Заведующая родильным отделением посмотрела на Любу поверх очков:
— Проходи в кабинет и закрой за собой плотней дверь, — распорядилась она. — Давай ближе к делу, Любовь Дмитриевна. Как разродишься, знай, я на тебя всю опеку натравлю. Пусть проверят твои жилищные условия. Ты мать-одиночка, на твоем попечении два сына, которых ты не в состоянии содержать, вдобавок, от тебя ушёл муж. А собственного жилища у тебя нет. Лучше сразу отказную пиши когда родишь.
Люба со страхом посмотрела на заведующую.
— Вы не имеете права разговаривать со мной в подобном тоне!
— Ты когда беременела, понимала, какую ответственность на себя берёшь? — перебила заведующая. — Тебе бы двоих старших прокормить, одеть. Рожать нужно в полную, обеспеченную семью, а не как ты — понесла потому что «боженька послал».
Люба вышла из кабинета вся в слезах.
Слова заведующей безжалостно били её под-дых: три года назад от неё ушел муж, Василий, работавший бригадиром на стройках.
Оставил её с двумя детьми, двенадцатилетним Пашкой и семилетним Колькой; оставил в самый сложный момент: дом её родителей, в котором жили, начал рушиться: повело крышу, обвалилось крыльцо, пол в доме наполовину сгнил.
Люба встала в очередь на жильё, но на скорое переселение рассчитывать не приходилось — люди годами ждут новой квартиры.
И у самой Любы не было работы, жила на подачки мужа.
Так что слова заведующей имели смысл, хоть и были жестоки.
Люба прошла в палату и легла в кровать.
Она смотрела на яблоко, лежавшее на прикроватной тумбочке, им поделилась соседка по палате.
Люба не стала его есть, оставила сыновьям, которые обязательно прибегут её навестить.
Слова Тамары Борисовны еще долго мучили её израненную душу.
Она и впрямь сглупила, когда решила родить третьего ребёнка. Год назад Василий, уже живший с разлучницей в соседнем поселке вдруг одумался и вернулся в семью. Тогда Люба и забеременела, послушав дурацких советов соседки и решив что еще один ребёнок укрепит семью.
Ничего не вышло, когда Люба была на шестом месяце, соперница активизировалась и прикатила за Василием на собственной машине. Стоило ей поманить мужа Любы пальцем, как тот собрал вещи и ушел.
Дрянной оказался мужчина, во второй раз показал свою подлую натуру.
После очередного предательства мужа, Люба впала в депрессию. Обиды, боль и нежелание жить погрузили ее в беспросветную тьму, из которой вытащили лишь мальчишки. Без них, кто знает, до чего бы она дошла.
Сыновья повели себя по-неожиданному взросло:
— Мам, хватит плакать, — сухо сказал Пашка, — если понадобится, мы сами вырастим братишку или сестренку.
— Мы будем тебя слушаться, — добавил Коля.
— Мы будем тебе помогать, — продолжил Паша. — Я уже взрослый, могу подрабатывать по деревне: могу складывать дрова в поленницу, могу на сенокос ходить, или с рыбаками вплавь уходить. Так что не пропадём, мама.
***
Ребенок долго не томил мать и слабо вскрикнув, появился на свет. Молодая акушерка хотела показать его Любе, но заведующая остановила её.
— Это лишнее, Юлия Викторовна, дайте ребёнка мне, мать отказную собиралась писать.
Люба заволновалась:
— Ничего я не собиралась писать… Дайте мне на ребёнка посмотреть. Опять мальчик, да? А чего он молчит? Что-то и не плачет почти.
И санитарка, и Юлия Викторовна отвели глаза. В палату быстрым шагом вошла еще одна врач.
— Добрый день, что тут у нас? Преждевременные роды?
— Девочка у вас, — ответила Любе детский врач, — недоношенная, маловесная. Что-то ты, мамочка, сама бледная как мел. Как чувствуешь себя?
— Да что-то… Все перед глазами поплыло…
Любу охватил озноб, она почувствовала что проваливается в сон.
