— Расходимся, парни! Он все усвоил. Дима велел до него донести суть наших претензий – мы донесли! Как поднимется, так за деньгами и поскачет, как зебра по саванне.
— Ребятки, да что я наколдую эти деньги? Миллионы там… — приподнял голову Алексей, — Я железнодорожник… У меня З.П. 45.500.
— Не усвоил. Надо немного добавить. Леха, ты должник? Должник! Наколдуй, укради, напечатай их сам – а чтобы к пятнице все принес. У женушки своей потребуй!
— Холостяк я…
— Разведенный, — парень замахнулся, — Кто там у тебя… Женушка с квартирой, сын со стипендией, прадед со сберкнижкой… У кого есть деньги? Подумай, Леха, подумай. Что заманчивее – разок обобрать кого-то из них или потом на пособия жить? Пособия по первой группе мы, я и эти добрые молодцы, тебе выпишем. За все надо платить, Леха.
— Они меня и не подпустят…
— Выкручивайся! Прояви фантазию, любитель красивой жизни.
— Не подпустят…
— Артем, кажется, надо закрепить пройденный материал.
Алексей потерял сознание.
Его, бессознательного, доставили в приемный покой. Подлатали. Приходил дотошный оперативник и спрашивал, кто его так отделал. Леша напирал на свою неуклюжесть. Поскользнулся, упал, очнулся – гипс.
Дело не завели.
Леша не сознался в том, что его поколотили. Если этих парней отправят под суд и потом – по этапу, то можно уже выдвигаться в направлении Ваганьковского.
В стационаре он тоже не задержался: его ушибы могут и подождать, а те ребята ждать не любят. Минута ожидания у них стоит запредельно.
— Алексей Валентинович!
— Вера, я выписываюсь…
— С этими ушибами?
— Вы удивительно проницательны.
— Вы непоследовательны. Оперативнику вы говорили, что упали, а сами от кого-то явно прячетесь.
— Упал? Это для отчетности, или что им нужно. Я сорвал, что упал. Он соврал, что поверил мне.
— Вы выписываетесь под свою ответственность.
Он поставил свою размашистую подпись.
Как вернуть этим амбалам долг? Продать квартиру или дачу. Если бы они у него были. Все, что он имел, он прокутил и прогулял. Любил жить на широкую ногу. Когда был бизнесменом, то все тратил в ноль и влезал в долги. Когда обеднел, то привычка все разбазаривать-то осталась: курорты, бренды, девушки.
Как добыть деньги, если все спустил? Он здраво рассудил, что собственность есть у Маши, а она сердобольная, может, и расчувствуется.
В записной книжке он прочитал – “Ленинский проспект, 17”.
Леша состряпал себе самый несчастный образ обделенного горемыки. Жалость зачастую толкает людей на самые безрассудные поступки, чтобы быть чьим-то спасителем. Машу толкала эта жалость. Именно поэтому они, в браке, протянули не один день (на второй день после свадьбы Леша продал ее фамильное кольцо, подаренной мамой), а 7,5 лет. Маша прощала и забывала его подлость, забывала и прощала.
Попав на Ленинский проспект, 17, Леша окинул мрачным взором уже совсем другую улицу и перестроенные дома, магазины, даже лавочки все снесли, а бывший детский сад отдали под стоянку. Снесли и отдали. Леша ничего не узнавал, потому что 24 года обходил этот проспект десятой дорогой, чтобы, боже упаси, не пересечься с Машей и не попасться на глаза возмужавшему сыну, который, по слухам, очень хотел отомстить за мать.
— Спустят с лестницы или не спустят? – Леша подкинул монетку.
Его счастливая карта. Он был убежден, что эта монетка всегда предсказывает только правду. Во что вложиться. На кого поставить. Брать или не брать кредит. Когда он думал, уйти ли ему от семьи и покорять эстраду, то тоже ее подбрасывал.
— Орел! Сегодня мой день.
Леша провел расческой по волосам, чтобы казаться интеллигентнее, и заметался – куда же пристроить дорогой пиджак? Запихнул в урну. Досадно, но что поделаешь… Сейчас надо выглядеть как можно беднее и несчастнее.
Многоэтажка, где рос без Леши его сын, считалась жильем комфорт-класса, потому врата этого двенадцатиэтажного дворца охранялись консьержкой. Но для Леши это никогда не было препятствием:
— Роза Аркадьевна! Как вы помолодели, какая грация, какая изысканность! Я всегда считал, что вы элегантнее, чем Грейс Келли!
