Марина поставила суп на стол и опустилась на своё привычное место — напротив мужа. Так было каждый вечер последние двадцать один год. Алексей — всё ещё крепкий в свои пятьдесят восемь, со строгим взглядом и едва заметной сединой — отложил газету и взялся за ложку. Пар поднимался над тарелкой, разнося по кухне аромат куриного бульона.
— Объявили, что отопление включат на следующей неделе, — произнесла Марина, разламывая хлеб. — Слава богу, а то холодина такая.
Алексей кивнул, не поднимая глаз от тарелки. Было в его молчании что-то непривычное, напряжённое, словно воздух перед грозой.
— Аня звонила, — продолжила Марина. — Говорит, на работе опять переработки. Я ей сказала: «Доченька, так нельзя, ты же выгораешь». А она только смеётся. Вся в тебя, упрямая.
Ложка Алексея замерла на полпути ко рту. Он поставил её обратно в тарелку.
— Марина, — голос его звучал глухо, будто из-под воды. — Нам нужно поговорить.
Она подняла брови, всё ещё улыбаясь.
— Мы разве не разговариваем?
— Я тебя разлюбил.
Три слова — простые, короткие — обрушились на неё подобно лавине. Марина застыла, всё ещё держа улыбку, словно та примёрзла к лицу. В голове пронеслось: «Наверное, я ослышалась».
— Что… что ты сказал?
— Я тебя разлюбил, — повторил Алексей, теперь глядя ей прямо в глаза. — Давно уже. Может, лет пять. Или семь.
Суп перед ней внезапно стал чем-то чужеродным, враждебным. Марина медленно положила ложку, не чувствуя собственных пальцев.
— Ты… у тебя кто-то есть? — спросила она, и собственный голос показался далёким, принадлежащим кому-то другому.
— Нет, — он покачал головой. — Дело не в этом. Просто чувства… ушли. Совсем.
«Как можно так спокойно говорить такие вещи?» — пронеслось в её голове. Что-то внутри неё рассыпалось, превращаясь в мелкую пыль. Двадцать один год. Свадьба в дождливую субботу. Рождение Ани. Первая квартира, первая машина. Отпуска, болезни, радости, ссоры. Всё это разбивалось на глазах, превращаясь в ничто.
— Семь лет? — наконец выдавила она. — И всё это время ты… притворялся?
Алексей вздохнул, словно объяснял что-то ребёнку.
— Я думал, что пройдёт. Что это кризис, возраст. Но не проходит. Я больше не могу… не могу так жить. Это нечестно. По отношению к тебе. По отношению ко мне.
Марина почувствовала, как к горлу подступает горячий комок. Перед глазами всё поплыло.
— А двадцать один год вместе — это честно? — её голос дрогнул. — Всё, что я делала для тебя, для нас, для семьи — это всё… ничего не значит?
— Марина, я…
— Нет, ты послушай! — она внезапно ударила ладонью по столу, и тарелки звякнули. — Я всю жизнь положила на эту семью! Кто ночами сидел с Аней, когда она болела? Кто отказался от карьеры? Кто терпел твои задержки на работе? Твою мать, когда она жила с нами? И теперь ты просто… просто говоришь, что «разлюбил»?!
Алексей сидел неподвижно, словно каменное изваяние. Его лицо, такое родное, такое знакомое, вдруг стало чужим.
— Я не хотел делать тебе больно, — сказал он наконец.
— Не хотел делать больно? — Марина едва не рассмеялась. В голове вертелся бесконечный вихрь мыслей. — А как ты представлял себе это? Что я обрадуюсь? Поблагодарю за откровенность?
Кухня, их привычная кухня с желтыми занавесками, которые Марина выбирала с такой любовью семь лет назад, вдруг стала тесной, душной. Воздуха не хватало.
— Думаю, нам обоим нужно время, — сказал Алексей, поднимаясь из-за стола. — Я могу пожить у брата, пока мы…
— Пока мы что? — перебила его Марина. — Пока я привыкну к мысли, что мой муж, с которым я прожила половину жизни, просто решил всё перечеркнуть?
Он ничего не ответил, только взглянул на неё с выражением, в котором читалась смесь вины и… облегчения? От этого внутри всё перевернулось. Злость сменилась чем-то тяжелым, давящим.
— Иди, — тихо сказала она. — Просто иди.
Когда за Алексеем закрылась дверь, Марина ещё долго сидела в оцепенении. Часы на стене отсчитывали минуты, но для неё время остановилось. «Я тебя разлюбил». Три слова стучали в висках, как молоток. Как будто приговор, как будто конец всему.
— Мам, ты что, плакала? — в голосе Ани звучала тревога. Она стояла в дверях кухни, высокая и стройная, так похожая на отца.
Марина попыталась улыбнуться:
— Просто устала. На работе завал.
— Где папа?
Вопрос, такой простой, вонзился как нож. Что сказать? Как объяснить?
— Он… поехал к дяде Коле. У него какие-то дела.
Аня нахмурилась, и в этот момент Марина увидела, какая она уже взрослая. Двадцать лет. Почти законченный университет. Разве можно её обманывать?