— Так, Юля Викторовна, беги звони чтобы готовили реанимацию на всякий случай, — услышала Люба, лёжа на родильном столе. — Кровотечение слишком интенсивное… Люба, Люба, скажи что-нибудь. Сколько тебе лет?.. Какое сегодня число? Кислород! Быстро!
Люба почувствовала что врач её тормошит, но сильная усталость вдруг навалилась на неё, заставив забыть обо всем.
Очнулась Люба уже в палате реанимации, в другом отделении.
К ней подошел незнакомый пожилой врач.
— Ну и напугала ты всех нас, Парфёнова. Наконец-то очухалась. Сегодня ты не только родила, но и сама во второй раз появилась на свет.
Чувствуя сильную слабость, Люба постаралась улыбнуться.
— А где… доченька моя? — прошептала она.
— В роддоме осталась. Ты лежи, набирайся сил, а о ребенке врачи позаботятся.
Люба чувствовала странную пустоту в груди.
Когда она родила первенца Пашку, а после, Кольку, то после родов находилась какое-то время с ребёнком в груди.
А сейчас все по другому. После родов прошло много времени, а она до сих пор не видела свое дитё. А грудь болела, наливалась молоком.
***
Выписывали Любу через две недели, состояние её то ухудшалось, то шло на поправку.
Перед выпиской врач вызвал её на разговор.
— Анализы у тебя плохие, — заявил он. — Не оттого что много крови в родах потеряла, а потому что запустила ты себя. Почки у тебя больные, сердчишко сбоит. А ведь тебе нет еще и сорока лет. Подумай хорошо, как ты с таким здоровьем собралась деток поднимать.
Люба кивнула головой, почувствовав сильную усталость. Вот ведь странно — все эти дни после родов Люба лежала и спала сутки напролет, но всё-равно не чувствовала себя отдохнувшей.
Хорошо хоть на выписку явились сыновья, подхватили её под руки и повели к роддому.
Заведующая, завидев Любу из окна, сразу же вышла на крыльцо, загородив собою дверь.
— Парфёнова, а ты чего пришла?
— К доченьке моей. Выписалась я.
— Тебя же шатает на ветру. Иди домой, за ребёнка не переживай, растет, поправляется на смеси, которые ей покупает отец. Василий появляется тут каждый день.
— Василий? — удивилась Люба.
— А как ты думала, ведь он отец. Между прочим, радовался, что наконец, родилась дочь.
— Я хочу посмотреть на мою дочку.
Тамара Борисовна развернула её к ступенькам:
— Нельзя, занесешь инфекцию. Иди домой, больно на тебя смотреть.
— Змея подколодная, — вдруг выдала Любовь. — К дочке меня пропусти, говорю!
Тамара Борисовна нахмурилась:
— Не буянь на моей территории, Парфёнова. Сейчас кого надо вызову, скажу, буйствуешь. Мигом повяжут, увезут.
Сил спорить с противной женщиной у Любы не было. У неё, как понервничала, зашумело в ушах, запульсировало, охватила дурнота.
Люба обхватила молчавших сыновей и пошла домой.
***
Василий заявился вечером, постучал в дверь, Пашка впустил его.
— Пап, ты зачем ушел от нас? — начал он пытать отца.
— Мал ты еще, чтобы я отчитывался перед тобой. Не лезь Пашка, во взрослые дела, подрастешь — поговорим.
Люба лежала в постели, потухшим взглядом смотрела в стену.
— Чего разлеглась? — вместо приветствия фыркнул бывший муж. — Вечно прикидываешься, то беременная, то больная, то слабая! И всегда так было! В-общем так: дочку у тебя забираю. Вижу, не справишься ты с ней. И потом, Тамара Борисовна, сказала мне, что не сегодня-завтра из органов опеки к тебе явятся, на учет будут вашу семью ставить.
— Ой, Вася… Помоги, поговори с этими «органами», — опомнилась Любовь. — Попроси чтобы оставили мне Настеньку.
— Какую Настеньку?
— Дочку нашу.
— А-а.
Василий походил по дому, недовольно измеряя шагами пол:
— Думаешь, троих потянешь? — огрызнулся он. Голос его набирал обороты, — Я с терапевтом разговаривал, говорит, ты насквозь больная!
