— Ненавижу эту квартиру! — Вера швырнула фотографию в стену. Стекло разлетелось по паркету, который они с Николаем циклевали три года назад. — Ненавижу каждый сантиметр этих стен!
— Да неужели? — Николай усмехнулся, собирая осколки рамки. — А когда твои родители вручали тебе ключи, ты прыгала от счастья. «Коля, представляешь, своя квартира! Никаких кредитов, никаких ипотек!»
Вера опустилась на диван, машинально теребя краешек блузки — привычка, появившаяся в последние месяцы, когда нервы натянулись до предела.
— Если бы не эта чёртова квартира… мы бы справились. Вместе. Как все. Ты бы чувствовал себя… ну, знаешь…
«А теперь мне остаётся только плакать в подушку и звонить маме, чтобы пожаловаться, как дура пятилетняя», — подумала она, но вслух сказала: — Я устала, Коля.
Николай сел напротив, потирая большим пальцем мозоль на ладони.
— Устала? От чего? От того, что тебе всё на блюдечке поднесли? — его голос, обычно спокойный, дрогнул. — Двенадцать лет, Вера. Двенадцать лет я входил в эту дверь и каждый раз чувствовал себя…
— Гостем, — закончила она за него.
— Приживалкой, — поправил Николай.
За окном начался дождь, стучавший по карнизу, как будто кто-то настойчиво просился внутрь. Вера вспомнила, как три года назад они с Колей стояли на этом самом балконе, прижавшись друг к другу, и слушали такой же дождь. Он называл её своим солнышком. Казалось они любили друг друга и всё было так просто.
— Я предлагала оформить на тебя половину! — Вера вскочила, задев вазу, которую им подарила Нина Степановна на новоселье. — Сколько раз я говорила: «Давай перепишем!»
— Да брось ты, — он отмахнулся. — Это всё… короче… формальности. Не в бумажках дело.
— А в чём тогда? — Вера чувствовала, как к горлу подкатывает ком.
Телефон завибрировал. Мать. Снова. Чутьё на конфликты у Елены Петровны было, как у сейсмографа на землетрясение.
— Не отвечай, — сказал Николай, хотя она даже не шевельнулась к телефону.
— У Светки с мужем тоже своего жилья не было, — внезапно сказала Вера. — Снимали десять лет. И ничего, нормально жили… А потом он ушёл к этой… как её…
— При чём тут Светка? — перебил Николай. — Давай без этих твоих…
— Да, точно, — Вера неожиданно рассмеялась, но смех напоминал треск ломающегося льда на весеннем пруду. — При чём тут другие? Мы же особенные. У нас же свой жилищно-семейный капкан!
Николай молча смотрел на фотографию, выпавшую из разбитой рамки. Их свадьба. Вера в скромном кремовом платье, он — в костюме, купленном в кредит, который выплачивал ещё год. Родители сияют. Особенно Елена Петровна, уже тогда планировавшая «сюрприз» — двухкомнатную квартиру в новом микрорайоне.
«Надо было сразу отказаться, — подумал Николай. — Снимать клетушку, но по-честному, вместе».
— Я могу уйти, — сказал он вслух. — Прямо сейчас.
— Не драматизируй, — Вера скрестила руки на груди, как будто защищаясь. — Просто… давай решим, как быть с…
Звонок в дверь прервал её на полуслове. На пороге стояла соседка Зинаида Аркадьевна с пакетом.
— Здравствуйте, голубчики! Я тут пирогов напекла, зашла угостить… — она осеклась, заметив обстановку. — Ой, не вовремя я…
— Нет-нет, очень даже вовремя, — вдруг оживился Николай. — Проходите, Зинаида Аркадьевна. Кстати, как там ваш сын? Уехал уже?
«Что за чертовщина?» — подумала Вера, глядя, как муж с преувеличенным энтузиазмом провожает соседку на кухню. Ещё вчера он называл её «старой грымзой» и жаловался на запах кошек из её квартиры.
