— Вера, ну скажи что-нибудь, не молчи так…
Лида стояла на пороге моей квартиры, промокшая под питерским дождем, и смотрела на мой округлившийся живот такими глазами, будто увидела что-то невозможное. Я держалась за ручку двери, думая: захлопнуть или впустить? Пустить означало снова поверить. А я уже делала эту ошибку.
— Проходи, — сказала я наконец. — Только разувайся. Андрей не любит грязь в доме.
Она скинула мокрые кроссовки и прошла в кухню, оглядываясь по сторонам. Наша квартира небольшая, однушка в панельной девятиэтажке, но уютная. Андрей сам делал ремонт, подбирал мебель. Здесь всё наше, выбранное вместе.
— Красиво у вас, — тихо сказала Лида, садясь за стол. — А мне в Москве так и не удалось обустроить нормальное жилье. Все время по съемным углам мыкались.
Я поставила чайник, достала печенье. Пять лет мы не виделись с момента той истории с Романом. Пять лет я старалась забыть, как младшая сестра увела у меня жениха прямо накануне его возвращения из армии.
— Мама говорила, вы развелись, — сказала я, не оборачиваясь к ней.
— Да, полгода уже как. — В ее голосе прозвучала горечь, которой я не ожидала услышать. — Роман оказался не тем, за кого себя выдавал. Пил, поднимал руку. А когда узнал, что я солгала про беременность тогда, в восемнадцать… Сказал, что всю жизнь прожил с лгуньей.
Я наконец обернулась. Лида сильно похудела, под глазами темные круги, лицо осунулось.
— Зачем ты приехала? — спросила я прямо.
— Хочу все исправить. — Она подняла на меня взгляд, и я увидела там слезы. — Знаю, поступила ужасно. Но мне было всего шестнадцать, Вер. Я думала, что если у меня будет такой же парень, как у тебя, то мама будет меня так же любить.
Вот оно. То, о чем я догадывалась, но никогда не хотела признавать. Мама действительно любила меня больше в детстве, пока не родилась Лида. А потом вся материнская любовь переключилась на младшенькую, яркую, требующую постоянного внимания девочку. Я привыкла быть второй. Привыкла не требовать, не капризничать, не создавать проблем.
— Мама всегда любила нас одинаково, — соврала я.
— Не надо, Вер. Мы обе знаем, что это не так. — Лида вытерла глаза рукавом. — Помнишь, как она забыла про твой выпускной, потому что у меня в тот день была какая-то школьная олимпиада? А как радовалась каждой моей тройке, хотя ты приносила только пятерки?
Я помнила. Конечно, помнила. И еще помнила, как после смерти отчима Михаила мама обвинила меня в том, что Лида не приехала на похороны. «Из-за твоих обид она боится приехать домой», — говорила она тогда.
— Что ты хочешь от меня? — спросила я, наливая чай в чашки.
— Можно я поживу у вас немного? Пока не найду работу и не встану на ноги. Я буду помогать по дому, готовить. А когда ребенок родится, смогу с ним сидеть.
Я поперхнулась чаем. Лида с ребенком? Та самая Лида, которая в детстве забывала покормить даже хомячка?
— У меня скоро декретный отпуск закончится, — продолжила она, словно не замечая моего удивления. — Я работала в детском саду в Москве, есть опыт.
— В детском саду?
— Удивлена? — Лида грустно улыбнулась. — А зря. Дети меня любят. Наверное, потому что я сама долго оставалась ребенком.
Что-то в ее тоне заставило меня поверить. Может быть, она действительно изменилась? Может, пять лет брака с Романом научили ее чему-то важному? К тому же, мне правда нужна была помощь — до родов оставалось три недели, а Андрей целыми днями на работе.
— Ладно, — сказала я. — Но только до родов. Андрей должен быть согласен.
— Спасибо, сестренка. — Лида обняла меня, и я замерла. Телесный контакт с ней до сих пор вызывал тревогу.
Андрей пришел поздно, когда Лида уже спала на раскладном диване в гостиной. Он молча выслушал мой рассказ, покачал головой.
— Не нравится мне это, — сказал он, снимая рубашку. — Помнишь, что она вытворяла в прошлый раз?
— Она была подростком тогда. Люди меняются.
— Меняются, — согласился Андрей. — Но не настолько кардинально. Леопард не может изменить свои пятна.
Я знала, что он прав. Но в глубине души теплилась надежда: а вдруг Лида действительно стала другой? Вдруг у нас получится быть настоящими сестрами, какими мы никогда не были?
Первые недели все шло хорошо. Лида действительно помогала по дому: убирала, готовила, ходила за продуктами. Даже Андрей немного оттаял, хотя по-прежнему держался с ней настороженно.
— Она готовит лучше тебя, — признался он однажды, попробовав лидин гуляш.