— Мам, — Аня села напротив, точно там, где несколько часов назад сидел Алексей. — Что происходит? Вы поссорились?
Марина глубоко вздохнула. В груди жгло, словно там тлел горячий уголёк.
— Папа сказал, что больше не любит меня, — слова дались с трудом, каждое приходилось буквально выталкивать из себя. — Он ушёл. Не знаю, насовсем или нет.
Аня смотрела на неё широко распахнутыми глазами.
— Но… как? Почему? У него кто-то есть?
— Он говорит, что нет. Говорит, просто чувства… ушли.
Повисла тишина. Потом Аня резко встала и обняла мать. Марина прижалась к дочери, и только тогда позволила себе разрыдаться по-настоящему, без сдерживания, без попыток сохранить лицо.
— Мамочка, — шептала Аня, гладя её по спине. — Всё будет хорошо. Слышишь? Всё будет хорошо.
Но обе знали, что это не так. Что мир, который казался таким прочным, рухнул, и никто не знает, что будет дальше.
Следующие дни слились для Марины в бесконечный кошмар.
Она ходила на работу как робот, выполняя привычные действия, но не чувствуя ничего. По ночам лежала без сна, глядя в потолок. Иногда проверяла телефон — не написал ли Алексей. Но экран оставался пустым.
— Да плюнь ты на него! — горячилась Надежда, её лучшая подруга ещё со школы. — Двадцать один год — и вот так просто? «Разлюбил»? Да он, может, завтра опомнится, приползёт обратно!
Они сидели в маленьком кафе недалеко от работы Марины. Надежда — яркая, громкая, трижды разведённая — возмущённо размахивала руками.
— А если не опомнится? — тихо спросила Марина, крутя в руках чашку с остывшим кофе.
— Значит, туда ему и дорога! — отрезала Надежда. — Марин, ты посмотри на себя. Ты ведь красивая женщина! Да, не девочка, но кому сейчас легко? Сколько ты для него сделала, сколько вытерпела. А он? Что он сделал для тебя в последние годы?
Марина хотела возразить… но не смогла. На глаза навернулись слёзы.
— Надь, я не знаю, как жить дальше. Я всё время думаю: где я ошиблась? Что я сделала не так?
— Прекрати немедленно! — Надежда хлопнула ладонью по столу так, что посетители за соседним столиком обернулись. — Это не ты виновата. Он сделал выбор. Бросил тебя одну разгребать весь этот кошмар… И знаешь что? Может, оно и к лучшему.
— К лучшему? — Марина горько усмехнулась. — Серьёзно? Как потеря двадцати одного года может быть к лучшему?
— Это не потеря, — голос Надежды смягчился. — Это твой багаж. И теперь у тебя наконец появился выбор. Впервые за долгие годы ты можешь подумать о себе. Чего хочет настоящая Марина? Не жена Алексея, не мама Ани — а ты, живая женщина?
Вопрос ударил как обухом по голове. Когда она последний раз задумывалась о собственных желаниях? О том, чего хочет она сама, а не её семья?
— Не знаю, — Марина растерянно покрутила чашку. — Правда не знаю.
Вечером Марина вытащила из дальнего шкафа потрёпанный фотоальбом. Их свадьба… Счастливые лица, почти детские. Она — в простом белом платье с кружевной отделкой, он — в тёмном костюме, взятом напрокат. Первый танец. Первый супружеский поцелуй. Год вместе — крошечная квартирка, где зимой замерзала вода в ванной. Маленькая Аня, её первые шаги под восторженные крики родителей.
Отпуск в Анапе — Алексей в море учит пятилетнюю дочь держаться на воде. Новоселье в их нынешней квартире, гости, праздничный стол. День за днём, год за годом…
Марина дотронулась до фотографии, где они втроём стоят у Эйфелевой башни. Десять лет назад. Два года копили на эту поездку, отказывали себе во всём. Алексей обнял её тогда за плечи и шепнул на ухо: «Я самый счастливый мужик на свете». Лгал? Или просто всё изменилось потом?
Она перевернула страницу и замерла. Фотография, сделанная ею самой три года назад. Алексей в кресле с книгой. Взгляд в пустоту. В его глазах — ничего. Странно, как она раньше этого не видела?
Телефон взорвался звонком так внезапно, что Марина вздрогнула. На экране мигало имя мужа.
— Да, — она сжала губы.
— Марина, — Алексей почти шептал. — Как ты?
«Как я?» — хотелось закричать в трубку. «Как человек, которому ломом размозжили сердце!» Но она лишь сухо сказала:
— Нормально. Чего тебе?
— Завтра заеду за вещами. Около шести. Ты дома будешь?
— Буду, — она сглотнула комок в горле и вдруг выпалила: — Лёш… ты точно уверен? Может, попробуем? Психолог, терапия, что угодно…
Тишина резала слух. Потом он шумно выдохнул:
— Марин, я пробовал. Годами пробовал. Ничего не выйдет. Прости.
