— Галя, где моя серая водолазка? И почему в холодильнике нет творога? Мать вчера специально просила купить.
Галина Сергеевна замерла у раковины с тарелкой в руках. Виктор Николаевич стоял в дверях кухни, уже одетый для выезда на объект, раздражённый и торопливый. За его спиной маячила фигура свекрови в застиранном халате.
— Водолазка в шкафу, на полке с зимними вещами, — тихо ответила она. — А творог… у меня не было денег.
— Как это не было? — Валентина Павловна протиснулась мимо сына. — Витенька тебе на прошлой неделе деньги давал!
Галина опустила глаза. Те деньги ушли на коммунальные платежи и лекарства для той же свекрови. Но объяснять это было бесполезно — в этом доме её слова ничего не значили.
— Хватит стоять истуканом! — взорвался Виктор. — Я на работу опаздываю, а ты тут разводишь антимонии. Попроси у Нинки займ, она же вроде подруга тебе.
Он хлопнул дверцей шкафа, выхватил водолазку и исчез в прихожей. Валентина Павловна покачала головой с видом страдалицы.
— Ты его совсем изводишь, Галочка. Мужчина работает как вол, а дома покоя не видит. В моё время жёны по-другому себя вели.
Входная дверь хлопнула. Тишина накрыла квартиру. Галина механически доедала бутерброд с маргарином — масло покупалось только к приходу гостей или на праздники. Почему она терпит это? Почему не может сказать, что работает в школе по шесть уроков в день, ведёт классное руководство, готовит к экзаменам, а дома стирает, убирает и готовит на троих? И всё это за те крохи, которые муж милостиво выделяет на «женские расходы»?
Звонок в дверь оборвал размышления. На пороге стояла Нина Ивановна, соседка с пятого этажа, с сумкой продуктов в руках.
— Галь, ты как? Опять расстроенная какая-то.
— Нормально всё, — автоматически ответила Галина, пропуская соседку на кухню.
— Да ладно тебе! Сорок пять лет женщине, а ты как девчонка краснеешь от каждого резкого слова. — Нина сразу взяла быка за рога. — Что опять случилось?
И тут что-то внутри Галины сломалось. Слова полились сами собой — про творог, который она не смогла купить, про постоянные упрёки, про деньги, которых всегда не хватает на самое необходимое, про свекровь, которая считает её прислугой.
— А ты знаешь, что квартира эта наполовину твоя? — вдруг спросила Нина. — Ведь покупали на деньги от продажи твоей родительской квартиры?
— Но документы на Виктора оформлены…
— И что с того? Ты в браке была, значит, имеешь право. — Нина придвинула стул ближе. — Слушай, а что если…
Она не договорила, но Галина поняла. В груди что-то ёкнуло — то ли от страха, то ли от надежды. Развод? После тридцати лет брака? Но как? На что жить? Что скажут дети?
— Подумай хотя бы, — тихо сказала Нина. — Ты же не хочешь остаток жизни провести в роли прислуги?
Когда соседка ушла, Галина долго сидела на кухне, глядя в окно. Во дворе играли дети, молодые мамы толкали коляски, подростки гоняли на самокатах. Жизнь кипела вокруг, а она словно наблюдала её из аквариума.
Вечером Виктор вернулся поздно, усталый и голодный. Галина подогрела ужин, подала, убрала со стола. Привычный ритуал, отточенный годами. Он что-то рассказывал про работу, не ожидая ответа — она давно превратилась для него в фон, в часть обстановки.
— Кстати, завтра еду в командировку на неделю, — бросил он, переключая каналы на телевизоре. — В Тверь. Проект там закрыть надо. Деньги на дорогу возьму с твоей зарплаты — моя уже закончилась.
Галина подняла глаза от носков, которые штопала.
— А как же коммунальные платежи? Они завтра…
— Попроси у кого-нибудь. У той же Нинки. — Виктор не отрывался от экрана. — Потом отдам.
«Потом отдам». Сколько раз она это слышала. И сколько раз потом приходилось оправдываться перед людьми за невозвращённые долги.
Ночью, лёжа рядом с храпящим мужем, Галина смотрела в потолок. В голове крутились слова Нины: «Ты не хочешь остаток жизни провести в роли прислуги?»
