— Тринадцатую пенсию дадут только мужчинам, только вам, понимаешь? И только тем, кто на производстве работал! — Галина Петровна с трудом удерживала в руках чашку с кофе. — А ты про какую-то посудину думаешь? Лодку ему приспичило, видите ли, а у нас окна старые, между прочим, дует, не заткнешь. Надо менять!
— Галя, не ори, — Виктор даже не поднял глаз от телефона, где разглядывал фотографии моторных лодок. — Все верно, мужики на заводах здоровье гробили, нам положено. А насчет окон, ну… Многие так живут. Не горит, ты заклей получше, да и все.
— Положено? Положено?! — голос Галины сорвался на визг. — А я сорок лет в бухгалтерии сидела! Это, по-твоему, не работа? Всю прошлую зиму проболела, топят еле-еле, из окна сквозит.
***
Все началось этим утром. Галина Петровна проснулась в половине седьмого, как всегда, хотя на пенсии можно было бы и поспать подольше. Но организм, приученный за сорок лет вставать по будильнику, не давал расслабиться. Она тихо, чтобы не разбудить храпящего Виктора, прошла на кухню, включила чайник и телевизор, посмотреть новости.
И тут диктор бодрым голосом сообщил про эту чертову выплату. А через час проснулся Виктор, и первое, что он сказал с сияющей улыбкой, было:
— Галка, ты слышала? Денег нам дают! Я посчитал, как раз на лодку с мотором хватит!
Вот тогда-то и началось.
— Виктор, посмотри на меня, — Галина попыталась взять себя в руки. — У всего дома окна давно пластиковые. Я к соседке хожу, как на курорт, погреться. Как ты можешь даже думать о какой-то лодке?
— А почему бы мне и не думать?! — вдруг возмутился Виктор, отбросив телефон, где до этого листал новости с довольной улыбкой. — Я тридцать пять лет дышал металлической пылью, таскал тяжести, стоял у станка по двенадцать часов! У меня спина как решето, легкие больные, руки все в шрамах! И что? Всю жизнь — работа-дом, дом-работа! А теперь государство, наконец-то, признало, что мы, мужики, заслужили компенсацию, и ты хочешь ее отнять? Что, обидно стало, что работникам листка и ручки ничего не выдадут?
— Я хочу отнять? Я?! — Галина не верила своим ушам. — Да я всю жизнь на тебя горбатилась! Когда тебя сократили, ты год бухал, кто семью тянул? Когда ты после запоя попал в больницу, кто ночами у твоей койки сидел?
— Вот! Вот оно! — Виктор вскочил, стукнув кулаком по столу. — Опять ты мне это припоминаешь! Сколько можно? Да, был трудный период, да, сорвался! Но я же исправился! Я же последние пятнадцать лет пахал как проклятый!
— И что? Это дает тебе право плевать на наши общие нужды?
— Я не плюю! Но почему всегда я должен жертвовать?
— Потому что больше некому! — выкрикнула Галина и тут же пожалела об этом. — Мне-то ничего не полагается.
— Значит, так, — процедил он сквозь зубы. — Я заработал эти деньги. Государство дает их за мой труд, за мое здоровье. И я потрачу их как хочу.
— Ах, вот как! — Галина схватила телефон. — Хорошо! Прекрасно!
Остаток дня они не разговаривали. Галина молча драила квартиру, вымещая злость на половой тряпке. Виктор заперся в комнате и смотрел футбол на полной громкости. Галина, понятное дело, пожаловалась дочери на отца. Та приехала к вечеру поговорить. Она была папина любимица, на это и рассчитывала Галина.
— Папа, ну нельзя же так, — начала она.
Но Виктор ее перебил:
— Нет никаких денег.
— Как нет? — Марина растерянно посмотрела на мать. — Мама сказала…
— Твоя мать много чего говорит, — отрезал Виктор.
— Папа, — Марина подошла к нему, взяла за руку. — Пап, ну, пожалуйста. Послушай маму, вы ведь правда зимовать снова будете в ледяной квартире. Окна — это ведь важно для всех. А лодка для одного тебя.