После разговора она швырнула телефон на диван и закрыла лицо руками. В груди пустота разрасталась, как чёрная дыра. Но вместе с ней — что-то новое. Не ярость, не отчаяние. Решимость.
На следующий день Марина впервые за годы переступила порог салона красоты. Отрезала длинные волосы, покрасилась в более насыщенный цвет. Потом забрела в магазин одежды и купила ярко-синее платье — такого цвета в её шкафу никогда не было, слишком яркий, слишком заметный.
— Мама, вау! — Аня округлила глаза, когда Марина вернулась. — Это… из-за встречи с папой?
Марина посмотрела на своё отражение в зеркале прихожей. Совершенно незнакомая женщина с дерзким взглядом смотрела на неё в ответ.
— Нет, — она улыбнулась. — Это для меня.
Ровно в шесть звонок взрезал тишину квартиры. Алексей стоял на пороге — осунувшийся, с тенями под глазами. Он замер, увидев Марину:
— Ты… изменилась.
— Да, — она отступила в сторону. — Проходи. Часть твоих вещей сложила в спальне.
Он прошёл мимо, задев её плечом, и Марину окутал знакомый запах его одеколона. Сердце сжалось болезненно, но она выпрямила спину.
«Я сильнее, чем думаю», — мысленно повторила она фразу из какой-то дурацкой статьи, прочитанной сегодня в интернете. Банально, но почему-то помогало.
Алексей копался в спальне полчаса. Когда он вышел с двумя раздутыми сумками, Марина ждала на кухне. Там, где всё рухнуло неделю назад.
— Чай будешь? — спросила она.
Он помедлил, но кивнул:
— Если не трудно.
Она поставила перед ним чашку и уселась напротив. Как тогда, в тот вечер, когда он выдал свои три слова, которые спалили её жизнь дотла.
— Знаешь, — Марина удивилась, насколько спокойно звучал её голос, — я много думала эти дни. О нас. О себе. О твоих словах.
Алексей смотрел настороженно, как на незнакомку.
— И поняла кое-что, — она крутанула чайную ложку в чашке. — Ты меня разлюбил. Это больно. Чертовски больно. Но я не могу заставить тебя любить. И не хочу.
— Марин, я…
— Подожди, дай закончить, — она набрала в лёгкие воздуха. — Все эти годы я жила для других. Для тебя, для Ани, для твоей матери, для работы. А сейчас… — она посмотрела ему прямо в глаза, — сейчас я хочу пожить для себя. Поэтому… — голос дрогнул, но она справилась, — я тоже выбираю себя. Я подала на развод.
Алексей замер, не донеся чашку до рта. В его глазах мелькнуло что-то похожее на удивление, даже испуг.
— Так быстро? — только и смог выдавить он.
— А чего ждать? — Марина пожала плечами. — Реанимировать то, что умерло? Ты сам всё решил.
Он поставил чашку, руки заметно дрожали.
— Я думал… думал, мы сможем остаться друзьями.
Марина неожиданно рассмеялась — искренне, от души.
— Друзьями? Серьёзно? После всего, что было между нами? После двадцати одного года брака?
— Что в этом такого невозможного? — в его голосе проскользнула обида.
— Знаешь, что невозможно? — она наклонилась вперёд. — Невозможно вычеркнуть двадцать лет общей жизни и сказать: «Давай теперь дружить». Между нами слишком много всего. Хорошего и плохого.
Звонок телефона прервал их разговор. Марина взглянула на экран.
— Это Надежда. Мы идём в театр. Так что…
— В театр? — его брови взлетели вверх. — С каких пор ты ходишь в театр?
— С сегодняшнего дня, — она поднялась. — Надеюсь, ты соберёшь всё необходимое. Что не успеешь — заберёшь потом.
Когда Алексей ушёл, Марина на секунду прислонилась к дверному косяку. Сердце колотилось как сумасшедшее. Страшно? Да. Больно? Невыносимо. Но почему-то ещё и… свободно?
Полгода спустя Марина сидела в том же кафе, где когда-то встречалась с Надеждой после своей личной катастрофы. Только теперь напротив сидела Аня.
— Что за срочность, мам? — дочь с любопытством разглядывала мать. — Выглядишь потрясающе. Эта стрижка тебе идёт.
— Хочу кое-что сказать, — Марина отпила кофе. — Я еду в Португалию. На месяц.
— Что? — Аня широко распахнула глаза. — Одна?
— С группой. Для изучения языка, — Марина улыбнулась. — Всегда хотела, но почему-то не решалась.
В этот момент зазвонил телефон. Имя Алексея высветилось на экране. Третий звонок за неделю. Марина нажала «отклонить».
— Папа звонит тебе? — осторожно спросила Аня.
— Да. Хочет вернуться, — она пожала плечами. — Говорит, что совершил ошибку.
— И… что ты ответила?
Марина посмотрела в окно, на людей, спешащих по своим делам. Потом перевела взгляд на дочь и улыбнулась — по-настоящему, без тени печали:
— Что поезд ушёл. И что я наконец-то живу для себя.