Ее бейджик он прочитал мельком, не опуская взгляд, чтобы он не поняла, что он читает, а растаяла от того, что он все помнит.
— Кто?.. – она удивилась, — Так неожиданно… Комплименты… Но что-то я не припомню вас…
— Такой изумительной леди все прощается. Я из 192 квартиры. Брат Марии. Конечно, вы меня не вспомните, среди ваших-то знакомых наверняка есть и более запоминающиеся персоны… И женихи! Я был тут… эм… — вот тут он запнулся, потому что понятия не имел, сколько эта женщина здесь работает, — Недавно. Скажите, а сколько вам лет?
— 63…
— Ну, не обманывайте! Вам тогда было не больше 35, а прошло всего ничего, значит, сейчас вам 36 или 37. Недавно я был.
— Что-то припоминаю… У вас еще была малиновая рубашка? Виктор?
— Алексей, а малиновая рубашка и сейчас при мне. Если такая красота согласится пойти со мной на свидание, то я и рубашку эту надену. Будет, что повспоминать! Хотя вы чересчур молоды для меня. Извините за мои мечтания.
Леша знал, что даже неприкрытая лесть на многих действует, как магнит. Люди заслушиваются и уже во все верят. А тех скептиков, которые в такое не верили, Леша “сканировал” и отсеивал моментально.
Говори, что хочешь, но заискивающим тоном и с улыбкой.
Роза Аркадьевна уже забыла про суть вопроса и, застенчиво комкая шаль, провожала Лешу к лифту.
У квартиры бывшей жены Леша перевоплотился: улыбка исчезла, взгляд потускнел, будто он вот-вот расплачется, а своей одежде он придал легкую небрежность.
— Машенька… — увидев ее, он расплакался. Очень талантливо.
— Зачем ты пришел?! – Мария была с поварешкой. Как раз отлично подходит для незваных гостей.
Был риск, что сын проживает у мамы, и тогда Леше грозит такой разгон по лестнице, что он и лифт обгонит. Но, кто не рискует…
— Повиниться пришел… Жил, как последний негодяй, так хоть повинюсь перед вами… напоследок, — он все сбавлял громкость, будто каждый звук для него, как гиря.
— Напоследок? Что у тебя?
“Есс! Она повелась” – возликовал Леша.
Мария, которая встретила его, даже не поприветствовал, и выразительно сжимала поварешку, уже подобрела.
— Рак.
— Что сказали?
— Прогноз самый неутешительный. Я повидаться с вами хотел.
— Я-то понимаю, но Максим очень зол на тебя. Но я попрошу его приехать.
Максим, как услышал, что папа нагрянул к маме, так и уехал из цеха, в чем был: в комбинезоне и кедах.
Макс из скептиков, которых Лешины увещевания и лесть не очень-то впечатлят. Он с детства на всех смотрит с недоверием. Но Леша бывалый пройдоха. Когда Максим, сбросив чуть ли не в лифте кеды, ворвался в квартиру, Леша, не дожидаясь волшебного пинка, взвыл:
— Максим! Как я переживал, что уже никогда уже не увижу тебя! Когда меня приговорили, а это прям приговор, надеяться мне уже совершенно не на что, я даже за себя так не ревел, как из-за того, что не покаялся перед сыном… Ты многого не знаешь, сыночек, но я мечтал к вам вернуться: приехать сюрпризом, и чтобы мы снова были семьей. Но этому уже не бывать. Я ведь почти разбогател, мое концертное агентство приносил хорошие доходы, и все это предназначалось тебе. Так надеялся, что не оборванцем к тебе приеду. Верил, что обеспечу сыночку родного домом и заграничным образованием. Наивный… Грянул кризис, я все потерял, и нагрянуть к вам без денег просто постыдился, чтобы не обременять вас. Но я всегда вас помнил.
Леша сына не провел. Молодой человек легко заметил ложь в речах этого невысокого, рыжего господина, который посмел назваться его отцом. Максим тоже поднаторел в лести, деловом этикете и деловых совещаниях. Цех-то ему принадлежит.
— Какая экспрессия! Овации этому господину. Мамуль, срочно звони в Голливуд – скажи, что у нас есть артист к ним на кастинг в культовый фильм. Будет шедевр! Алексей, вам показать, где тут метро?
