Егор Матвеевич потихоньку вышел за калитку.
— Матвеич! — окликнула соседка. — Ты куда на ночь глядя собрался?
— Здравствуй, Зоя, — старик остановился у забора, всем своим видом показывая, что не прочь зайти на огонёк. — Сам не ведаю, куда иду. Лишь бы подольше домой не возвращаться.
— Совсем худо? — сочувственно спросила соседка. Тот кивнул, пряча покрасневшие глаза.
— Что ты там остановился, словно чужой?! Заходи, почаёвничаем вместе.
Старик сразу приосанился и вошёл во двор.
— Только я, Зоя Ивановна, с пустыми руками. По гостям ходить не намеревался.
— Да ты что, Матвеич, какие гости! Просто так заходи. У меня воды нет что ли на чай?! Травки заварим, вареньице сейчас из погреба достану. Ты какое варенье предпочитаешь?
— Я бы, Зоюшка, бруснички поел бы. Маня моя знатное варенье варила. Весь погреб банками, бывало, заставит, а я ворчу, что прохода нету. Теперь и рад бы хоть ложку варенья в чай положить, да нету.
Соседка накрыла на стол, сняла с печки булькающий чайник и разлила горячий чай по кружкам.
— Ты, Матвеич, не молчи, — сказала она, пододвигая ему банку с вареньем. — Если что надо, обращайся. Я тебя завсегда угостить рада. Вы с Маней для меня всё равно что родные.
https://ru.freepik.com/free-photo/senior-man-farm-with-dog_10132713.htm#fromView=search&page=3&position=36&uuid=92e234c3-727f-42bd-85f8-e0545ebbe443&query
— Не, Зоюшка, не возьму. Ты же знаешь, что Валентин мой с Маргошей так и ждут, чтоб я им что-то принёс. Не успеваю в хату зайти, как они напирать начинают: «Батя, пожрать есть чего?»
— Ой-ёй-ёй! Совсем совести у Вали нет. Мало того, что сам отцу на шею сел, ещё и жену свою привёл. Долго они у тебя ещё гостить собираются?
— Кто же их знает! Они сначала говорили, что поживут недельку-другую. А уже три месяца прошло.
— И на работу не собираются?
— А зачем им работать? Они на мою пенсию прекрасно живут. Всю пенсию до копейки пропивают, овощами с огорода закусывают. Скоро погреб пустой останется, а зима ещё и не началась даже.
Старик прикрыл слезящиеся глаза и замолчал. Разве думал он, что на старости лет сын сделает его жизнь невыносимой! Когда-то они с женой мечтали, чтобы единственный сынок вернулся в родительский дом, но Валентин после учёбы в училище остался в городе. Там женился, а родителей не баловал своим вниманием. Даже на похороны матери не приехал, сославшись на какую-то мифическую болезнь. Что это была за болезнь, Егор Матвеевич понял, едва сын с невесткой переступили порог его дома. Насмотрелся он на подобные лица с отпечатком алкогольных возлияний! Может быть по этой самой причине у сына с невесткой детей и не случилось.
Сначала Матвеич, как все его называли в деревне, обрадовался приезду сына. Тоскливо ему жилось после смерти жены. Три года прошло, а он никак не мог свыкнуться с одиночеством. Хотелось, чтобы хоть одна живая душа в доме была. А у него кошка и та следом за женой сгинула. А заводить ещё какую-либо живность он боялся. 76 лет — это не шутки. Случись чего — куда животных девать? Так и жил один все три года, пока сын не приехал погостить. Теперь он и рад был бы от таких назойливых гостей избавиться, только они никак не уезжали. Однажды Рита завела разговор:
— Вы, папа, не должны в одиночестве жить. Мы с Валей хотим вас к себе забрать в город.
— Вот те раз! — всплеснул руками отец. Предложение было очень неожиданным. Ни разу сын с невесткой не приглашали его в гости, он и знать не знает, где они живут, а тут вдруг сразу: поехали к нам жить!
— А ты, батя, не удивляйся, — вставил сын. — Раньше ты помоложе был, сам справлялся, а теперь тебе одному никак нельзя. Случись чего, кто стакан воды подаст?!
