Поезд уходил в ночь, разрезая тишину металлическим грохотом колес. Андрей сидел у окна, уткнувшись лбом в холодное стекло. Снаружи мелькали редкие фонари, обрывки полуразрушенных станций быстро растворялись во мраке, а темные силуэты деревьев, растущих вдоль железнодорожного полотна, размахивали ветвями, как будто провожая мимолетных пассажиров.
Андрею совершенно неважно было, куда именно привезет его этот поезд. Главное ― уехать. От себя, от прошлого, от тягостного ощущения пустоты, которое поселилось в груди в последние бесконечно долгие месяцы.
Развод оказался чем-то вроде аварии, в которой никто не погиб, но оба оказались ранены. Брак был похож на дом, в котором постепенно перегорали лампочки, одна за другой. И никто не удосужился их заменить.
Сначала ушли разговоры. Потом общие мечты. Ну а в конце и вовсе исчезло желание дышать одним воздухом. Решение было обоюдным, все прошло быстро, но болезненно.
И вот теперь Андрей ехал один в ночи, без конечной цели, без пункта назначения. Просто выбрал поезд, первый попавшийся в списке, взял билет в купе и сел у окна, стараясь ни о чем не думать. Не получалось.
В вагоне было вполне тихо. Проводница — пожилая женщина с усталым взглядом — заглянула в купе, уточнила, не нужен ли чай. Андрей машинально кивнул, хотя пить не хотелось. Спустя несколько минут на столике появился стеклянный стакан в старом подстаканнике, наверное, такой раритет сейчас можно встретить только в поездах. От чая тоненькими струйками поднимался обжигающий пар.
Андрей аккуратно взял стакан в ладони надеясь согреться об его стенки. Когда-то жена очень любила такие поездки ― горячий чай, размеренный стук колес, долгие разговоры в темноте. Теперь ее нет рядом. Теперь он один на этом пути.
Дверь купе открылась, и внутрь прошла молодая женщина. Андрей невольно поднял глаза. Она была в темном сливовом пальто, с распущенными каштановыми волосами и легкой улыбкой, словно они были давно знакомы, и она не удивилась встрече.
— Позволите? — спросила, кивнув на место напротив.
Андрей чуть качнул головой, жестом приглашая присесть. Женщина опустила на пол небольшую дорожную сумку, поправила шарф и, не дожидаясь разрешения, налила себе чай. Запах мяты и лимона наполнил тесное пространство купе, Андрей его только теперь почувствовал.
— Куда едете? — спросила она, глядя поверх чашки.
Андрей задержался с ответом. Куда? Сам не знал. Вперед. Подальше. В никуда.
— Пока не решил.
Женщина улыбнулась, будто этот ответ был ей знаком.
— Тогда мы похожи, — она посмотрела в окно. — Ночной поезд — лучшее место для тех, кто не знает, где его дом.
Она говорила настолько мягко, как будто ее голос был неотъемлемой частью тишины, в которой плыл этот ночной поезд. Андрей охватило забытое чувство, словно внутри что-то сдвинулось с мертвой точки. Впервые за очень продолжительное время ему стало интересно что-то другое, кроме собственных мыслей.
Поезд нес их в глубже в ночь, и вместе с ним ледяная глыба внутри Андрея начинала медленно таять.
Впереди была долгая дорога.
* * *
Женщина с комфортом расположилась напротив него, скрестила ноги и обхватила хрупкими ладонями горячий стакан с чаем. Тонкие пальцы чуть покраснели, наверняка от сегодняшней морозной погоды. Андрей успел поймать себя на ускользающей мысли, что впервые за долгое время он замечает такие мелочи.
— Куда вы направляетесь? — спросила она, чуть склонив голову набок.
— Да в общем то куда глаза глядят. Всего лишь купил билет на случайно выбранное направление, и вот я здесь.
— А вы всегда так — просто берете билет и едете, куда получится? — удивленно поднятая бровь, прямой взгляд в глаза.
— Нет, — честно ответил он. — Сегодня первый раз.
Она улыбнулась, но, скорее всего, именно такого ответа и ждала.
— А вот я делаю так постоянно. Иногда просто нужно ехать, не думая, кто ты, и кем был вчера.
Андрей посмотрел на нее повнимательнее. Что-то едва уловимое, но определенно странное мерещилось в ней. Кажется, это была легкость и хорошо ощутимая внутренняя свобода, которую сам он давно уже забыл. Хотелось продолжить беседу, и он спросил первое, что пришло в голову:
— Ну и как? Поделитесь опытом. Это помогает?
