Примятый полозьями снежок, заскрипел, клок соломы вырвался дуновением ветра и упал на белоснежный покров.
— Ннно-ооо, родимая, пошевеливайся! – Анна Егоровна мастерски управляла лошадкой, понукая её. Ехать недалеко, но без лошади не управишься, потому как наперёд знала – только так доставит «ценный груз».
У клуба ещё с обеда толпился народ, а к вечеру все разошлись. И только три фигуры, чуть ссутуленных, покачиваясь, маячили у «очага сельской культуры».
— Степан! Степа-аан, — окликнула Анна, наспех привязав лошадку, — думаешь ты, ирод, домой возвращаться… а?
Степан в свои шестьдесят пять был ещё довольно бодр, но будто «усох». Он и в молодости не отличался широтой плеч, а нынче и вовсе, как подросток, только седой, с заострёнными чертами лица и бороздками морщин.
Они стояли втроём, вспоминая известные всем истории.
— О-оо, Нюра, тудыт твою за ногу, легка на помине, — радостно воскликнул Степан. – Эт ты мне «карету» подогнала?
— Тебе, тебе, хватит праздновать, садись, домой поедем.
Степан, покачиваясь, вцепился в бушлат своего односельчанина Матвея Белобородова. – Вот Мотя, вишь какая у меня баба, самолично за мной… а? Да-аа, я Нюру защищал… ой как я её защищал… вот туточки у клуба…
Второй односельчанин Семён Артюхин также кивал в знак согласия.
— Один супротив троих… ох и защищал.
— Доброго здоровьица, Анна Егоровна, — приветствовали односельчане.
— И вам не хворать, — сухо сказала Анна, — жёнки-то ваши, поди, все окна проглядели, а вы тут колобродите… сколь можно-то, не пора ли по домам…
— Нюра, праздник нынче! – Став серьёзным, гордо заявил Степан. – Понимаешь, какой праздник? День армии, ну и нашего… флота нашего! Воевали мы, тудыт твою за ногу, сам Жуков мне руку жал, — Степан обратился к Матвею, — вот как тебя сейчас вижу, так и его видел… во как…
Анна молча схватила мужа за рукав и, придерживая, отвела к саням, слегка подтолкнув. – Да садись ты уже, «колымага скрипучая». — Степан плюхнулся в сани, где для мягкости, набросана солома и сверху старый тулуп.
— Ну а вы чего? – спросила она мужиков. – Слышь, Матвей, да и ты Семён, по домам пора, поехали что ли, довезу.
Мужики умастились с двух сторон, и Анна, понукнув лошадку, повезла всех троих. У магазина стояли местные бабёнки, кто в шали, кто в цветастом платке, и видно было их издали.
— Ай, гляньте, Егоровна сразу троих кавалеров везёт, ай да Егоровна! Слышь, Нюра, где таких нашла? – хохотом встретили бабёнки повозку.
— А где взяла – там нету!
— Все твои?
— Один точно мой, а те двое – в моём временном подчинении.
— Ну-ну, Егоровна, какое подчинение? – возмутились Матвей и Семён. – Мы и сами ещё ого-го…
— Ладно, сидите уж, вояки, а то в сугроб скину, и не погляжу, что нынче праздник у вас, — охладила их пыл Анна.
— Скинь хоть одного! – Крикнули женщины, продолжая смеяться.
— Не могу, обязалась доставить до самых ворот.
Мужики, держась, чтобы не свалиться, затянули песню: — Окрасился месяц багрянцем, где волны шумели у скал, поедем красотка кататься, давно я тебя поджидал…
Семёна подвезла к самому дому, Матвей тут же слез с саней, потому как жил напротив, и продолжая напевать себе под нос, пошёл к родным воротам.
Анна, приехав домой, оставила повозку у соседей. – Николай, распрячь, али сам?
— Да сам управлюсь, веди домой своего героя…
— Ну спасибо, выручила твоя лошадка, — Анна, не отпуская мужа, привела в дом, где вовсю топилась печка, потрескивая дровами.
— Растопил? Ну, спасибо, Митя, справился, — похвалила она внука.
— Митька, не гляди так, у нас нынче праздник, — Степан многозначительно поднял указательный палец вверх, – праздник армии и нашего флота… во как. Ты, внучек, не знаешь, а я ведь Нюру защищал, отбил понимаешь ли её…
— Да ложись ты, вояка, — она усадила мужа на кровать, — погоди немного, счас разогрею суп.
Тринадцатилетний внук Митя приехал погостить на два дня всего, и деда в столь весёлом расположении духа, видел редко.