— Так-то оно так, — пробормотал Матвеич, — только привык я уже в деревне жить. А в городе вашем чем я заниматься буду?
— Ничего, привыкните. Так что давайте-ка, папа, дом ваш продадим и на эти деньги в нашей квартире ремонт сделаем, чтобы вы, как белый человек, остаток жизни прожили.
Матвеич задумался. Слабо верилось, что пьющие родственники озаботились его благополучием. Скорее всего на деньги, которые за дом можно получить, позарились. Пусть это и небольшие деньги, а погулять на них всласть можно.
— Нет, не поеду я к вам, — ответил старик. — Здесь я почти всю жизнь прожил, здесь пусть меня и похоронят. А вы и без ремонта проживёте.
Дальше начались каждодневные уговоры, перемежающиеся восторженным описанием того, какой великолепной и насыщенной будет жизнь отца, если он соизволит переехать к сыну с невесткой. Звучала даже реклама всевозможных музеев и театров, в которые любящие родственники станут его сопровождать. Но, хоть Матвеич и прожил всю жизнь в деревне, занимаясь сельским хозяйством, но прекрасно знал, что упомянутых культурных заведений в их городе отродясь не было.
Егор Матвеевич посмотрел на часы и с сожалением произнёс:
— Пора мне, Зоя Ивановна, а то невестка дверь на засов закроет, домой не попаду.
— Неужели могут хозяина на ночь на улице оставить?! — возмущённо воскликнула соседка.
— От этих всего ожидать можно. Недобрые они. Улыбаются в глаза, а за спиной шушукаются, словно замышляют что-то. Я уже и есть побаиваюсь, думаю, как бы не отравили. Я хоть и старый, а пожить ещё хочется.
— Ты, Матвеич, если что неладное почуешь, тут же ко мне приходи. Вместе к участковому пойдём, заявление на них напишем.
— Я бы и сам давно их за дверь выставил, да неудобно. Сын всё-таки. Единственный. У меня, кроме него, из родни и нет никого. Всё надеюсь, что одумается парень. 47 годов уже, пора бы за ум взяться.
— Поздно уже, — пробормотала соседка, запирая дверь за стариком. — Тем более, если ума этого отродясь у Вальки не бывало.
Матвеич потихоньку вошёл в хату. Из кухни выглянул сын.
— Бать, ты чего так долго гуляешь? Признавайся, подружку себе на старости лет завёл? Смотри, бабы запросто до цугундера доведут.
Старик только махнул рукой, намереваясь пройти в свою комнату.
— Батя, ты погоди, — остановил его Валентин. — Мы с Марго подумали, что надо бы на зиму опят засолить, а то скоро без харчей останемся. Соседи вон по целой корзине опят из лесу тащут. Давай и мы с утречка в лес сходим.
— Какой мне лес, если нога еле двигается. Вы с Маргаритой помоложе, сами сходите.
— Не, бать, я уже и мест грибных не помню, а ты в лесу каждый пенёк знаешь. Вот тебя не станет, кто мне эти места покажет? Давай потихоньку-полегоньку прогуляемся, а Маргоша нам обед пока состряпает. Баба и лес — понятия несовместимые, от неё нытьё одно будет. То комары её кусают, то пауки нападают. Пусть дома сидит. А мы с утра пораньше выйдем, пока соседи все грибы не собрали.
— Ну… не знаю, — замялся старик. Раньше с женой без труда в лес бегали. То за ягодами, то за грибами. А теперь… Он представил свой погреб с остатками овощей, которых едва ли хватит надолго, и вздохнул. Да, грибы зимой не помешают.
— Ладно, пойдём, — согласился он, попутно заметив, с каким торжеством переглянулись сын и невестка.
Утро выдалось достаточно холодным. Чтобы найти грибы пришлось идти гораздо дальше, чем Матвеич рассчитывал. Он уже начал ругать себя за то, что согласился. Нога нестерпимо болела, поэтому обратный путь представлялся пыткой. Он присел на пенёк, корзину с небольшим количеством грибов поставил рядом. Всё, что он успел уловить — это треск ветки за спиной и шорох. Он хотел оглянуться, чтобы предложить сыну пойти назад, но почувствовал сильный удар. Боль, словно огненный ураган, пронзила тело, и старик потерял сознание.
