— Зачем явилась??
С упреком спросила Леся.
— За квартирой.
— Обойдешься.
— Не-а, ты обойдешься. Я его законная супруга.
— Ты никто! Не многовато ли тебе квартир?
— Вау. Какие громкие заявления. Ты в его свидетельство о браке-то загляни, милочка!
***
*девятью годами ранее*
— Игорь, на что тебе моющий пылесос и навороченная швабра? Барские замашки! От, футболочку вытертую достал, намочил и мой! На швабрах сэкономим и ветошь хоть к чем-то приспособим. Не филонь, не филонь, — наставительно говорила она, — Я разводы увижу. Тогда весь ламинат заляпал! На три раза перемывал! Мебель тоже отодвигай! То, что под шкафами не видно, не повод филонить.
— Оксана, я что тогда перемывал на три раза, что сейчас ты требуешь перемывать… Хоть качество уборки моющим пылесосом, быть может, тебя бы устроило.
— Такие деньжищи за него отдать! Мой руками!
Пылесос-то денег стоит и эксплуатировать его надо бережно. Не то, что Игоря. Игоря не щадили.
Как и Лесю.
— Леся, перестирай тюль! — сказала Оксана.
— Все стирали в позапрошлую субботу…
— А ты думаешь, что пыль зависает в воздухе, если что-то постирали, и лет пять на эту вещь не падает??
— Перестираю…
— Во всех комнатах снимай тюль. Потом развесим.
«Развесим» — это не во множественном числе, что Лесе будет кто-то подавать тюль, когда она полезет на стремянку, или на стремянку полезут за нее, нет, это такое выражение.
— Злая мачеха… — сказала Леся.
Как в сказке, они с отцом реально попали под воздействие злой мачехи.
Папу так подкосило его новое и незавидно положение вдовца, что он годами и смотреть не хотел в сторону отношений, а потому, что-то еще перемкнуло, и он женился на первой встречной.
Оксана без колебаний его окрутила. Ну, мужчина в доме всегда пригодится, хоть и бесталанный, и безвольный.
Новую жену Игорь привел в дом к своей маме. Признаться, Игорь никогда не жил без мамы до этого. Ни в студенчестве, ни в первом браке, ни, когда овдовел. Смысл уходить от мамы? Мама носочки постирает, за внучкой приглядит… С мамой Леси, с Ингой, свекровь ладила, хоть две хозяйки на одной кухне – это все равно напряжно, но серьезных склок не случалось.
Но Оксана – это не неконфликтная Инга.
У Оксаны на каждое слово – три своих. На все у нее есть причитания. А уж критиковать ее совсем нельзя – раскритикует тебя в отместку так, что родную мать забудешь.
Никому пощады не будет.
Свекровь она отвадила от привычки что-то советовать сыну. Леську вышколила, что девочка боялась домой зайти, если в дневнике стояла “четверка”. Игоря… и его вышколила. В день зарплаты – зарплату сразу на стол, а уж Оксана-то распорядится ею куда разумнее.
— Ну, и женился ты, сыночка, — посетовала Людмила, когда невестка запретила ей брать их продукты, — Необдуманно… Как в тюрьме живем. Уж обо мне не волнуешься, хоть бы ребенка пожалел. Уж я втолковывала тебе и втолковывала, что к женитьбе надо подходить не с эмоциями, а с умом.
— Инга-то тебе нравилась.
— С Ингой тебе просто повезло, — сказала Людмила, — Ох, что я на тебя накинулась-то… С пеленок ты такой. Ни бе, ни ме. Извини, сыночка, но это факт. Ни бе, ни ме. Сам ничего не решаешь. Я за тебя всегда думала. Потом с Ингой вы уж, общими усилиями, научились думать своими головами, ты даже возмужал… Но Ингу судьба рано прибрала, а тебе вот такую королевну вручила. Теперь ты снова, как дите. Да, Оксана. Будет исполнено, Оксана. Сейчас протру плафоны, Оксана. Она даже не работает, а по дому почти ничего не делает. Все на тебя и на Леську взвалила.
Когда Оксана рискнула взвалить оставшуюся домашнюю работу на свекровь, то Людмила, прежде стерпевшая даже запрет есть их продукты и раздельные полки, стукнула по столу:
— Чтобы ноги твоей в моем доме не было!
Оксана заставила Игорь снять квартиру. С большой неохотой ему позволили взять дочь с собой. Леся и сама бы не поехала – мало удовольствия в том, чтобы соседствовать с такой мачехой и жить под ее надзором. “Под лавкой”, как приговаривала бабушка. Оксана гаркнет – все сразу под лавку спрятались. Но бабушка уже не молода, ей с годами было все труднее даже простейшие бытовые мелочи выполнять. Не то, что заниматься 10-летний ребенком, который скоро превратится в своевольного подростка.
— Внученька, я буду к вам приходить.
— Щас, — ворчала Оксана, — Держите карман шире, мама. Вы меня отсюда выжили. Уж в моем доме тоже ноги вашей не будет.
Пустые угрозы.
Какой уж тут приходить… Бабушка доходила, самое большее, до трамвайной остановки и до поликлиники, в которой уже прописалась. Людмила подбадривала внучку, чтобы Лесе было легче перенести этот невыносимый переезд с мачехой. В квартиру, где всем заправлять и полностью хозяйничать будет мачеха. Съемная – не съемная, а она уж в свекровиной квартире свои порядки установила, то там-то…
И Леся въехала туда на правах Золушки. Отец за нее не постоял ни разу. Как и за себя не постоял. Случалось, что он отговаривался, мол, жена, ты перебарщиваешь с приказами. Но в очень-очень-очень мягкой форме. Настолько мягкой, что это звучало, как “извини, но можно ли мне не перемывать паркет в пятый раз?”.
