Их звали одинаково. Люба не могла понять, зачем отцу называть своих дочерей одним именем. Видимо, в его жизни было слишком мало любви, такой вот каламбур. Иронично было и то, что родились они в один день, с разницей в девять лет. Люба никогда не видела свою сестру, только на фото: однажды из любопытства она нашла ее страницу в соцсетях и тщательно изучила всю информацию. Они были совсем непохожи как внешне, так и по увлечениям. Убедившись в этом, Люба потеряла интерес к своей сестре.
Сестра появилась на ее пороге вечером в пятницу, за месяц до их совместного дня рождения. Люба писала курсовую по особенностям внимания детей с общим недоразвитием речи, когда в дверь позвонили. Как обычно в таких случаях, у Любы резко подскочил пульс и вспотели ладони. Она на цыпочках вышла в коридор и посмотрела в глазок.
На площадке стояла девочка. В ярком синем костюмчике, на голове маска кошки, в руках рюкзачок. Люба ее не узнала и подумала, что ошиблись квартирой. Или, может, соседка какая-нибудь, потеряла, например, ключ. Конечно, можно было притвориться, что ее нет дома. Но девочка нажала на звонок еще раз, и Люба вздрогнула, уронив на пол телефон, который держала в руках, и девочка явно услышала. Пришлось открывать дверь.
-Привет, – произнесла маска кошки. – Я Люба, твоя сестра.
Смысл сказанных слов долго доходил до Любы. Девочка тем временем сняла маску, показав симпатичное личико с нарисованными на щеках кошачьими усами, и весело произнесла:
-Ой, я забыла, что в маске. Прости. У нас с тобой один папа, меня тоже Люба зовут.
-Знаю, – мрачно ответила Люба, не двинувшись с места.
-Можно я войду?
-Я, вообще-то, не ждала гостей.
-Да понятно. Но мне больше некуда идти.
-Что значит некуда?
-Мама умерла, папа пропал. Я сбежала из интерната, там ужасно. Можно я у тебя поживу?
Это было сказано так просто, будто девочка спрашивала разрешение пройти на свободное сидение в троллейбусе.
-В смысле пропал?
Этот вопрос сам по себе вырвался у Любы, она вовсе не это хотела спросить.
-Ну вот так. Ушел и не вернулся. Мама искала его в моргах и в полиции, нигде нет. Это три года назад было. А потом мама умерла.
Что-то незнакомое шевельнулось в душе Любы. Она никогда не отличалась особой эмоциональностью, ей вообще были непонятны большая часть эмоций, о которых говорили и писали люди. Когда ей приходилось писать работы про эмоции, она всегда путалась и четко следовала тексту учебника, потому что не была уверена в том, что правильно понимает их значение. Когда мама звонила и спрашивала: «тебе не одиноко? ты не скучаешь? тебе не грустно?», Люба никак не могла взять в толк, что мама имеет ввиду. Но сейчас, глядя на пухлые детские щеки и испуганные, несмотря на улыбку, глаза, она отметила в себе чувство, которое мама могла бы назвать грусть.
-Проходи, – сказала Люба.
Она понятия не имела, как обращаться с детьми. У отчима был сын, которого он иногда забирал на выходные, но им занималась только мама, Люба сидела в своей комнате и не особо с ним контактировала. Что делать с сестрой, она не знала. К тому же ее беспокоило признание той, что она сбежала из интерната. Интересно, Любу не посадят в тюрьму, если она будет скрывать у себя сестру?
Люба-младшая взяла на себя инициативу: спросила, где туалет и ванная, и вышла оттуда с чистым лицом, без нарисованных усов и заплаканных глаз, потом сообщила, что она голодная. Голос у девочки был громкий, и она задавала кучу вопросов, отчего у Любы заболела голова, она вообще с трудом переносила шум. Пришлось варить пельмени и кипятить чай, отвечая на навязчивые вопросы сестры.
Уже потом Люба-младшая рассказала подробности ситуации: про то, как папа стал странно себя вести и пропадать непонятно где, уволился с работы и все время ругался с мамой, а потом просто пропал. Мама это тяжело перенесла, почти сразу заболела, врачи долго не могли найти причину, а когда нашли, было поздно.
-У тебя что, нету больше родственников? – с досадой спросила Люба.
