Мария Ивановна стояла у плиты в любимом голубом фартуке с ромашками, который когда-то очень давно подарила ей дочь.
Фартук давно потерял былую голубизну, как и ее глаза, когда-то яркие как васильки.
Руки Марии Ивановны двигались автоматически, ловко переворачивая картофельные зразы на сковородке.
Ничего особенного: пятьдесят три года брака, пятьдесят три года у плиты…
Из гостиной донесся хриплый кашель, а затем голос, который она узнала бы из тысячи:
– Это невозможно есть! Ты что, соль экономишь?
Это был Николай Степанович.
Ее Коля…
Тот самый, что когда-то, в далеком 1968-м, украл ее у всего курса мединститута, пообещав:
– Первое время будешь у меня королевой коммуналки! А потом – собственных хоромов!
Обещание Коля сдержал – через десять лет они переехали в эту самую хрущевку, где и прожили всю жизнь.
– Погоди, я сейчас! – крикнула мужу Мария Ивановна, – потерпи чуток.
Она посолила готовые зразы еще немного, ровно так, как любил Николай Степанович.
Хотя прекрасно помнила, что кардиолог настоятельно рекомендовал мужу посидеть на бессолевой диете.
Дверь на кухню с грохотом распахнулась. На пороге, опираясь на палку стоял Николай.
Его серые глаза, все такие же острые, впились в руки жены.
– Ты что, масла мне пожалела? – он ткнул палкой в сторону сковороды.
Мария Ивановна глубоко вдохнула.
Вчерашний разговор с врачом зазвенел в ушах:
– Еще один приступ – и мы его не вытянем, – говорил тот, отводя в сторону глаза….
– Тебе нельзя жирное, – сказала она тихо.
Николай на секунду замер, сжав губы, и вдруг резко, со всей силы ударил палкой по столу:
– Не смей так со мной разговаривать!
Затем он развернулся и вышел, хлопнув дверью так, что задрожали банки на полке.
Мария опустилась на стул. Руки сами потянулись к старой шкатулке – подарку на серебряную свадьбу. Она всегда держала ее где-нибудь поблизости.
Внутри лежали три пожелтевших фотографии: они с Колей – жених и невеста (она в скромном платье, он – в костюме с чужого плеча); их первый семейный портрет с маленькой Леной на руках; и последнее фото в полном составе – уже с зятем и внучкой.
– Бабушка, когда вы с дедушкой перестанете ругаться? – неожиданно вспомнился ей вопрос маленькой Кати.
Что она могла ответить? Что это не ругань, а… любовь? Странная, колючая, но самая настоящая.
Их любовь…
Однако, что-то он притих…
Она нашла его в спальне. Николай сидел на кровати и разбирал коробку с их общим прошлым: фотографии, письма, всякие милые безделушки, связанные с какими-то событиями.
– Ужин на столе, – Мария тихо подошла к мужу и положила руку ему на плечо.
Он никак не отреагировал, как будто не услышал.
Сидел и водил пальцами по выцветшему снимку: она, Мария, молодая, смеется, обнимая годовалую Лену.
– Помнишь, как ты готовила утку в апельсинах? – неожиданно спросил Николай дрогнувшим голосом, – в тот день, когда Лена первый раз встала на ножки? Я тогда сказал, что ни за что не буду есть эту гадость…
Мария вздрогнула. Конечно, она помнила. Как же не помнить?
– Я тогда три дня плакала на кухне, – призналась она, – а потом выбросила рецепт.
Николай хрипло, с обычным раздражением, бросил:
– Не ври. Ты просто никогда не готовила то, что мне нравится.
Она ничего не ответила. Просто подошла, села рядом. Тоже стала перебирать фотографии.
Вдруг ее пальцы наткнулись на пожелтевший листок.
– Смотри что нашла, – Мария Ивановна протянула находку мужу, – это тот самый рецепт.
Николай узнал почерк своей матери: «Утка по-киевски для любимого».
Его пальцы задрожали…
– Хочешь, завтра сделаю? – тихо спросила Мария.
Он поднял на нее глаза, будто впервые увидел.
Не домашнюю «курицу», которую он пытался из нее сделать почти всю их совместную жизнь, а ту самую Машку, которая когда-то заставила его, отпетого хулигана, зубрить анатомию по ночам.
– Не надо, – прошептал он, – я уже не тот…
***
Утром она проснулась от непривычной тишины. Пошла в спальню.
Николай, как всегда, лежал на боку. И вроде бы спал. Но что-то Марию Ивановну насторожило…
Она взяла его за руку. Та оказалась холодной…
Рядом, на тумбочке стояла пустая тарелка – вчерашние зразы были съедены до последней крошки.
Под солонкой лежал тот самый рецепт. На обороте она прочла дрожащие строчки, выведенные его неуверенной рукой:
– Она была очень вкусной… Спасибо тебе… Твой Коля…
***
Через девять дней Мария Ивановна приготовила утку в апельсинах. Второй раз в жизни…
Когда блюдо было готово, она поставила на стол две тарелки. В одну положила хрустящий кусочек, другую оставила пустой.
– Ну как, нравится? – спросила она тихо, глядя на его фотографию в рамке.
Тишина. Только часы на кухне тикали, отсчитывая секунды.
Она поднесла вилку ко рту, и соленые слезы, как те самые слезы молодой Машки, потекли ручьем прямо на золотистую корочку…