Леся от мачехи сбегала к бабушке, но бабушке, разменявшей девятый десяток, и даже очень любившей внучку, комфорт был куда нужнее. Лесю никогда не выпроваживали. Но она видела уставший взгляд бабушки, ее несмелую поступь и сонные движения. В конце концов, даже телевизор своим шумом уже не развлекал Людмилу, а доставал.
— Ба, почитать тебе твой журнал?
Видела Людмила слабо.
— Да, внученька, теперь ты мне читаешь.
Засидевшись у бабушки, Леся не заметила, как стемнело. В восьмом классе ей уже дозволялось приходить к 9, но не позже.
— Явилась, бездельница!
Потом была выволочка за то, что Леся в пятницу, вместо того чтобы приступить к генеральной уборке, где-то прохлаждалась. Потом был этот тюль, который никогда не становился для мачехи достаточно чистым. Разговор про пылесос… Леся заметила, что у отца прибавилось морщинок… А в вечер этой субботы Оксана, отправив Лесю учить геометрию, поставила вопрос ребром:
— Игорь, меня утомила эта съемная квартира. Она большая, конечно, но не разумнее ли платить такие деньжищи за свое? Скоро же о детях надо будет подумать…
Леся, приложив стакан к стенке, чуть не навернулась с диванных подушек.
— Есть у меня злая мачеха. Скоро появятся и две злые сестрицы…
У Игоря, несмотря на его покладистый характер и отсутствие карьерных амбиций, была довольно неплохая зарплата. Он работал в научной среде. Его прилежность и скрупулезность, усидчивость и внимательность хорошо ему послужили.
Квартиры оформили в ипотеку.
Всем, и тут Леся уже не была в шоке, заправляла мачеха. Куда Оксана ездила, и что подписывала, девочка не знала, но вскоре они перебрались в двухкомнатную квартиру с видом на реку. Это меньше, чем у них было на съемной. Но и ипотека для них вышла дороже аренды.
Леся расположилась в маленькой комнате.
— Ты не привыкай, — одернула ее Оксана, — Я и своих детей понянчить мечтаю, а не только с тобой, неумехой, возиться. Когда у нас детки пойдут, ты будешь жить на кухне. На раскладушке.
— Не много ли вы на себя берете? – зыркнула на нее Леся.
Прежде Леся не огрызалась. Как ни странно, но даже в этой напряженной обстановке она была адекватным подростком.
Мачеха намеку вняла.
Леся оказалась на раскладушке значительно раньше, чем планировалось. Вытерпела она так почти год. Почти год она просыпалась утром под хлопанье холодильником и вздрагивала во сне, когда Оксана шуровала в ванную, проходя мимо кухни и не удосуживаясь быть хоть чуть-чуть потише.
Затем слово взял отец, который вообще был тут как приложение к жене.
— Оксана, год прошел… С детьми что-то у нас не получается. Пока. Это и обследования, и беременность. Года полтора в запасе. Может, эти полтора годика Леся поживет в отдельной комнате? Нам-то она пока не надобна…
Отец слово взял, но он по-прежнему нерешительно мямлил.
Леся крикнула:
— Папа! Да хоть раз покажи характер! Я год живу, как бездомная, на раскладушке, у меня вся одежда так и осталась в коробках лежать, словно я жду, когда Оксана меня отсюда совсем выкинет, а ты подходишь к ней и – “а можно она… а можно в комнату… а можно – а можно”! Бабушки, жаль, нет… И деться от вас некуда…
Оксана кинулась поучать Лесю ремнем.
И Игорь, не прошло и ста лет, защитил дочь.
***
— Зачем явилась??
Мачеха, которая, к сожалению, так и значилась папиной женой, явилась за квартирой.
А то ж! Законная супруга тоже наследница.
Сколько бы Леся ни вымаливала у отца уже после того, как они съехали из купленной им же квартиры, — “разведись, папа, разведись”, ему все было неудобно перед людьми. За что неудобно – непонятно. Даже общих детей у них не было.
— Солить эти квартиры будешь? Одну ты у нас уже забрала, — сказала Леся.
Квартиру предусмотрительная Оксана записала на свою маму. Игорь принял это беспрекословно. Это все было на благо будущих детей. Оксане нужны были гарантии, что она не останется с ними без крыши над головой… Леся бы поняла стремление отца обезопасить жену, если бы этой женой была не Оксана. С ней нужно всегда быть настороже, не то, что квартиры на нее или ее родственников записывать.
— Твой папуля, как уехал, за эту квартиру и не платил. Это моя, честно оплаченная, ипотека.
Первый взнос – его.
Солидные суммы платежей – его.
Конечно, доплачивала Оксана уже самостоятельно, но это даже не 40%, если посчитать. Леся в это уже не хотела вникать, потому что квартира от них уплыла.
— И тут есть моя доля, потому что я его жена. Делись.
— Как у тебя совести хватает??
— Я не по совести прошу, а по закону. Байки про совесть оставь при себе. Положено мне, значит, положено.
Раздел наследства был очень муторным, но юридически не подкопаешься. Все адвокаты и все, кто узнавал суть, сочувствовали Лесе. Но по закону Оксана могла претендовать. Как жена. Ну, уже вдова.