-Неа. У мамы был брат, но он инвалид был, я его помню немного. Он был тяжелый, в смысле и по размеру, мама его с трудом тягала, и по мозгам: орал там, не понимал ничего, врачей боялся. Это грустно, что он умер, но мама после этого жить начала. Намучилась она с ним.
Люба представила, что эта девочка останется тут надолго, и даже учитывая, что она не была ненормальной и не нуждалась в инвалидном кресле, такая перспектива казалась Любе ужасной. Так что мать сестры казалась ей героиней, и в соседнюю клеточку она могла бы поместить слово «сочувствие», если правильно понимала его значение.
К счастью, сестра и сама понимала, что жить здесь долго не вариант.
-Ты поможешь мне найти отца? – спросила она. – Я бы хотела жить с ним, даже если у него теперь другая семья.
-Почему ты решила, что у него другая семья? – спросила Люба.
-Ну а зачем ему тогда скрываться?
Это было логично. Может, у него родилась еще одна дочка, и он тоже назвал ее Люба.
-А почему он не забрал тебя сам?
-Может, он не знает ничего про маму. Я думала об этом, возможно, папа просто потерял память. Не как в глупых мыльных операх, а как, например, в «Мементо», смотрела?
Люба не любила фильмы, а про такой вообще никогда не слышала.
-Зря. Посмотри, крутой фильм. Там у мужика каждые пять минут обнуляется память. Папа, может, попал под машину и все забыл. Живет у какой-нибудь доброй женщины, которая пожалела его и пустила к себе. Может, она была медсестра в больнице, где он лежал, или даже врач.
Да уж, с фантазией у этой девочки было все в порядке.
Когда нужно было ложиться спать, обнаружилось, что в квартире у Любы только одно спальное место. У нее не было близких подруг или парня, никто не приходил к ней в гости и тем более не ночевал.
-Я могу лечь вместе с тобой на кровати, – сообщила Люба-младшая.
Объяснить девочке, что спать с кем-то Люба не может, слишком сложная задача, поэтому пришлось притвориться, что нужно работать. Люба писала курсовые и дипломные работы на заказ, и ей было чем заняться этой ночью. Она выдала сестре чистое постельное белье, зубную щетку в упаковке и старую пижаму.
До трех ночи она работала, прислушиваясь к ровному дыханию девочки. Оттого что в доме находится посторонний, Любе было неуютно. Она давно жила отдельно от мамы и отчима, и не потому, что не любила их или была в ссоре, просто ей было лучше одной. Сколько Люба себя помнила, она всегда была такой, мама называла это «чувствительной»: она больше, чем другие, ощущала горячее и холодное, грубая ткань в буквальном смысле слова причиняла ей физическую боль, а любые посторонние звуки раздражали до состояния трясучки.
В три Любу начало рубить. Она положила руки на стол, устроила на них голову и задремала. В пять утра приехал мусоровоз и разбудил ее. Люба поставила чайник, проверила комнату с сестрой. Девочка крепко спала. Люба выпила чай и села работать. Днем она сходила в хозяйственный магазин и купила матрас, одеяло и подушку.
-У тебя клевая кровать, – сообщила ей сестра. – Никогда не спала на такой удобной.
-Это ортопедический матрас, – объяснила Люба. – У меня болит спина, поэтому я его купила.
-И простыни такие гладкие… Кайф.
Когда вечером Люба расстелила себе матрас, сестра подошла и сказала:
-Давай я на нем лягу, я же в гостях. К тому же у тебя болит спина.
Люба подумала о том, что, наверное, должна что-то почувствовать от этих слов. Но она ничего не чувствовала.
-Тебя могут найти здесь, – сказала она девочке на следующий день. – Ты не можешь долго у меня скрываться.
-Значит, нужно найти папу. У тебя есть идеи, как это сделать?
Идей у Любы не было. Она не помнила отца, видимо, он совсем не принимал участия в ее воспитании.
-Может, спросить у мамы? – предположила она. – В смысле, у моей.
-А она добрая? Не сдаст меня обратно в интернат? Я не хочу туда, меня опять будут бить.
Сказано это было просто, без попытки надавить на жалость, но впервые в жизни Люба почувствовала нечто подобное.
-Надо подумать. К кому он мог поехать или обратиться за помощью. Я думала над этим, но моих мозгов не хватает. Ты как, умная? Вот сколько всего в ноутбуке пишешь.
Люба себя умной не считала. Но говорить об этом было не очень приятно.
