— Я подал на развод. И на раздел имущества тоже. Ты ведь понимаешь, Юля, что половина твоей квартиры по закону теперь моя?
Сергей произнёс это почти равнодушно, как будто обсуждал выбор обоев или расписание электричек.
Юля замерла, сжав в пальцах полотенце. Её руки ещё были мокрыми — только что закончила мыть посуду. Он говорил буднично, словно речь шла не о предательстве, а о чём-то вроде «надо вынести мусор».
Она медленно обернулась. За обеденным столом сидел её муж. Перед ним аккуратно лежала стопка бумаг, и он лениво перебирал страницы. В его глазах — ледяное спокойствие, а в уголках губ — презрительная тень усмешки.
— Ты… шутишь? — спросила она, голос дрогнул. Но тут же собралась, голос стал твёрже. — Ты серьёзно считаешь, что можешь претендовать на квартиру, к которой ты вообще не имел никакого отношения?
— А ты сама подумай, — пожал он плечами, как будто вообще не видел проблемы. — Мы же женаты. А значит, всё, что появляется в браке, — общее. Закон есть закон, Юлечка.
Он специально произнёс её имя с уменьшительно-ласкательной интонацией. Словно хотел подчеркнуть своё мнимое превосходство. Пальцы его нервно теребили уголок одной из страниц — жест, который она хорошо знала.
Он всегда так делал, когда чувствовал себя неуверенно, но пытался это скрыть.
Юля опустилась на табурет. В голове стоял гул. И не от слов Сергея, а от всей ситуации, которая нависла, как грозовая туча. Она ведь так старалась.
Три года изнурительной работы, вечные переработки, бессонные ночи, клиенты с истериками. А теперь он просто собирается забрать часть её мечты?
А ведь утро начиналось почти сказочно. На телефон пришло уведомление: «Поздравляем! Документы успешно зарегистрированы. Вы — собственник». Юля стояла у окна, сжимая в руках чашку кофе, и на глаза навернулись слёзы. Настоящие, долгожданные. От счастья.
Собственная квартира была для неё символом — не просто жильём, а островком безопасности. За этой дверью никто не скажет ей, как жить. Никто не упрекнёт за недоглаженную рубашку или за то, что она пришла поздно. Особенно — не свекровь.
Ирина Петровна, мать Сергея, женщина с каменным лицом и тяжёлым голосом, всегда старалась напомнить, кто в доме главный. Каждый день — мелкие уколы:
— Ты куда опять пошла? Ужин кто будет готовить?
— Работать? Да ты и так дома сидишь с компьютером.
— Ты слишком много думаешь о себе. Женщина должна быть скромнее.
— Юленька, — говорила она с приторной интонацией, в которой забота звучала как обвинение. — Не рановато ли тебе про квартиры думать? Вот Светлана с четвёртого — уже троих родила. А ты всё по своим заказикам бегаешь.
Юля сжимала зубы. Никогда не отвечала. Только работала. Искала заказы, бралась за всё подряд, копила. Даже подруги перестали узнавать её — она исчезла из кафе, с праздников, из магазинов. Вся её жизнь — работа, экономия и мечта.
Сергей не поддерживал её идеи.
— Да кому она нужна, эта твоя квартира? — ворчал он. — У нас тут всё есть: мама готовит, убирает, телевизор есть, кровать есть. Что тебе ещё надо?
Но однажды, когда подруга из агентства недвижимости сказала: «Юль, есть вариант — недорого, небольшая квартира, но светлая, и дом новый», — Юля поехала. Сердце стучало, как будто шла на свидание. И как только она вошла, всё стало ясно. Это было то самое место.
Теперь это место хотели у неё забрать.
— Думаешь, я позволю тебе всё это просто так отнять? — спросила она, медленно вставая.
Сергей пожал плечами.
— Никто у тебя ничего не отнимает. Просто всё будет честно.
Слово «честно» прозвучало особенно цинично.
Из комнаты послышались шаги. Юля не удивилась, когда на кухню вошла Ирина Петровна.