— Больная, Васенька. Лечиться буду.
— Говорю, отдай мне дочку на воспитание! По-хорошему не отдашь — всех троих у тебя отберу!
— За что ты так со мной, Вася…
Люба расплакалась. Василий рассердился:
— Опять завелась, тьфу, тряпка! Тут проблему решать надо, а она — плакать! Я пока еще в нашей семье главный, так что я буду решать, как нам жить дальше!
— А живёшь то не с нами…
Коля притих, поглядывая на отца. В голове его не укладывалось, как так, их хотят у матери забрать?
Пашка подскочил к отцу:
— Батя, не доводи маму. И сестренку не смей забирать.
— Ты чего, Пашка, на родного отца голос повышаешь? У нас мать больная, о ней сейчас думать надо! А ребёнком я сам займусь! Когда мать поправится, тогда и привезу дочку к вам!
***
На следующий день все было кончено: Василий самовольно забрал дочку из роддома. В этом ему помогла заведующая, Тамара Борисовна — сама оформила все документы, сама вынесла ему ребёнка, запелёнутого в одеяльце.
Василий радовался:
— Красавица моя. Пацанами я уж наигрался, а тут — девочка, какое счастье!
Заведующая роддома улыбнулась:
— Полиночка сказала, что вы коляску красивую купили. И имя вы уже придумали — Олеся, одобряю, мне очень нравится.
Василий кивнул, прижимая к себе дочку:
— Это Полина придумала Олесей назвать, я б сам не додумался. Спасибо вам, тёща, как освободитесь от работы, приезжайте к нам домой. Полина накроет стол, посидим в узком семейном кругу, отпразднуем, появление в нашей семье нового человека.
Василий ушел, а Тамара Борисовна посмотрела ему вслед.
«Ну вот и хорошо, славно получилось» — подумала она.
Дочь Тамары, Полина, была бесплодна.
Обширная операция на брюшной полости в подростковом возрасте лишила ее возможности иметь детей.
Полина с диагнозом давно смирилась и даже подумывала о том, чтобы усыновить кого-нибудь из приюта.
А тут подвернулся удачный случай — после очередной ссоры с Полиной, Василий вернулся к своей жене, а та забеременела и родила ребенка.
Тамара Борисовна, наблюдавшая за Любой, поняла, что можно отобрать у женщины ребенка и отдать его на воспитание Полине.
Так она сразу двух зайцев убьет: Полина ощутит радость материнства и ей не придётся усыновлять чужого ребёнка из детдома. Ведь проще воспитать ребёнка Васи, чем детдомовца с неизвестными генами.
***
Не смогла Люба отвоевать дочку.
Она горела лихорадочным огнём, впадала в беспамятство и приходила в себя на крыльце дома разлучницы.
Василий выходил к ней, ругался и поднимая, отвозил на машине обратно домой:
— Чего приползла? Всё нормально у нас. Дочь сыта и спит. Какой ей от тебя толк? Ты же даже на руках её удержать не сможешь. Лучше возвращайся домой и спи!
Несколько раз Любу забирали в больницу, где лечили от жара и выписывали домой.
После очередной выписки она снова слегла и не смогла встать с с кровати. Два года женщина находилась на границе между жизнью и смертью, она сильно похудела, под глазами залегли тени.
Пашка с Колей каждое утро со страхом вглядывались в ее лицо, пока она спала.
— Живая или нет? — перешептывались они.
Люба вздрагивала и просыпалась, после чего мальчишки оживали.
Соседка Клава приходила каждый день, помогала мальчишкам убирать в доме и готовить.
— Молитесь, мальчики, чтобы мать ваша жива осталась, — шептала она Коле с Пашей.
Со временем Люба лишилась одной почки, это были самые страшные дни для неё и сыновей. Но вопреки сложностям, женщина выжила и потихоньку приходила в себя после болезни.
Время от времени Пашка ездил на велосипеде в соседнее село к отцу. А возвращаясь домой, рассказывал матери, Кольке и соседке:
— Наша Олеська снова подросла и уже начала говорить.
Люба садилась у окна и задумчиво разглядывала улицу.
— А какие у неё волосы, сынок?