Она многозначительно промолчала, разглядывая свое отражение в чайной ложке.
— Иногда, безусловно, — сказала наконец. — Бывает, кажется, что если ехать достаточно долго, то можно проехать насквозь тягостное прошлое и оставить его груз позади.
— А что, если оно попытается догнать? — Андрей удивился той уверенности и легкости, с которой он продолжал эту беседу с совершенно незнакомым человеком.
Она подняла глаза и наклонилась к нему ближе.
— Это значит, что необходимо просто ехать дальше.
Поезд чуть качнулся вправо, и сменился ритм стука колес. Разговор тек так же плавно, как этот ночной путь. Андрей ловил себя на том, что слушает ее, внимает каждому слову, словно слишком долго был один в собственных мыслях и только сейчас осознал, как сильно скучал по живому общению.
Она рассказывала, что обожает поезда — особенно ночные. О том, как в них словно исчезает время, как можно сидеть напротив совершенно незнакомого человека, говорить о жизни и знать, что этот момент никогда не повторится.
— Как вас зовут? — наконец спросил Андрей.
Она усмехнулась.
— А давайте сделаем вид, что имена неважны? Что эта ночь — просто ночь, а утро не придет?
Андрей задумался. И в ее словах вдруг нашлось что-то правильное. Впервые за долгое время он не чувствовал груз прошлого.
Он просто слушал ее голос, завороженный тем, как легко она говорила о сложных вещах.
Поезд продолжал путь, раскачиваясь на стыках рельсов. Свет в купе был приглушенным, оставляя углы в полумраке. Тепло чая уже рассеялось, но оба не спешили его пить. Разговор тек плавно, будто подчиняясь ритму колес.
— А знаешь, — сказал вдруг Андрей, — мне казалось, что развод — это что-то, что случается с другими. Ну вот как болезнь, которую подхватывают те, у кого ослаб иммунитет. Даже представить не мог, что это коснется и меня.
Собеседница улавливала каждое слово, немного наклонив голову к плечу. В ее взгляде не было жалости, зато понимания ― сполна.
— А потом вдруг осознаешь, что вот оно, случилось. Что привычные вещи — запах утреннего кофе, чей-то голос в соседней комнате — исчезли. А вместе с ними и часть тебя самого.
Она провела пальцем по ободку стакана, будто раздумывая над его словами.
— Да, — наконец произнесла. — Мы часто принимаем стабильность за что-то вечное. А потом обнаруживаем, что все рассыпается в руках.
Андрей посмотрел на нее. Было в ее голосе что-то знакомое, словно она говорила не из простого сочувствия, а из собственного опыта.
— Ты тоже… теряла? — тихо спросил он.
Она слегка улыбнулась, но улыбка вышла заметно грустной.
— Теряла. Но однажды поняла, что иногда потеря — это не конец, а начало. Только не всегда сразу это видишь.
Андрей задумался. Он никогда не думал о разводе как о начале. Для него это было крушением, катастрофой. Но, возможно, эта женщина видела дальше, чем он.
Поезд слегка дернулся на очередном повороте, и их руки случайно соприкоснулись на столике. Андрей ожидал, что она отдернет ладонь, но она просто осталась так, будто не заметила. И он не убрал руку.
На мгновение показалось, что время застыло. За окном летела ночь, в купе было тихо, лишь дыхание обоих наполняло пространство.
В этой тишине было больше смысла, чем во многих словах.
— А как быть, если нам так и не удастся найти то, что мы потеряли, никогда? — задумчиво прошептал он.
А она лишь посмотрела куда-то в самую глубь ночи за окном и, размышляя над услышанным, медленно провела указательным пальцем по стеклу.
— Тогда, наверное, стоит поискать что-то другое.
И вот именно в этот самый момент Андрей четко поймал себя на мысли, что впервые за долгое время действительно хочет двигаться в новом направлении.
* * *
Поезд начал замедляться, скрипя тормозами. Они подошли к маленькой, плохо освещенной и почти заброшенной станции. В окне виднелась пустынная платформа, покрытая тонким слоем свежевыпавшего снега, который весело искрился в тусклом свете одинокого фонаря. Редкие, почти заметенные следы пересекали платформу в двух направлениях, но никто не ожидал посадки. Наверняка здесь уже давно никто не сходил с поезда и не садился в него. Только две старые, покосившиеся от времени скамьи намекали, что когда-то здесь, наверно, было оживленнее. На ветру раскачивалась небольшая вывеска с едва читаемым названием станции, как будто сам призрак прошлого, застывшего в этом месте навсегда, подталкивал ее в разные стороны.