— Сына…
— Максим!
— Максик, я пришел сюда не для того, чтобы потешить свое самолюбие или ради какой-то выгоды. Я повиниться пришел… Да и сказать, чтобы приехали на мои поминки.
— Исповедь засчитана. Нам с мамой, несомненно, очень грустно, мы выражаем вам свои соболезнования, так сказать, заранее и непременно пошлем вам венок, когда это мероприятие состоится.
Максим был “шкафом” два на два: ростом он в маму, а комплекцией – в деда. Леша для него пушинка. Со спуском с лестницы трудностей не возникнет, чем Макс и занялся бы, если бы не мама:
— Максим, не смейся над этим.
— Над “этим” я буду смеяться, сколько влезет, — Макс имел в виду, конечно, оцта.
— Я про его недуг. Леша, ты, безусловно, можешь рассчитывать на нас. Кто через это не проходил, то, наверное, не поймет, но у меня-то тоже самое. А какая у тебя стадия?
— 4.
— У меня 2.
— Машенька, ты-то еще не безнадежна! Ты борись! Не сдавайся, Машенька! Я буду наблюдать за тобой с небес. Это мне сказали, что здесь надежды нет, и отправили домой, а у тебя все не безнадежно. Последнее слово еще не сказано.
— Леша, в смысле “здесь”? – спросила она.
“Попалась. Теперь наверняка” – Леша еле спрятал самодовольную ухмылку.
— У нас. Но есть заграницей те, которые готовы взяться.
— Если у нас сказали, что безнадежно, что чем же помогут там? – процедил Максим, уже весь взбешенный.
— За деньги все сделают. Шансов почти никаких не дают, мол, это экспериментальный вариант, но, если были бы деньги, то я бы попробовал.
— Если процент успеха совсем мал, то и ни к чему переводить деньги попусту, — свирепел Максим.
Лешу нападки сына уже не беспокоили. Ведь мужчине важно только мнение бывшей жены. Если Мария скажет, что они его не оставят, то Максим против матери не пойдет.
— Нет, Максим, что мы – нелюди? Угасающего человека без помощи оставим?
— Почему? Я куплю ему жетон на метро. Доедет до уютной теплотрассы – и бывай! Мама, окстись. Он не вымаливать прощение пришел, а пристроиться дармоедом в твою квартиру.
— Каким бы он ни был, он твой отец.
— Безотцовщина я.
— Родные… — задорно начал Леша, но сбавил обороты, почувствовав, что уже не доигрывает, — Маша, Максимка, мне есть, где жить. Я повидаться хотел. Но своя раскладушка в общежитии у меня есть. Добрые люди подсобили. Вас не стесню.
Сейчас он поплачет, и Маша, как всегда в своем репертуаре, на это поведется.
— Максим, сколько мы можем ему дать?
— Нисколько! Все вложено в цех, а свободных денег у меня нет, а то, что я на вклад положил, то тебе же на клинику: чтобы была платная палат, лучший уход, чтобы лучший доктор.
— Но я и квоту подожду, и по полису сделаю, мне же не к спеху, только 2-ая у меня, а Леша до квоты не доживет, да ему в ней вообще отказали.
— Фонды помогут!
— Нет времени, — смахнул скупую слезу Леша, — Маша, спасибо за участие, но и времени у меня нет, и такой суммой вы вряд ли располагаете. Речь-то о миллионах. Ты, Машенька, просто свечку за меня поставь. За упокой.
Марии с сердцем сделалось плохо, и вот это уже было не шоу. Это Алексей ничего не чувствовал и никого не пощадил бы, его совесть была микроскопическая, поломанная и завяла еще в юности. А Мария всю чужую боль через себя пропускает.
Максим размахнулся и ударил папашу, да так, что там звездочки перед глазами летали.
— Шантажист! За деньгами пришел? На-ка, — он подсунул ему кулак под нос, — Все, что ты от меня получишь. Хочет олигархом сюда заявиться? А мне нужен был ты! Какой есть. Даже пьющий, безработный, жалкий пройдоха. Но сейчас ты мне никакой не нужен, будь ты хоть Рокфеллером, — Максим взглянул на мать, — Сколько он тебе помогал? Сколько алиментов заплатил? Ты свои последние сережки в ломбард отнесла, потому что нам жить не на что было, а он развлекался, деньги просаживал.