Через пятнадцать минут, когда Зинаида Аркадьевна, оставив пироги, наконец ушла, Вера обнаружила, что тон разговора изменился. Будто электрический заряд, наполнявший воздух, рассеялся.
— Я съеду на выходных, — спокойно сказал Николай, нарезая пирог. Её поразило, как обыденно он произнёс эти слова. — Василич обещал помочь с грузчиками.
— К маме поедешь? — Вера сама удивилась, как ровно прозвучал её голос. Ещё час назад внутри бушевала буря, а теперь внезапно навалилась усталость, почти апатия.
— Нет. Снял комнату. У Маши… ну, знаешь, бухгалтерши нашей.
— Маши? — что-то кольнуло внутри. — Она же на пять лет тебя младше…
— И что? — Николай напрягся. — Она просто сдаёт комнату.
Вера не стала говорить, что видела, как он улыбался Маше на последнем корпоративе. Другой улыбкой. Не той, что для всех.
Снова зазвонил телефон. И снова это была мать.
— Да, мама, — Вера наконец ответила. — Нет, всё в порядке… Нет, не приезжай… Просто… — она посмотрела на Николая. — Мы тут кое-что решаем.
Положив трубку, Вера прислонилась к стене. Стена казалась холодной и чужой, как и весь этот дом, который внезапно превратился из подарка в тюрьму.
— Я позвоню риэлтору, — неожиданно для себя сказала она. — Завтра же.
— Зачем? — Николай поднял брови.
— Продам квартиру. Деньги поделим. Купим каждому по однушке.
— Вер, не надо… — начал он, но она перебила.
— Ненавижу быть должной. Родителям. Тебе. Всем, — слова сыпались, как камешки. — Двенадцать лет ты носил в себе эту обиду, как занозу. И я — дура! — чувствовала себя виноватой за то, что… что у меня есть крыша над головой!
Она внезапно осознала абсурдность ситуации и рассмеялась — на этот раз искренне.
— Безквартирная ревность, — произнесла Вера, складывая слова, как детские кубики. — Вот наш диагноз, доктор Николай.
Он не улыбнулся.
— Поздно, Вер.
Эти два слова упали между ними, как чугунная гиря.
— Спасибо за квартиру, мама. Теперь я одинока, — Через два месяца Вера действительно продала квартиру. Родители не разговаривали с ней две недели, когда узнали. Особенно мать была безутешна — «мы же как лучше хотели!» Но у Веры впервые за долгое время было лёгкое сердце.
Однокомнатную квартиру она нашла в старом доме, с потрескавшейся плиткой в ванной и скрипучими половицами. Но каждый гвоздь на стенах, каждая полка были теперь её собственными решениями. Свою долю от продажи Николай сначала отказывался брать, но потом всё же взял.
— Ровно всё то, что потратил на ремонт, — сказал он и потратил всё на первый взнос своей ипотеки. Только не комнату, а целую «двушку». Для него… и для Маши, как выяснилось.
Когда Вера пришла к ним на новоселье (да, странно, но они пригласили), она заметила на стене фотографию. Их старая свадебная фотография, та самая, из разбитой рамки. Только теперь она была аккуратно вставлена в новую рамку. И что-то в этом было настолько неправильное, настолько болезненное, что Вера едва досидела до конца вечера.
— Всё хорошо? — спросила её Маша на прощание, неловко поправляя прядь своих рыжих волос.
— Замечательно, — улыбнулась Вера. «Интересно, Маша тоже чувствует себя здесь приживалкой? Или для женщины это по-другому работает?» — подумала она, но вслух сказала: — Счастливых вам совместных покупок по ипотеке.
А вечером, вернувшись в свою маленькую квартирку, Вера впервые за много лет легла на пол, раскинув руки, как в детстве, и почувствовала, что наконец-то может дышать полной грудью. Хотя одна мысль не давала покоя: что, если проблема была вовсе не в стенах, подаренных родителями, а в чём-то совсем другом, что они оба так и не смогли или не захотели увидеть?