— Ба, а у деда сегодня как будто снова праздник — Девятое Мая.
— Так и есть, Митя. У него два праздника в году: 9 Мая и вот нынче, в аккурат двадцать третьего числа.
Степан тем временем, продолжая напевать всё ту же песню, прилег. А когда суп разогрели, уже уснул.
— Эх, дед, «нагулялся», уснул, — огорченно сказал Димка.
Анна махнула рукой: — Пусть спит, нынче можно, два раза в год можно и отпраздновать.
— Ба, а тут дед как-то рассказывал, как защищал тебя, — напомнил внук.
Анна, сменив фартук, покрепче завязала платок и села к столу, опустив натруженные руки. – Слушай его больше, защищал он… ага, как же… это я его защищала.
— Это как?
— А так. Приглянулись мы со Стёпой друг дружке ещё до войны… ну и собралась я за него замуж. А братец мой старший против, куды, говорит он тебе, чахлый какой-то, ну вроде того, что ростом невысок, ниже меня. Ты, говорит, девка справная, тебе другого мужа надо. Ну а я на своём стою. И вот значит подговорил Игнат дружков, и они втроём на Степана накинулись — это как раз за нашим клубом было. Я как прознала, прибежала, схватила палку и этой палкой давай из разгонять… отбила жениха-то своего, защитила.
С Игнатом долго не разговаривали мы… а потом помирись, это уже прямо на свадьбе помирились. – Анна вытерла глаза, — погиб братец мой Игнаша-то в войну. Так вот… кто теперь обиды помнит, всё быльем поросло.
Дима рассмеялся. – Ба, получается, ты деда защищала?
— Сначала я защитила, а как война началась, так он нас защищал, все четыре годика прошёл Стёпа с нашей армией, все четыре годика ждала… у меня уже первенец был, папка твой на руках у меня как раз был. Ну а потом, как вернулся, родилась Люда, вот так-то…
— А дед ещё говорил, что ему Жуков руку жал… это правда?
— А чего же нет? Правда, конечно. Вон его награды в комоде, глянь, Митя, ежели хочешь.
Димка открыл комод и достал коробочку с медалями. – Да тут и орден есть! А дед молчит и не говорит ничего, вот только про Жукова рассказывал…
— Да потому что уважает его, большой человек, говорит… а про остальное молчит, а чую, досталось ему, хлебнул он горюшка…
Анна вздохнула, снова вытерла глаза. — Вот так-то, внучек, там, на войне он нас защищал, а мы с бабами тут защищали их, у нас тут свой фронт был…
Радио тихо мурлыкало и послышалась музыка. – Митя, а ну прибавь чуток, кажись наша Лидушка поёт, ох и люблю её слушать.
Димка прибавил звук и полилась песня: — Окрасился месяц багрянцем, где волны шумели у скал…
Подперев подбородок, Анна тихо подхватила: — Поедем красотка кататься, давно я тебя поджидал.
2025 год
Дмитрию Олеговичу пятьдесят семь. Внук Стёпка сегодня в гостях, и они с дедом «копаются» в смартфоне, точнее сказать, четырнадцатилетний Стёпка разъясняет деду тонкости новой программы.
— Вот молодежь пошла, больше нас знаете, схватываете налету.
— Дед, да это же легко, вот тут вся информация, если что, вот так войти, а так выйти…
— Понял, с таким подсказчиком, как ты, сразу понятно. – Он усмехнулся, надо же, я в твои годы и предположить не мог, до чего прогресс докатится.
— А ты что делал, когда в школе учился? – спросил внук.
— Да много чего делал, любил в деревню ездить к деду с бабушкой, здорово у них там было.
— А-аа, ты рассказывал, это твой дед, которому Жуков руку пожал…
— Молодец, запомнил, — Дмитрий Олегович достал альбом и открыл старые фотографии, — вот они наши защитники, сегодня как раз их день. Дед на фронте защищал, а бабуля в тылу… а героями себя никогда не считали…
— Дед, это и твой праздник получается, — напомнил внук.
— И мой, — согласился Дмитрий, — и отца моего праздник…
Стёпка задумался на минуту, глядя на старые снимки, потом будто опомнился: — А-аа, дед, я же тебе песню нашёл, ну которую ты как-то вспомнил… вот смотри, всё просто, вот она песня.
Дмитрий Олегович улыбнулся. – Да это я и сам умею, тут давно всё понятно… но всё равно спасибо…
— За что?
— За то, что вспомнил, — ответил Дмитрий Олегович и замолчал. А песня вырвалась на свободу и зазвучал знакомый голос Руслановой: — Поедем красотка кататься, давно я тебя поджидал…
