Одним из тех важных аргументов, что склонили нас с супругой к приобретению именно этой квартиры, была общая кладовая, примостившаяся на лестничной клетке. Неприметная каморка, едва ли простиравшаяся на десять метров, окутанная полумраком и лишённая даже намёка на вентиляцию, но столь ценная в своей утилитарности.
В её стенах можно было укрыть всё, что душе угодно, не сдерживая порывы накопительства — главное, не посягать на более чем треть её скромного объёма. Ведь и другим домочадцам нужно было оставить хоть немного пространства для своих сокровищ.
К счастью, поначалу соседские распри и дележ территории обходили нас стороной. Одинокая старушка из двушки напротив, словно милостивая фея, великодушно отказалась от своей доли кладовой, передав её нам в полное и безраздельное владение.
Геннадий, грузный мужчина в очках из трёхкомнатной квартиры, что располагалась чуть поодаль, также не изъявил желания пополнить своими пожитками скромные запасы помещения. Заявил, что не держит хлам. Таким образом, все десять метров превратились в наш личный форпост!
Что мы там хранили? Да всего понемногу. Супруга определила туда ворох давно забытой одежды, я складировал запчасти и инструменты. А с наступлением осени, как по волшебству, в каморку перекочевали ряды стеклянных банок, полных солений, маринадов и варений, любовно взращенных на нашей даче — отдельный предмет гордости и гастрономических предвкушений.
И словно по велению злого рока, именно тогда, с приходом осенних ветров, Геннадий резко переменился и с требовательной интонацией потребовал освободить ему его законную половину кладовой.
— Знаете ли, я дачу продал, и теперь накопилось много всякого скарба, — сообщил он, заглянув к нам однажды вечером. — Хотелось бы часть его приютить в кладовочке. На выходных организую переезд, так что будьте добры освободить местечко.
— Да не вопрос. Вам удобнее справа или слева? Нам без разницы.
— Без разницы, — отмахнулся Геннадий с показным равнодушием. — Главное, чтобы ровно половина. У меня там вещей — непочатый край.
Коль нужда заставила — грех было отказывать. Тем более что кладовая изначально принадлежала на равных правах всем жильцам лестничной клетки, а мы не хотели прослыть жадинами-говядинами, зажимающими чужое добро.
Часть хлама безжалостно отправили на свалку, а кое-какие нужные вещи перенесли на балкон. Благо, он у нас был относительно просторным, и места с грехом пополам, но хватило. В порыве щедрости даже подмели пол на территории, предназначавшейся Геннадию, решив, что забота о ближнем — это наш долг.
Но сосед, вместо благодарности, начал ворчать, как только приступил к обустройству своего участка кладовой. Не знаю, действительно ли ему померещилось, что мы отхватили кусок от его законной территории, но он обвинил нас чуть ли не в краже целого квадратного метра.
— Друзья мои, так дела не делаются, — произнёс он спокойным, но ледяным голосом, не терпящим возражений. — Я по-человечески попросил, даже не стал торопить, хотя мог бы и поторопить. А вы оттяпали четверть кладовки. Это же беспредел.
— Вроде бы всё ровно, — возразил я, ища подтверждения у жены.
— Ну да. Чётко половина, — подтвердила она. — Может, рулеткой замерим? У нас есть.
Геннадий не горел желанием тратить время на измерения, но в итоге согласился. Оказалось, что «оттяпали» мы от его владений всего три сантиметра, если считать от стены до стены. То есть фактически ничего — погрешность на уровне статистической аномалии. Но он в лице изменился, словно осознал, что его обманули. Выругался сквозь зубы и потребовал незамедлительно сдвинуть наши пожитки, освободив его священную площадь.
Стоит ли спорить из-за такой ерунды? Конечно, нет! Нервы и время дороже. За полчаса мы сдвинули всё, что можно, с места, и с демонстративной помпой доложили об этом соседу.
Тот пожамкал губами, что-то пробормотал невнятное и на время успокоился. Целую неделю не подавал признаков недовольства, а затем снова предъявил претензию — мол, нужно бы ещё уступить. Десять сантиметров! Естественно, был послан ко всем чертям.
И уже следующим утром мы обнаружили, что наше имущество, хранившееся в кладовке, частью пропало, частью сломалось, частью разбилось. В том числе и банки с теми самыми долгожданными соленьями, которыми мы собирались наслаждаться всю зиму напролёт. Геннадий, к нашему удивлению, даже не стал отрицать свою вину. Откровенно заявил, что наказал нас, гадов, и ни о чём не жалеет.
Терпеть подобное мы не стали и решили не церемониться. В ту же ночь все соседские вещи были вынесены из кладовки во двор и отправлены на помойку. И дабы уж наверняка, мы попрыгали на них для острастки. Наутро мы не стали прятаться и отпираться. В лоб заявили Геннадию, что это наших рук дело.
— Из-за каких-то жалких десяти сантиметров, — сокрушался он, оценивая ущерб. — А нормально поговорить было совсем никак?!
— Мы пытались, и даже три сантиметра кладовки отдали. А ты нам ещё претензии после этого предъявляешь?!
— По-другому я с вами буду разбираться! Моя кладовка! Никому не отдам!
С тех пор Геннадий молчит. Даже не вспоминает о происшествии, улыбчиво здоровается с нами при встрече, словно ничего не произошло. Но, чует моё сердце, он ещё даст о себе знать. Такие люди просто так «своё» не упускают.
Держим ухо востро и готовимся к потенциальной соседской мести. Признаться честно, становится не по себе — он ведь не совсем адекватен!