-Мы с ним вообще не общались, тут я тебе не помощник, – сказала она.
-У папы был друг, дядя Боря, – словно не слыша ее, задумчиво проговорила Люба-младшая. – Когда я была маленькая, они часто ездили на рыбалку, и пару раз он брал меня с собой. Ты не помнишь его фамилию? Они поссорились потом, потому что дядя Боря подкатывал к маме. Ну, толстый такой, с бородавкой на подбородке.
Внезапно в памяти Любы всплыла картинка: ранее утро, над темной гладью воды поднимается белесый туман, желто-зеленое поле тянется вперед до самого леса. Она сидит на коленях у папы, на нем высокие сапоги, которые он называет болотники. Папа показывает ей, как нанизать червяка на крючок, червяк извивается, и это завораживает Любу.
Вспомнился и громкоголосый мужчина с бородавкой: он подкидывает Любу к потолку, ей страшно, и она плачет, а он смеется.
-Не помню, – произнесла она.
Вечером Люба-младшая предложила посмотреть фильм, о котором она говорила. Люба редко смотрела фильмы, все они скучные, но это лучше, чем слушать постоянную болтовню девочки. Она нашла фильм в интернете, достала из шкафа глубокую чашку и высыпала туда большую пачку чипсов.
-Класс! – обрадовалась Люба-младшая.
Фильм абсолютно непонятный, но Любе он понравился. Это как загадка, которую нужно разгадать. Когда девочка заснула, она пошла на кухню, включила фильм еще раз, используя наушники. Только после второго просмотра, она поняла, что там происходило, но на всякий случай загуглила, чтобы ничего не упустить.
Ночью ей приснился отец. Он катил ее на санках, шел быстро, почти бежал и смеялся.
-Его фамилия Морозов! – кричал папа. — Борька Морозов, ты забыла?
Утром они с Любой-младшей принялись гуглить дядю Борю Морозова. Они его нашли, это оказалось несложно. Про папу он ничего не знал, но предложил свою помощь. Очень расстроился, что мама Любы-младшей умерла, видимо, не зря они поругались.
-Он точно жив, — сказала дядя Боря. – Я чувствую. Бабу новую, поди, нашел, которая сына ему родит. Он всегда сына хотел.
Любе бы очень хотелось в это верить. Не потому, что у нее были какие-то чувства к отцу, просто сестра ей мешала. Она постоянно болтала, задавала кучу неудобных вопросов, не давала работать. Подходила к Любе и обнимала ее, а Люба не любила, когда ее трогают, особенно чужие. А сестра все равно была чужой, какая разница, что них половина общих генов. Единственным способом заставить ее замолчать, было включить какой-нибудь фильм. Люба-младшая только и делала, что сыпала разными цитатами, бесконечно повторяла «ты должна посмотреть этот фильм». Они пересмотрели кучу всего странного, но на удивление Любе нравилось, она и не знала, что фильмы могут быть такие.
-А я любое кино люблю, — сказала девочка. – Я там смотрю, как надо себя вести в разных ситуациях.
-Это как? – не поняла Люба.
Сестра смешно наморщила нос.
-Ну вот мама умерла. Все кругом смотрели на меня и ждали, что я буду плакать. А мне не хотелось плакать. Я вообще ничего не чувствовала, понимаешь? Я ее любила, конечно, но я не умею чувствовать так, как это делают другие люди. Меня в садике и в школе сначала из-за этого гнобили. И я стала подражать героям мультиков, смотрела, как они себя ведут, и вела себя так же. Помогло. Я и сейчас так делаю.
Странно, что Любе самой это не приходило в голову. Ей было проще прятаться и избегать людей.
-А когда тебя что-то касается, тебе не больно? – спросила Люба.
-Это как?
-Ну… Я не знаю. Словно нарушается твоя целостность.
-Не, у меня не так. А у тебя?
-У меня бывает. Кожа слишком чувствительная.
-Хочешь, я не буду тебя обнимать?
-Хочу.
Несмотря на то что Люба увидела, что у них с сестрой все же есть что-то общее, она все так же мешала ей, да и Люба беспокоилась, что рано или поздно к ней придут, и нужно будет объяснять, почему она молчала.
-Надо подумать, кто еще может знать, где папа. С кем он еще общался?
-Я думала, ты скажешь.
-Да не помню я его, говорила уже. Он же с вами жил, а не с нами.