Попутчица на мгновение замерла, всматриваясь в ночь за стеклом. Ее пальцы сильнее сжали стакан с давно остывшим чаем, она глубоко вдохнула и решительно сказала:
— Я выхожу здесь.
Андрей удивленно поднял взгляд. Внутри все мгновенно съежилось. Не от тревоги, а от странного, внезапного чувства, что он так и не успел задать самый важный в этом разговоре вопрос.
— Почему именно здесь?
Но она лишь улыбнулась, спокойно и совершенно беззаботно, как будто знала заранее этот вопрос, и ответ был давно готов.
— Иногда чувствуешь необходимость выйти не там, куда собирался вначале пути, а там, где захочется.
Женщина протянула руку к своей сумке и не спеша застегнула молнию. Андрей совершенно точно был уверен, что эта встреча оказалась важнее, чем он мог предположить. Хотелось добавить что-то важное, соответствующее моменту, но слова застряли в горле.
Она встала, расправляя пальто и, прежде чем отодвинуть дверь купе, положила на столик сложенный пополам листок бумаги.
— Мне понравилось быть вашей попутчицей, — лукаво сказала она, совсем ненадолго встретившись с ним взглядом. — Пусть ваша дорога будет легкой.
Она скрылась за медленно закрывающейся дверью. Через несколько минут поезд вновь тронулся с места, оставляя безлюдную станцию позади.
Андрей с огорчением смотрел на пустое место напротив себя. Затем медленно протянул руку к записке, развернул.
Там было всего четыре слова: «Не бойся начинать заново».
Он скомкал бумагу рукой и глубоко вздохнул. Сердце стучало так громко, что казалось, его можно было услышать из соседнего купе. Должен ли он догнать ее? Выйти на следующей станции, найти ее, потерявшуюся в темноте, и узнать, что она имела в виду? Или принять это мимолетное событие как дар судьбы, как знак, что жизнь продолжается?
Он поднялся, положил руку на холодную дверную ручку. Но в последний момент замер, так и не решившись.
За окном снова замелькали темные силуэты деревьев. Поезд нес его дальше, но впервые за долгое время он чувствовал, что это движение осмысленно. Он сел обратно и улыбнулся — не грустно, не радостно, а так, как улыбаются люди, когда понимают что-то важное.
Андрей все еще сжимал в руке записку, медленно разглаживая ее пальцами. Поезд набирал скорость, оставляя позади пустую платформу, снежный покров и ее легкий силуэт, исчезающий в темноте. В груди не было тревоги, но было что-то другое. Что-то похожее на странное, тихое принятие.
Он не побежал за ней. Не сорвался с места. Хотя в какой-то момент ему действительно казалось, что надо так поступить. Догнать, узнать, кто она, почему выбрала именно этот поезд и именно этот момент, чтобы исчезнуть. Но что-то остановило его.
Он снова посмотрел в окно. Там, за стеклом, начинало светать. Вдалеке, за тонкой полосой горизонта, небо наливалось бледно-розовым, разгоняя ночную мглу. Этот первый свет нового дня выглядел совсем иначе, чем те рассветы, что он видел раньше. Теперь он замечал оттенки, переливы, игру теней. Теперь он чувствовал, как воздух становится чище, а мысли — легче.
По вагону прокатился голос проводницы:
— Следующая станция — Вельск. Стоянка три минуты.
Андрей на секунду задержал дыхание. Может, выйти сейчас? Может, выбрать новую дорогу прямо здесь, прямо в этот момент? Но затем почти с улыбкой, понял: нет. Пока еще рано. Он еще не доехал туда, куда направляется. А главное — он даже не знал, куда это «туда».
Он разжал пальцы, позволив записке остаться лежать на столике, но не убрал ее далеко. Она останется с ним, но не как вопрос, а как ответ. Как напоминание, что впереди всегда есть что-то новое.
Он взял чашку с остывшим чаем, сделал маленький глоток и закрыл глаза на мгновение. Поезд мчался вперед, а вместе с ним мчалась и его жизнь. Только теперь он впервые за долгое время был готов ее встретить.