А ведь когда-то она была другой. В педучилище её выбирали старостой курса, одногруппники шли к ней за советом. Она мечтала о большой любви, о равноправном браке, о том, что будет растить детей в атмосфере уважения и понимания. Что же случилось? Когда она согласилась стать тенью?
На следующий день Галина проводила Виктора в командировку. Он уехал на такси, оставив ей традиционное напутствие: «Следи за матерью, не забудь про её лекарства, и чтобы в доме порядок был».
Валентина Павловна устроилась в гостиной перед телевизором с чашкой чая.
— Галочка, а ты не могла бы мне печенья купить? А то совсем сладкого хочется.
— На что покупать? — вырвалось у Галины.
Свекровь изумлённо воззрилась на неё.
— Как на что? У тебя же зарплата учительская.
— Которая уходит на ваши лекарства и коммунальные платежи.
— Вот оно что! — Валентина Павловна поднялась с дивана. — Значит, тебе жалко для больной старухи! Я тридцать лет тебя как дочь родную принимала, а ты…
Галина слушала привычные упрёки и вдруг поняла: хватит. Хватит извиняться за то, что она осмеливается тратить свою зарплату на необходимые расходы. Хватит чувствовать себя виноватой за то, что не может купить печенье на деньги, которых нет.
— Валентина Павловна, — перебила она свекровь, — я иду к врачу. Голова разболелась.
Это была ложь. Галина шла к юристу.
Адрес юридической консультации она выяснила ещё вчера через интернет. Ехала в автобусе, сжимая в руке листочек с адресом, и не верила, что действительно решилась на этот шаг.
Елена Владимировна, женщина с проседью в волосах и внимательным взглядом, выслушала её рассказ без удивления.
— К сожалению, ваша ситуация довольно типична, — сказала она. — Психологическое подавление через финансовый контроль — это частая схема в семьях. Но у вас есть все основания для раздела имущества.
— А если он будет против? Он же скажет, что все деньги его…
— Квартира куплена в браке. Неважно, на чьё имя оформлена. Вы имеете право на половину. — Юрист достала бланки. — Вопрос в том, готовы ли вы к борьбе? Он будет сопротивляться.
Галина представила себе лицо Виктора, когда он получит повестку в суд. Представила крики, упрёки, давление. Но потом вспомнила утренний разговор про творог и печенье. Вспомнила, как тридцать лет выпрашивала деньги на самое необходимое в собственном доме.
— Готова, — сказала она.
Через неделю Виктор вернулся из командировки загорелый и довольный. Рассказывал за ужином об удачном завершении проекта, о премии, которую обещало начальство. Галина слушала молча, думая о папке с документами, спрятанной в шкафу с постельным бельём.
— Кстати, завтра мне нужно в банк сходить, — сказал он, откидываясь на стуле. — Вклад переоформить. Ты с утра дома будешь?
— Буду, — тихо ответила Галина.
Она не сказала, что завтра утром подаёт документы на развод. Скажет вечером, когда он вернётся из банка и обнаружит, что половина денег со счёта заблокирована по решению суда.
Елена Владимировна объяснила: как только подаётся исковое заявление о разделе имущества, накладывается арест на все спорные активы. Виктор узнает об этом, только когда придёт в банк.
Галина лежала ночью без сна, представляя завтрашний день. Страшно? Да. Но впервые за много лет она чувствовала, что её жизнь принадлежит ей самой.
Утром, провожая мужа, она как обычно подала ему портфель и поцеловала в щёку. Он даже не заметил, что руки у неё дрожат.
Здание суда встретило её прохладой мраморных ступеней и гулким эхом в коридорах. Галина подошла к окошку канцелярии.
— Подать исковое заявление, — сказала она и удивилась, как спокойно прозвучал её голос.
Через час она шла домой уже другим человеком. Процесс был запущен. Назад пути не было.
Телефон зазвонил около трёх дня. Виктор.
— Что за чёрт! — рявкнул он в трубку. — Что ты натворила?! В банке говорят, что счёт заблокирован! Какой ещё развод?!
— Я подала в суд, — сказала Галина. — На раздел имущества.
Долгое молчание. Потом:
— Ты с ума сошла? Я через полчаса буду дома. И чтобы ты отозвала это заявление, слышишь?