— Как у тебя, мам — светлые кудри, колечками, — с любовью произнес сын.
— А глаза у неё какие, Пашенька?
— Серые, как у Кольки.
— Как бы мне хотелось увидеть её.
— Мам… Она подрастет и я тебе ее привезу.
***
Шли годы. Пашка с Колей продолжали навещать отца, хоть и видели, что его новая жена не рада видеть их.
— Опять эти двое прикатили, — шипела она. — Засели с Олесей в комнате, гогочут.
Василий уговаривал жену потерпеть:
— Прекрати, Полин, это ж дети. Это родные братья нашей Олеси. Смотри какие вымахали орлы. Надо было и их забрать к нам жить. Через несколько лет они станут самостоятельными, работать пойдут. Помощниками станут. Жаль, Любка живучая, не удалось её лишить родительских прав.
Полина недовольно возразила:
— Еще чего не хватало, добровольно взять в дом вредителей? Которые будут ненавидеть меня за спиной, обзывать мачехой и никогда не полюбят?
Василий вздохнул, ни слова больше не сказав. Еще бы он взялся упрекать жену — благодаря ей и тёще, Василий жил в добротном доме, ходил в новеньких вещах и ездил на машине жены.
И хоть Полина не родила ему детей, зато разрешила принести в дом его родную дочь. Нет, перечить новой жене он не мог, так как был многим обязан ей.
***
Когда Олесе исполнилось пять лет, Полина заикнулась мужу о том, что хочет удочерить дочь своей двоюродной сестры. Та родила без мужа и скончалась в родах, а ее осиротевшая новорожденная дочь рисковала угодить в приют.
Полина заявила мужу:
— Это мой шанс, Вася! Я могу стать матерью девочке, с которой меня связывает кровное родство.
Василий, к тому времени уже уставший от участия в воспитании детей, вспылил:
— Забудь про эту затею, Полина. Нам потом придётся растить двоих детей, а это сложно. Я не хочу отдавать свои заработанные деньги на воспитание чужого ребёнка.
Полина возмутилась:
— Ну надо же до чего ты хитрый жук! Значит, когда речь зашла про твою дочь, ты сразу же притащил её в наш дом, а стоило мне заикнуться про девочку моих кровей, ты стал несговорчивым! Хорошо, если тебе тяжело тянуть двоих детей, давай сдадим Олесю в приют.
Василий вскочил со своего места:
— Да как у тебя язык повернулся сказать такое, Полина? Разве ты не испытываешь к Олесе материнских чувств?!
— Нет, — холодно ответила Полина. — Какие я могу испытывать к ней чувства, если не рожала её? Я постоянно гоняю мысли в голове о том, что воспитываю чужую дочь. Мне это претит и я стараюсь не привязываться к ней. И вообще, когда ты принёс Олесю в дом, ты говорил, что её мать еле ходит и вот-вот помрёт. А эта женщина до сих пор жива! Я боюсь, что она откроет Олесе секрет о том, кто её настоящая мать и переманит её к себе!
Василий разволновался и попытался обнять жену:
— Дорогая… Мать ведь не та, кто родила, а та, кто воспитала. Олеся любит тебя, а Любу она никогда не видела в глаза…
Женщина отпихнула мужа и достав из сумки фотографию молодой женщины, протянула ему:
— Давай ближе к делу. Посмотри, это снимок моей покойной двоюродной сестры. Мы ведь похожи с ней? Так вот, с её девочкой все будет по-другому. Малышка будет по-настоящему моей, ведь её матери нет в живых.
Василий вспылил:
— Я не хочу опять через всё это проходить! Я устал от пеленок и детских криков. Хочу в кои-то веки пожить для себя, а не для детей. Я ведь от Любы ушел потому что устал от семьи! Мне каждый день приходилось думать о том, где взять продукты для большой семьи, во что одеть детей! Я устал всех тянуть! Мне казалось, с тобой я обрел покой.
Полина едко усмехнулась:
— Всё понятно, ты думаешь только о себе. Почему я должна выпрашивать у тебя согласие, если я могу сама всё решить? Мы удочерим еще одну девочку и точка!