После общения с Матвеичем Зоя Ивановна никак не могла избавиться от тяжёлых мыслей. Телефон его не отвечал, поэтому сразу после обеда она решила его проведать. Она прошла вдоль его изгороди, надеясь увидеть соседа во дворе, потом постучала в дверь:
— Егор Матвеевич! Ты дома?
Из-за двери послышался голос Валентина:
— Кто там?
— Валя, это тётя Зоя. Открой дверь.
Замок щёлкнул и из-за двери показалась голова Маргариты.
— Я к Матвеичу, — быстро проговорила соседка, пока перед её носом не захлопнулась дверь. — По делу.
— Так нет его. За грибами в лес ушёл.
— В лес? — удивилась пожилая женщина. — С вечера, вроде бы, не собирался.
— Вечером не собирался, а утром ни свет ни заря проснулся и приспичило ему опят набрать. Мы с Валей уговаривали его не ходить. В лесу уже сыро и холодно, а он заладил, мол, хочу грибов на зиму насолить. Взял корзину и ушёл.
— Удивительно. Какой лес с его ногой?! Он и по деревне еле ходит!
— Вот-вот! Мы ему так и сказали, а он рукой на нас махнул и ушёл.
— А что же Валентин с отцом не пошёл?
— Он бы с удовольствием, да спину вчера прихватило. Еле по дому ползает.
— Понятно, — ухмыльнулась соседка. — Когда отец вернётся, скажите, пусть мне позвонит.
— Обязательно! Обязательно, тётя Зоечка, передам.
Зою Ивановну насторожила такая излишняя любезность Риты. Она отошла от двери, слыша, как в доме переговариваются Валентин с женой.
Вечером Михалыч не позвонил, его телефон был недоступен. Соседка снова отправилась к его дому. На этот раз дверь ей открыл Валентин.
— Сами волнуемся, — ответил он на расспросы соседки. — Может он в гости к кому-нибудь зашёл, самогонки выпил, чтоб согреться да и уснул. А мы тут переживаем зазря!
— Матвеич не пьёт уж лет десять! Да и к кому ему идти? Из его друзей, почитай, никого уж не осталось. Надо идти искать его, а то замёрзнет в лесу.
— Тёть Зоя! Хватит панику наводить! Батя мой из нашего леса с закрытыми глазами дорогу найдёт. Вот дождёмся утра, а там и отправимся на поиски, если сам не вернётся.
После разговора с Валентином женщина отправилась к участковому. Они созвали людей и прочесали близлежащий лес. Не найдя пропавшего, решили продолжить поиски утром, продвигаясь вглубь к болотам.
*
Матвеич застонал и попытался открыть глаза. Было нестерпимо больно. Казалось, всё тело пронизывают острые безжалостные иглы, а внутри головы разместился гулкий колокол. Но очнулся он даже не от боли, а от того, что нечто шершавое и тёплое трёт его нос и щёки. Он сделал над собой усилие и увидел морду собаки. Сначала, пока взгляд недостаточно сфокусировался, ему показалось даже что над ним склонился волк, готовящийся вцепиться ему в горло. Пёс взвизгнул и продолжил облизывать лицо старика с ещё большим энтузиазмом.
— Бумер, ты что ли? — обратился он к собаке. Услышав свою кличку, тот завертелся юлой вокруг старика.
Матвеич собрал все силы, сел и огляделся. Кроме пса рядом больше никого не было. Он сидел на самом краю болота и, судя по тому, что одежда на нём была мокрой и грязной, недавно он побывал в объятиях зловонной жижи. Но как он мог, находясь без сознания, выбраться оттуда? Пёс положил морду старику на колени и притих. Матвеич провёл рукой по шерсти. Она была такая же мокрая и склизкая, как его собственная одежда.
— Бумер, так это ты меня вытащил?
Пёс посмотрел человеку в глаза, словно всё понял, и снова прижался мордой к его ногам.