— Не отзову.
Она положила трубку и приготовилась к самому трудному разговору в своей жизни.
Виктор ворвался в квартиру как ураган. Кричал, размахивал руками, требовал объяснений. Валентина Павловна причитала в углу, обвиняя невестку в неблагодарности. Галина сидела на кухне и молчала.
— Ты мне всю жизнь сломала! — вопил Виктор. — Тридцать лет я на тебя горб гнул! Дом, машина, дача — всё для тебя! А ты как змея подколодная…
— Всё это было для тебя, — спокойно сказала Галина. — Я в доме была прислугой. У меня не было своих денег, своих решений, своего голоса.
— Да что ты понимаешь в деньгах! — Он схватился за голову. — Женщина должна заниматься домом, а не лезть в финансы!
— Тогда пусть мужчина содержит жену, а не заставляет её выпрашивать деньги на хлеб.
Эта фраза прозвучала как пощёчина. Виктор замолчал, потом резко повернулся и ушёл в свою комнату. Хлопнула дверь.
Суд назначили через два месяца. Два месяца ада — упрёки, попытки давления, угрозы. Дети встали на сторону отца, не понимая, зачем матери понадобилось «рушить семью». Но Галина держалась.
В день суда она надела строгий костюм и впервые за много лет накрасила губы. В зале было душно, пахло бумагой и нервным потом. Виктор сидел с адвокатом, демонстративно не глядя в её сторону.
— Истица, изложите свою позицию, — предложила судья.
Галина встала. В горле пересохло, но она заставила себя говорить.
— Ваша честь, тридцать лет я жила в браке, где меня считали собственностью. Я работала, но не имела права распоряжаться своими деньгами. Квартира была куплена на средства от продажи моей родительской квартиры, но оформлена на мужа. Я прошу восстановить справедливость.
— Она врёт! — не выдержал Виктор. — Я её обеспечивал! Она жила как у Христа за пазухой!
— У меня не было денег купить творог, — тихо сказала Галина. — В последние годы я питалась хлебом с маргарином, потому что все мои деньги уходили на семейные нужды, а на личные не оставалось. Это не жизнь. Это существование.
Процесс длился три часа. Показания свидетелей, экспертиза документов, выяснение происхождения средств на покупку квартиры. В конце судья удалилась на совещание.
Решение было в её пользу. Галина получила право на однокомнатную квартиру и денежную компенсацию. Не много, но достаточно, чтобы начать новую жизнь.
Виктор выходил из зала суда, не оглядываясь. Валентина Павловна бросила на невестку взгляд, полный ненависти.
— Останешься одна, — прошипела она. — Кому ты теперь нужна?
Может быть, она была права. Но впервые за тридцать лет Галина не боялась одиночества. Она боялась только одного — снова стать тенью в чужой жизни.
Новая квартира оказалась светлой и маленькой. Одна комната, кухня, санузел. После трёхкомнатной квартиры казалось игрушечным домиком. Но это был её дом.
Галина купила простую мебель, повесила на стены фотографии детей, поставила на подоконник горшок с геранью. По вечерам заваривала чай и читала книги — роскошь, которой она была лишена годами. Никто не требовал ужин к определённому времени, никто не включал телевизор на полную громкость, никто не упрекал за «растраченные впустую» деньги на книги.
Дети постепенно оттаивали. Дмитрий приезжал по выходным, помогал с ремонтом. Екатерина привозила внуков. Они начинали понимать, что мама не разрушила семью — она спасла себя.
Однажды вечером позвонила Нина Ивановна.
— Ну как, Галь? Не жалеешь?
Галина стояла у окна, глядя на двор, где играли дети. Где-то далеко, в другой жизни, Виктор, наверное, ужинал под телевизор, а Валентина Павловна жаловалась новой домработнице на неблагодарных невесток.
— Знаешь, Нин, — сказала она, — я думала, что буду жалеть. А вместо этого жалею только об одном — что решилась на это не раньше. Сколько лет потеряно впустую.
Она положила трубку и вернулась к книге. На столе дымилась чашка кофе — она так и не перестала покупать хороший кофе, хотя это было дорого. Некоторые вещи важнее денег. Например, право быть собой.