-Ну, уже и не с нами. Это правда, что у него нет родителей?
До этого момента Люба не знала, что помнила об этом. Но снова откуда-то из глубин ее памяти всплыло папино лицо, и его голос, рассказывающий о том, как он вырос в деревне у двоюродной тетки, что вся его семья сгорела в пожаре.
-Правда, — сказала Люба. – Они погибли. Он у тетки рос. Вы ей писали?
-Ну да, но они ответили, что папы у них нету.
-Надо еще раз написать. Может, они тебя заберут?
-Может. А где адрес найти?
-Попробую узнать у мамы.
-Ой, а ты смотрела фильм подмена? Там у женщины пропал ребенок, а потом его нашли, но она говорила, что это не тот ребенок.
-Не смотрела.
-Посмотрим?
-Почему ты его вспомнила? Думаешь, мы найдем папу, но его подменят?
-Не, это мама мне всегда говорила, что меня в роддоме подменили, непонятно в кого я такая.
-А почему тебя назвали Люба?
-Как тебя? Да мама не знала, что у него есть дочь. Он же скрывал, боялся, что она не выйдет за него. Мама страшно боялась алиментщиков. А папа ее очень любил.
-Ага. И поэтому исчез.
-Ну, может, он потерял память. Ой, давай лучше посмотрим «Вечное сияние чистого разума»! Там про то, как стирают память. Тебе точно понравится.
Пока они смотрели фильм, телефон у Любы все время жужжал. Отвлекаться от фильма не хотелось, поэтому Люба проверила телефон только тогда, когда фильм закончился. Это была мама. Пришлось перезвонить.
-Милая, мы с Мишей хотим завтра заехать к тебе в гости.
Люба покосилась на сестру.
-Что-то случилось?
-Нет, почему ты спрашиваешь? Я что, не могу просто так заехать к любимой дочери?
-Можешь, мама, но… – мысли Любы судорожно искали выход. – Я просто думала сама к вам на неделе заехать.
-Правда? Неожиданно. Что-то случилось?
-Нет, почему ты спрашиваешь?
Мама рассмеялась.
-Ладно, приезжай ты к нам. Но только завтра, обещаешь?
-Обещаю.
Ехать к маме сейчас было не лучшей идеей, Люба боялась, что выдаст себя, проговорится про сестру. Хотя, может, стоило расспросить у мамы про отца, все равно она зашла в тупик с его поисками.
То ли от волнения, то ли от пиццы, которой они с сестрой питались последнее время, у Любы разболелся живот. Она выпила соду, мама всегда так делала, но живот так и не прошел. Утром она хотела было позвонить маме и сказать, что отлежится дома, но Люба побоялась, что мама тогда приедет сама. К тому же живот вроде отпустило.
Мама казалась взволнованной и все время оглядывалась на отчима, словно искала его поддержки.
-У нас с Мишей для тебя сюрприз, – сказала она.
Люба сюрпризы не любила, обычно это не заканчивалось ничем хорошим.
На кухне на столе стояла маленькая картонная коробка, перевязанная лентой.
-Что это? – спросила Люба.
-Посмотри сама.
Люба недоумевала: до дня рождения было еще две недели, мама, что, забыла? У нее ранний Альцгеймер? Но вряд ли у отчима то же самое, он бы сказал ей.
Потянув за голубую ленточку, Люба развязала бант и открыла коробку. Внутри лежал маленький, круглый торт, на котором голубыми буквами было написано: сестра, встретимся в декабре.
Мама и отчим переглянулись. Выглядели они странно, словно на дворе был Новый год, и они спрятали подарки под елкой, а Люба их не заметила.
-Ну? – спросила мама. – Что скажешь?
Люба еще раз посмотрела на торт. Нет, Люба-младшая здесь вряд ли замешана. Значит…
-Ты что, беременна, что ли?
Мамино лицо сморщилось, голос зазвенел.
-Ты не рада, да? Осуждаешь? Думаешь, что я старая?
Люба ничего подобного не думала. И, наверное, была даже рада за маму, она помнила, сколько раз мама плакала, запершись в ванной, а потом рассказывала тете Ане по телефону, что «снова выкидыш».
-Да почему, рада. Поздравляю.
-По твоему лицу не скажешь…
-Мариша, успокойся, ну что ты нагнетаешь. Знаешь же, что Люба у нас не сильно эмоциональная.