— Я же работаю, — оправдывалась я. — Некогда учиться кулинарии.
— А она что, не работает?
Это было больным местом. Лида обещала искать работу, но каждый день находила новые отговорки. То собеседование отменили, то требования не подходят, то зарплата маленькая.
— Дай ей время, — просила я Андрея. — Беременной женщине тяжело нервничать.
— Какой беременной? Ты же сказала, что она солгала тогда Роману.
— Я имею в виду себя.
Андрей посмотрел на меня так, словно я говорила на иностранном языке. И правда, даже я сама не понимала, почему защищаю сестру. Просто хотелось верить, что на этот раз все будет по-другому.
Но чем больше живота становилось видно, тем страннее становилось поведение Лиды. Она начала чересчур внимательно расспрашивать про Андрея: во сколько он приходит с работы, что любит есть, какие у него увлечения.
— Хочу лучше узнать зятя, — объясняла она. — Раз он такой хороший, значит, и я должна стать для него хорошей свояченицей.
Я пыталась не обращать внимания. Пыталась не замечать, как Лида начала наряжаться к приходу мужа. Как стала надевать короткие платья и яркую помаду. Как засиживалась с ним у телевизора, когда я уходила спать.
— Твоя сестра флиртует со мной, — сказал Андрей в конце третьей недели.
— Тебе кажется.
— Мне не кажется. Вчера она прикоснулась к моему плечу, когда подавала чай. А позавчера села слишком близко на диване.
— Может, она просто… дружелюбная?
Андрей посмотрел на меня с жалостью.
— Вера, ты должна видеть, что происходит.
Я видела. Конечно, видела. Но признать это означало признать, что я снова ошиблась. Что снова поверила Лиде и снова стала жертвой ее игр.
В субботу утром у меня отошли воды. Андрей был дома, мы собирали сумку в роддом. Лида суетилась рядом, подавала вещи, успокаивала меня.
— Все будет хорошо, — говорила она. — Я останусь дома, приберу, приготовлю что-нибудь вкусное к твоему возвращению.
В роддоме все прошло быстрее, чем я ожидала. Через шесть часов я держала на руках сына — крошечного, сморщенного, но такого родного. Андрей плакал от счастья, целовал мои руки, шептал, что любит нас обоих.
— Как назовем? — спросил он.
— Михаил, — сказала я, вспомнив отчима. — В честь того, кто научил меня быть сильной.
На второй день Андрей приехал без цветов и подарков. Лицо у него было мрачное, глаза красные, словно он не спал всю ночь.
— Что случилось? — испугалась я.
— Твоя сестра, — сказал он просто.
И рассказал. Как вчера вечером Лида достала из шкафа мою самую красивую сорочку, ту, в которой я провела медовый месяц. Как сделала прическу и макияж. Как встретила его в дверях, прижавшись всем телом и прошептав, что скучала.
— Я сразу понял, что к чему, — говорил Андрей, не глядя мне в глаза. — Сказал, что устал и хочу спать. А она… она пришла ко мне в спальню. Села на кровать, начала рассказывать, как ей одиноко, как она нуждается в мужской поддержке.
— И что ты сделал?
— Ушел к соседям ночевать. А утром, когда вернулся за вещами, она спросила: «Неужели я хуже Веры?»
Я закрыла глаза. История повторялась. Снова. Как будто пять лет назад ничему не научили ни ее, ни меня.
— Я выгнал ее, — сказал Андрей. — Собрал ее вещи и поставил за дверь. Сказал, что если еще раз увижу ее рядом с нашим домом, вызову полицию.
— А она что?
— Плакала. Просила прощения. Говорила, что не знает, что на нее нашло. Но я не поверил ни одному слову.
Я тоже не поверила бы. Потому что знала Лиду лучше, чем кто-либо. Знала, что она не может просто жить своей жизнью, не пытаясь отнять чужую.
— Прости, — сказал Андрей. — Знаю, она твоя сестра. Но я не смог рисковать нашей семьей.
— Не за что прощать, — ответила я, прижимая к груди малыша. — Ты поступил правильно.
Когда мы приехали домой, квартира была идеально убрана. На столе стояла ваза с цветами и записка: «Прости, сестренка. Я не специально. Просто не умею быть счастливой.»
Я скомкала записку и выбросила в мусор. Потом достала телефон и заблокировала Лидин номер.
— Правильно делаешь, — сказал Андрей, качая сына. — Некоторых людей нельзя пускать в свою жизнь. Даже если они родственники.
Особенно если они родственники, подумала я.
Через месяц мама позвонила, спросила про внука. Потом, помолчав, добавила:
— Лида вернулась в Москву. Устроилась работать няней в богатую семью. Может, наконец-то найдет свое счастье.
— Может быть, — согласилась я.
Я посмотрела на спящего в коляске Михаила. Андрей сидел рядом, листал журнал. За окном моросил дождь.