Несмотря на протест Василия, Полина отправилась оформлять документы на ребёнка. А когда принесла еще одну малышку в дом, то сразу охладела к старшей дочери Олесе.
***
Люба вышла на крыльцо и посмотрела вдаль, приложив ладонь ко лбу: не бегут ли её мальчишки и… дочь.
Павел, старший сын, совсем повзрослел, ему исполнилось восемнадцать лет, он окончил школу и поступил; Коле недавно стукнуло шестнадцать, он мамин помощник и отрада. А Олесе — шесть.
Полина, недавно удочерившая малышку Инну, переключила внимание с Олеси на младшую дочь, и совсем перестала следить за Олесей, девочка часто болталась во дворе, предоставленная сама себе.
Паша с Колей начали забирали сестренку к себе домой, они сажали девочку на велосипед и уезжали в соседнюю деревню.
Когда сыновья впервые привезли с собой Олесю, Люба едва не лишилась чувств.
…Оказавшись в первый раз в доме Любы, девочка обошла все комнаты, разглядывая их. Люба, прижав руки к груди, шла следом за ней.
Олеся обернулась:
— Пашка сказал, что ты моя настоящая мама, потому что ты меня родила. Я росла у тебя в животе.
Люба кивнула головой и расплакалась, не став ничего говорить.
Олеся, которую она видела во сне, которую так хотела увидеть и прижать к себе, оказалась чужой.
Люба не чувствовала к ней ничего, кроме горького, тягостного чувства похожего на ревность, отчаяние и зависть к той, которая посмела украсть у неё дочь.
— Тебя украли у меня, Олеся. Ведь ты была такой хорошенькой и маленькой… Прости что не смогла забрать тебя!
Олеся растерянно смотрела на родную мать и не знала что сказать.
— Не плачь, тётя, — прошептала она.
***
Олеся росла ласковой, она любила и Полину, считая её мамой, полюбила и Любу.
Люба с такой радостью и нежностью относилась к девочке, что та невольно прониклась к ней.
С годами Олеся привыкла жить на две семьи.
Эпилог
Пашка отучился в юридическом, нашел работу и женился. Он часто навещал мать:
— Мам, давай подадим на Тамару Борисовну в суд, — предложил он. — Я до сих пор помню, как она лишила нас сестры.
Люба покачала головой:
— Не надо, сынок, Бог её уже наказал.
— Всё равно накажем её, мама. Такое злодеяние, которое она совершила невозможно простить! Она забрала у тебя дочь!
— Нет, сынок. Не хочу ворошить прошлое, снова переживать эту боль…
Тамару Борисовну уволили несколько лет назад по статье, выявив какие-то махинации. Бывшую зав.роддомом отдали под суд, она отсидела несколько лет и вернулась домой. Единственная её дочь, Полина, отвернулась от неё, прекратив общение.
Тамара Борисовна совсем сдала, состарилась, обросла болезнями и еле ходила, опираясь на трость. Теперь Люба часто сталкивалась с ней в больнице, куда ходила лечиться.
Василий пил, иногда приходил к Любе жаловаться на жизнь.
Говорил все об одном: мол, жена его не ценит, попрекает, машину отобрала.
Старшие дети Василия выросли, вот он и тянулся к ним, да только Паша с Колей сторонились отца.
Олеся каждую свободную минуту уезжала к Любе: Люба была к ней настолько добра, что нашла дорогу к сердцу дочери, пусть даже та и воспитывалась в чужой семье.
После окончания школы Олеся переехала жить к настоящей матери. Так жизнь вернула Олесю в семью, а также вернула всё на круги своя.
С отцом Олеся общаться не желала. С Полиной и сестренкой виделась, но без особой охоты.
Каждый раз, когда Василий пытался увидеться с дочерью и поговорить, она задавала ему один и тот же вопрос:
— Зачем ты забрал меня у мамы?..
Василий не мог ответить, отводил глаза и уходил.
Олеся удачно вышла замуж, родила двоих детей. Став матерью, она прекратила общение с Полиной. И стала называть мамой Любу. Ее она и забрала к себе жить, а когда та состарилась, ухаживала за ней до последнего её дня.