Но Леше эта оплеуха только на руку.
— Максим… Ты на отца руку поднял? – мама побледнела, — На угасающего…
— Да он румянее тебя, мам. Это ты угасаешь, а не он. Справку пусть принесет!
Но тут у Леши все схвачено. Среди его знакомых есть аферисты всех мастей, потому и справки, и выписки подделать – это пара пустяков.
— В портфеле… Достаньте сами… — Леша умело играл ослабевшего, — Удар у тебя зачетный. Сразу вырубает. Ох, голова моя…
Маша сказала, что Леша может прилечь в спальне, и велела сыну его туда доставить. Максим очень старался ради отца, но несколько раз все равно промахнулся мимо дверного проема. Приложив кое-кого, как следует.
Но проигрывать так просто молодой человек не планировал.
Пятница наступила.
В закуток, который снимал Алексей, нагрянули его кредиторы, но остались с носом – Леша был хитер на выдумки, и уже с позавчерашнего дня жил у бывшей жены, не забывая ныть и со всеми “прощаться”.
Сын денег не даст, да и такая мелкая сумма для Леши “невкусная”, он шел туда, чтобы сорвать куш и раздать долги. Но, когда Маша сказала, что может разменять квартиру, то Леша поколебался – зачем раздавать какие-то долги? Когда с этим кушем можно уехать заграницу, присвоив все себе.
Максим, скрепя сердце, разрешил отцу пожить в маминой квартире, но о размене он ничего не знал.
— Мама, когда ты прикроешь эту гостиницу? – спрашивал Максим.
— Когда отец поправится.
— Скорее, когда он откинет…
— Мы найдем деньги.
— Уж не думаешь ли ты о том, чтобы продать квартиру?
— Думаю… Макс, мне разве много надо? Дожить я и в студии какой могу, или вообще — с подселением. Зато я буду спать спокойно. Сынок, ты не почувствуешь облегчение, так подло поступив с отцом.
— Да что ты.
— Тебе не будет легче, пойми уже. Чтобы остаться людьми, надо выложиться по полной, помочь ему всем, чем сможем, а квартира – это дело наживное. Сегодня ты богат, а завтра ночуешь под мостом. Надо оставаться людьми. Он, какой бы ни был, твой отец.
— Он аферист!
— Ты видел эти справки, я их видела, — она сжала его ладони, — Я все сделаю, чтобы ты не запачкался. Ты же себя не простишь, если предашь его.
— Предательство за предательство. Я буду спать спокойно.
— Я тебя растила, и знаю, какой ты.
Кредиторы раздобыли новый номер Леши и дозвонились до него:
— Как поживаешь, должничок наш?
— Вашими молитвами.
— Бежать от нас бесполезно.
— А это мы посмотрим. Я сейчас разживусь неплохой суммой, и мы с вами окажемся на разных континентах. А денежки-то будут при мне.
Леша подумал, уж если они номер вычислили, то и адрес могут вычислить. Надо как-то ускориться с разменом. С разменом? Это покоробило.
— Сколько же деньжат уйдет на эту швабру… — вслух возмущался он, — Я не хочу разменивать, я хочу стоимость квартиры целиком. Это они тут, на родине, будут баранки лопать и жить, как жили, а мне еще на чужбине обустраиваться! Но как забрать все…
Так и не придумав, как вывести все на свои счета при продаже, Леша потянул время, якобы думая над разменом.
Тут и Максим сказал, что риелтор, его приятель, подобрал им с Машей замечательный домик.
— Свожу тебя туда. Когда ты вернешься из заграницы, явно пропишешься у мамы. Так что дом вам на двоих.
Но поехали они не дом смотреть, а на пустырь. Максим подмигнул и произнес: “я знаю, что ты должен уйму денег, я видеокамеру поставил у мамы дома, и твои кредиторы вот-вот подъедут сюда”.
Леша не понимал, как реагировать.
— У тебя почти не осталось времени, чтобы свалить, — Макс вытряхнул из багажника его чемоданчик.
— Я все скажу Маше!
— Валяй. И я назначу встречу этим замечательным ребятам там, где состоится сделка по размену. Оттуда тебе уже будет не уйти.
— Как ты поступаешь со мной?!
— Как ты того заслуживаешь. Маме я расскажу про липовые справки, но ты к ней никогда не приблизишься.
