядя, как невестка хлопочет перед сестрой. — Она же змея подколодная, в нашу семью влезла, сапой. И откуда только Степушка её приволок…
— Полно тебе, нянька, — одёрнула сестру Татьяна. — Дарья — золото, а не невестка. Иные с родными матерями так не возятся, как она с тобой. И накормлена, и напоена, и в доме чистота…
— Ничего-то ты не знаешь, — обиженно отвернулась старуха. — Одна надёжа на Васятку, сыночка моего младшенького…
Вечером во дворе послышался скрип телеги.
Дарья выглянула в окно — Василий приехал, а с ним худенькая девушка в ситцевом платье, стриженая совсем коротко.
— Вот, матушка, — басил Василий, подталкивая вперёд спутницу. — Знакомьтесь — жена моя, Катерина. Жить у нас будет.
Девушка испуганно жалась к мужу, пряча глаза.
Села за стол — ела, как птичка, украдкой поглядывая на домашних.
— Может, мне с Катей в баню сходить? — предложила Дарья.
— Чего это? — хмыкнул Василий. — У неё муж есть.
Наутро, собираясь в город, Василий отвёл невестку в сторону:
— Дарья, ты того… присмотри за Катериной. Может, к себе в пекарню возьмёшь? А то матушка заест совсем…
Дарья молча кивнула.
— Степану привет передать?
— Угу…
Весь день Агафья то костерила невестку, то плакала, что ещё один рот на её шею посадили, то умоляла не бросать её, старую.
Катерина пугливо жалась по углам, молча выполняя поручения Дарьи.
Вечером, переделав все дела и уложив свекровь, Дарья взяла бельё:
— Пойдём, Катя, на речку. Постираем да искупаемся заодно.
— Поздно уж, — встревожилась старуха. — Куда на ночь глядя?
— Ничего, мы на ближние купалки. Управимся быстро.
Пройдя вдоль берега, Дарья остановилась в укромном месте. Огляделась — никого.
— Здравствуй, — тихо сказала она.
— Здравствуй, сестрица, — прошептала Катерина.
И девушки крепко обнялись, еле сдерживая рыдания.
…Десять лет назад, когда белые входили в их село, мать успела спрятать младшую, восьмилетнюю Катю в картофельной яме. А старшую, четырнадцатилетнюю Дарью, укрыть не успела — сама погибла вместе с мужем.
Дарья чудом выжила — отлежалась в погребе у соседей, а потом ушла искать счастья в город. Там и встретила Степана, который привёз её в Ольховку.
А Катерина… Катерина выбралась из ямы только ночью. Долго скиталась по чужим людям, пока не попала в детский дом. Там и выучилась на швею. А потом встретила Василия…
— Ты как здесь оказалась? — Дарья гладила сестру по коротким волосам.
— В швейной мастерской работала, — тихо отвечала та. — Вася заказал костюм, стал захаживать… Я ему ничего не сказала, ни про родителей, ни про тебя. А он взял да посватался.
— И правильно сделала, что молчала. Никому не говори — ни ему, ни свекрови. Здесь я тебе не сестра, поняла?
Катерина кивнула:
— Как же ты столько лет терпишь её? Свекровь-то…
— А что делать? — вздохнула Дарья. — Степан хороший, работящий. Жалко его — мать всё ж таки. Да и тебя теперь сберегу, не дам в обиду…
Сёстры ещё долго сидели над тёмной рекой, вспоминая прошлое и строя планы на будущее.
А в небе загорались первые звёзды, обещая новый день и новые надежды.
***
Жизнь в доме постепенно налаживалась.
Дарья устроила сестру в пекарню ученицей, учила премудростям деревенского быта.
Катерина оказалась способной ученицей — скоро уже сама справлялась с хозяйством не хуже других.
Агафья по-прежнему ворчала на обеих невесток, но теперь её недовольство делилось поровну.
А когда Катерина забеременела, то притихла — ждала внука.
Только Татьяна Михайловна иногда задумчиво поглядывала то на одну, то на другую невестку.
Что-то неуловимо схожее было в их движениях, в повороте головы, в тихом смехе… Но молчала — не её это было дело.
А сёстры хранили свою тайну, радуясь, что судьба снова свела их вместе.
И пусть не могли они открыто обняться, назвать друг друга родными — главное, что были рядом.
А остальное… остальное приложится.
Говорят, бог не без милости, а счастье не без доли. Может, и их счастье однажды станет полным — без недомолвок и тайн. А пока пусть всё идёт своим чередом. Ведь главное — они снова вместе.