Люба поднялась и чмокнула маму в щеку. Ей не то, что хотелось это сделать, но так было правильно.
-Давайте чай, что ли, пить, – сказала она, чтобы хоть как-то перевести тему.
Мама принялась греметь чашками, отчим потянулся за коньяком и подмигнул Любе.
Торт оказался вкусным. Но после него у Любы снова разболелся живот. Мама дала ей таблетку, но она не помогла. Любу несколько раз вырвало, кожа покрылась липким потом. Во рту было горячо.
-Скорую вызывайте, – велел отчим. – Аппендицит у нее.
Пока скорая ехала, Люба пыталась придумать, что делать с сестрой. Ничего придумать не получалось, и она просто сказала маме, перед тем, как ее забрали в больницу:
-У меня дома папина дочь. Он пропал, а ее мама умерла. Не сдавай ее в интернат, меня выпишут, и я разберусь.
Конечно, мама принялась охать, ругаться, спрашивать, почему Люба ничего раньше ей не сказала. Но врач скорой помощи велел прекратить балаган, и Любу увезли. Она всегда боялась любых манипуляций с телом, сбегала с уроков, если в тот день должны были поставить прививку, но сейчас она думала не о том, что ей будут разрезать живот, а о том, что Люба дома одна и не знает, когда она вернется. Что сейчас туда приедет мама и испугает ее. Что мама может не послушаться и сдать девочку в интернат.
Аппендикс вытащили через прокол. И это оказалось не так страшно, хотя Люба чувствовала, как прикасаются холодным к ее коже, как внутри что-то замерзло и никак не оттает.
Самое сложное оказалось то, что после операции нельзя было есть. А еще жесткие простыни и неудобный матрас. Мама позвонила, чтобы узнать, как все прошло, и сказала, что забрала Любу к себе. Люба отобрала у мамы трубку и сообщила, что все хорошо, и мама Любы не сдаст ее в интернат. А еще, что она знает, где папа. Он не потерял память и не завел новую семью. У него болезнь, рассеянный склероз, и он уехал в деревню, где родился и вырос. Передвигается на коляске, но в остальном нормально. Люба уже позвонила ему по видеосвязи, там есть интернет, он плакал. А еще, что мама Любы обещала ее к нему отвезти. Люба чувствовала, что нужно что-то сказать, но не знала, что.
Из больницы ее забрали мама и отчим. Мама предлагала пожить пока у них, но Люба отказалась. Глупо, но она подумала, что сестра может быть еще в ее квартире. Она на всякий случай обошла кухню и комнату, заглянула в ванную. Любы не было, только на батарее сохли ее розовые носки, а на столе лежали забытая маска кошки. Люба долго сидела, крутя эту маску в руках. В квартире было слишком тихо, от тишины болели уши.
Пока Люба лежала в больнице, она просрочила несколько заказов. По паре удалось договориться с менеджером, и сроки подвинули, но по двум Любе назначили штрафы. Это было неприятно, она и так не слишком много зарабатывала. Пришлось срочно доделывать сразу несколько работ. Надо было бы набрать новые, но Люба тянула. Она не знала, почему, но ей было беспокойно.
Сестра позвонила через два дня. Люба не любила говорить по телефону, и тем более по видеосвязи, но трубку взяла. Картинка зависала, голос сестры прерывался.
-Тебя хорошо зашили? – спросила Люба-младшая. – Покажешь шрам? Я тут в деревне, здесь ужасно весело. Папа только грустный, но я его уже немного развеселила. За ним тут присматривает тетка, жуткая мегера. Я подумала, что нужно его от нее избавить. Может, ты приедешь и заберешь нас? Папа говорит, что ты его никогда не простишь, и ему стыдно, поэтому он не может тебе позвонить. Но я думаю, он будет рад тебя увидеть. Ты посмотрела фильм, который я говорила? Подмену? У меня тут еще целый список, и если ты не приедешь, давай я тебе его пришлю. А еще я маску забыла. Но ведь у нас с тобой скоро день рождения, хочешь, я тебе ее подарю?
Люба слушала и с удивлением отмечала новые ощущения в своем теле. Кажется, теперь она хорошо понимала, что такое «скучать» и «радоваться». И когда сестра, наконец-то, умолкла, Люба сказала:
-Сейчас куплю билет. Завтра буду у вас.