— Ну что, Серёженька, ты всё объяснил? — спросила она так, будто речь шла о каких-то хозяйственных делах. Говорила мягко, но её глаза — холодные, серые — смотрели на Юлю с превосходством.
— Вы знали? — спросила Юля, чувствуя, как в груди поднимается что-то холодное и тяжёлое.
— Мы всё обсуждали, — не скрываясь, ответила свекровь. — Лучше решать сразу, чем потом бегать по судам. Подпиши, и всем будет легче.
— Легче? Вам? — Юля едва не рассмеялась. — Всё это время я работала. Пока вы сидели на кухне и обсуждали, как оттяпать половину того, чего не касались.
Сергей поднял бровь:
— Опять истерика?
Но в голосе его уже звучала неуверенность.
Юля ушла на следующий день с работы в краткосрочный отпуск. В голове уже был план. И он начинался с банка.
— Мне нужны выписки за последние три года. И справка о движении по наследственному счету, — чётко проговорила она, передав паспорт.
Сотрудник замешкался, удивлённый её уверенностью. Но через двадцать минут Юля держала в руках доказательства. Все деньги — от заказчиков, без единой копейки от Сергея. Плюс переводы с дедушкиного счёта.
Следующей остановкой стал юрист. Опытный, спокойный, он пролистал бумаги и кивнул:
— Всё чисто. Наследственные средства — не совместное имущество. У них нет никаких шансов. Но будьте готовы, будут давить. Особенно через маму.
Юля кивнула.
— Пусть пробуют. Я больше не та, что раньше.
День суда был мрачным. Погода совпала с настроением. Перед зданием суда уже стояли Сергей, его мать, и несколько «сочувствующих» — родственницы, знакомые, тётки с нарочито спокойными лицами.
— Юленька, может, не будем устраивать цирк? — сказала одна из них. — Зачем позориться? Договоритесь по-хорошему.
— Я по-хорошему три года молчала, — ответила Юля и прошла мимо.
В зале заседаний воздух был тяжёлый. Судья выглядел уставшим, но внимательным.
— Ваши доказательства? — спросил он.
— Квартира куплена на наследственные средства, — отчётливо сказала Юля. — И вот все подтверждающие документы.
Судья листал бумаги. Юля слышала, как рядом Сергей дышит чаще, чем обычно. Как Ирина Петровна перебирает ремешок сумки.
Через двадцать минут судья произнёс:
— В разделе имущества отказать. Все требования отклонены.
И всё. Наступила тишина.
На улице Юля остановилась. Дышала глубоко. Воздух был прохладным, но в груди — тепло. Она выиграла. Не просто суд — она отстояла себя.
Позади раздались слова:
— Я же тебе говорил, что она упёртая, — буркнул Сергей.
— Надо было по-хорошему, — отрезала мать.
Юля больше не слушала.
Позже, уже дома, она сделала себе чай. Впервые за долгое время — без напряжения. В воздухе витал запах мяты и… свободы.
Телефон мигнул: «Ирина Петровна звонит».
Юля улыбнулась и нажала «заблокировать».
Через полгода — супермаркет. Полка с крупами. Юля тянется за гречкой, и вдруг слышит знакомый голос:
— О, Юлечка… Мы тут с Серёжей тебя вспоминали…
Она поворачивается. Ирина Петровна стоит с корзинкой в руке, в пальто цвета мокрого асфальта. Лицо натянуто-улыбчивое, взгляд изучающий.
— Он, конечно, дурак, — продолжает она, глядя поверх очков. — С тобой он, как человек был. Домой шёл. Ел нормально, спал спокойно. А сейчас… с ним разговаривать невозможно. Всё не так, всё не то.
Юля промолчала. Просто грустно смотрела в лицо свекрови.
— Я подумала… Может, вы всё-таки поговорите? — осторожно добавила Ирина Петровна. — Я не лезу, конечно, но… жаль. Ты же ему не чужая.
Юля улыбнулась:
— До свидания, ужасная ошибка в моей жизни!
Больше — ни разговоров. Ни объяснений. Ни оправданий.
Она свободна. И счастлива.