— Я думал, что ты с новым хозяином в город подался, а ты по болотам шастаешь. Ладно, давай подниматься, а то стемнеет скоро, замёрзнем здесь.
Старик попытался встать, но ноги не слушались. Он снова лёг на влажную землю.
— Эх, Бумер, ты старик, а я ещё немощнее, чем ты. Может и не стоило меня из болота вытаскивать? Хлебнул бы водицы и уснул смертным сном. А теперь, хочешь — не хочешь, придётся здесь смерти дожидаться.
Пёс растянулся рядом со стариком, прижался к нему всем телом и засопел.
Просыпаться не хотелось. Пёс, повизгивая, лизал лицо, стараясь привести старика в чувство. Матвеич слышал далёкие голоса, но даже это не побуждало его пошевелиться. Внезапно вокруг всё затихло. Шершавый собачий язык больше не трепал его озябшие щёки.
«Хорошо-то как, спокойно», — подумал Матвеич, намереваясь окончательно провалиться в небытие.
— Матвеич! Матвеич! Держись, родненький! — сквозь пелену тумана услышал он знакомый голос и чьи-то сильные руки начали поднимать его с земли, вызывая ужасную боль.
*
— Ну наконец-то ты в себя пришёл, — заходя в больничную палату произнесла Зоя Ивановна.
— Я уж думал, что на тот свет попал, когда белый потолок увидел, — хриплым голосом пробормотал Егор Матвеевич. — В глазах туман и вроде как ангелы в этом тумане летают. Оказалось, что врачи вокруг меня столпились и обсуждают, как меня лечить.
— Рановато тебе, сосед, с жизнью прощаться. Поскрипим ещё маленько.
— Ой, не знаю, Ивановна… Как подумаю, что домой нужно будет возвращаться, так руки холодеют. Как я теперь с сыном жить под одной крышей буду, зная, что он хотел меня на тот свет отправить.
— Об этом не переживай. Валентина твоего арестовали, а невестка сама в город сбежала. Они такую хитрую комбинацию придумали, чтобы от себя подозрение отвести. Больно им хотелось твоей хатой завладеть, а ты продавать отказался. Вот они и решили от тебя избавиться, чтобы в наследство вступить. А как это сделать? В своём доме тебя порешить? Так правда быстро вскроется. Вот тебя в лес и уговорили пойти. Только вначале на диктофон записали голос Валькин, чтобы соседи подумали, что он дома был, когда тебя убивали.
— Молодец сынок, — грустно произнёс старик. — Когда Маня уговорила меня мальчонку из детдома взять, я не шибко хотел. Понимал, что родного ребёнка непросто воспитать, а чужого и подавно. А Маня заладила, мол, будет на старости лет кому стакан воды подать. Вот и напоил меня сынок водицей через край… До сих пор во рту вкус болота… Как же в полиции поняли, что это Валя меня стукнул?
— Участковый его к стенке прижал, тот сразу и сознался во всём. Так что посидеть ему придётся, может в тюрьме образумится.
— Жалко мне его, Зоя Ивановна.
— А себя тебе не жалко? Если бы не Бумер, неизвестно, чем бы всё закончилось.
— Да, Бумер меня и спас. Ума не приложу, как он в лесу оказался. Когда Степан, его хозяин, умер, сын дом продал, а собаку в машину посадил и увёз. Я подумал, мол, вот какой хороший человек, отцовского пса себе забрал.
— Больно ему старый пёс нужен. У Бумера лапа задняя повреждена. Видимо, тот его в лес отвёз и пристрелить хотел. А пёс проворным оказался, сбежал, только его дробина догнала. Теперь на трёх лапах скачет.
— Хороший пёс. Выпишусь из больницы, найду его и к себе заберу.
— А чего его искать-то. Он у меня в сараюшке живёт, ждёт тебя. Ладно, пойду я, Егор. А ты поскорее выздоравливай, будем вместе чай пить с брусничным вареньем.
Матвеич устало закрыл глаза. Он представил, как Бумер вместе с Зоей встречают его у калитки. И так стало хорошо и приятно на сердце, что он тихонько засмеялся.