— Марина, я понимаю. Но эти деньги… Я всю жизнь мечтал о лодке. Всю жизнь! С молодости хотел рыбачить на озере, как мой отец. И вот, наконец-то, появился шанс…
— То есть тебе лодка важнее мамы? — тихо спросила Марина.
— Не смей подменять понятия! — взвился Виктор.
— Виктор! — вскрикнула Галина. — Ну почему ты такой упертый.
Виктор вышел, хлопнув дверью. Марина помогла матери сесть, ту шатало от пережитого стресса.
— Мам, не надо было… Мы что-нибудь придумаем… Выкрутимся, мы с Андреем поможем.
Но Галина уже не слушала. В ней поднималась такая ненависть, какой она не испытывала никогда в жизни. Тридцать пять лет брака, и вот, лодка оказалась важнее всего.
Она знала, где Виктор, в гараже с дружками. Празднует будущую покупку.
Галина проводила дочь. Натянула свое старенькое пальто, на ноги — удобные боты. И пошла, подсвечивая себе фонариком на телефоне, в темноту двора. В гараж она ворвалась как фурия.
Трое мужиков сидели за покосившимся столом, на котором стояла бутылка водки и нарезка.
— А, Галина Петровна! — радостно воскликнул Семеныч, друг Виктора. — Присоединяйтесь! Радость у нас, сами знаете.
— Присоединиться? — голос Галины сорвался на визг. — Я вам сейчас присоединюсь!
И понеслось. Все тридцать пять лет вырвались наружу. Как он забыл их годовщину и ушел на рыбалку. Как не приехал, когда она рожала, потому что был важный футбольный матч. Как пропил премию, которую откладывали на отпуск. Как она ночами подрабатывала, чтобы собрать Марине на выпускной, а он даже не заметил, что она неделями приходит в два ночи.
— И теперь! Теперь, когда государство официально признало, что моя работа — это не работа, что сорок лет за цифрами — это так, ерунда, не то что ваш завод, теперь ты окончательно показал, кто я для тебя! Никто!
Она схватила со стола бутылку и со всей силы ударила по столу. Стекло разлетелось, острый осколок вонзился в ладонь.
— Галя! — Виктор вскочил, попытался схватить ее за руку.
— Не трогай меня! — она оттолкнула его.
Виктор, пошатнувшись, все-таки выпил уже, упал назад, ударившись головой о железный стеллаж.
Потом была скорая, больница, дежурный врач, который сказал «сотрясение средней степени тяжести, нужно наблюдение». Галина сидела в больничном коридоре с забинтованной рукой. Марина примчалась в травмпункт красная как помидор. Только и сказала:
— Господи, мама, позорище какое! Докатились на пенсии до семейных драк. А дальше что? Мне за вас очень стыдно.
— Мариночка, доченька, — Галина не договорила, опустила голову.
— Пойдем, я тебя домой отвезу, отца до утра оставляют в терапии, понаблюдать, — ответила ей Марина. — А то еще во что-нибудь вляпаешься. Мам, я была уверена, что ты спокойная, уравновешенная женщина. А теперь что? Как мне у вас внуков оставлять?
Галина молчала, сказать было нечего. Потом встала, покорно поплелась за дочерью.
Утром Марина привезла Виктора. Тот вошел хмурый, морщился от головной боли, то ли от удара, то ли с перепоя. Буркнул, щурясь на свет:
— Вставим твои окна, ладно уж, лодка все равно до весны не нужна, но со следующей…
— Не в ней дело, — ответила Галина. — Ты теперь все это своим мужикам рассказывай, Витя. В гараже и будешь жить. Там-то точно не дует. Спать можешь прямо в лодке. А я на развод подаю, хватит. Квартира моя, от родителей наследство, продам, куплю поменьше, поближе к Марине с внуками.
— Ты чего это вздумала? — Виктор пошатнулся, облокотился о стену. — Из-за какой-то лодки разводиться?
— Не из-за нее, — вздохнула Галина. — Ты так ничего и не понял.
Виктор таращился на жену и не узнавал ее.
А Галине было стыдно, нет, не за вчерашнее. За то, что столько лет терпела. А развела их какая-то тринадцатая пенсия, сделавшая это неравенство совсем уж несправедливым. Но больше Галина жертвовать своими интересами ради других не собиралась.
