— Жалко Владимира Евсеевича, такой мужчина, не пропал бы…
— Чего же он пропадет, видный какой, умный… женить бы его надо… не понимаю, куда холостые девчата смотрят. – Женщины переглянулись и враз замолчали. Уж больно часто они про Зорина разговоры ведут. Особенно Тамара Александровна, вдова предпенсионного возраста. Уж она-то знает, как это – вдовствовать. А Владимир Евсеевич – вдовец, второй год как вдовец. И это в его сорок с небольшим. А видный-то какой, глаза у него чуть с синевой, волосы русые, густые, назад убраны — обращает на него внимание слабый пол.
Намёков по поводу женитьбы не замечает, погрузился в себя, в свои думки, только работой отвлекается. Не отпускает, видно, его покойная Маша… любил он ее. Взрослая дочь Зорина и представить не может чужую женщину в доме, но сама ведь два года как замужем, понимает, от тоски отец может «засохнуть». Так уж и она рада была бы, пусть хоть как-то встряхнется, уже намекала ему про подругу жизни.
— Владимир Евсеич, присаживайся, друг мой, — главный редактор областной газеты вызвал Зорина как опытного работника. Зорин давно уже выпускал материалы объемные, на всю полосу. – В Загорье съездить надо, там такой дом культуры отгрохали, я тебе скажу… материал нужен, ну там пообщайся, все как положено в общем.
— Сделаю, Николай Семенович, хоть сейчас готов ехать.
— Ну вот и славно. Бери командировочные и можно завтра отправляться.
Ехать до Загорья часа три, и обычно для таких дел свой УАЗик выделяют. Но сломалась машина, можно сказать, в самый неподходящий момент. Хотели уже отложить поездку, но Зорин предложил автобусом.
— Ну прости за неудобства, — сказал главный редактор.
— Да какие неудобства, я же не барышня кисейная, не растрясет.
Собравшись в дорогу, Зорин рано утром отправился на автовокзал. Лето только началось, и по утрам, здесь, в сибирском краю, было еще прохладно, или можно сказать, свежо. Зато днем солнце так разыграется, так всех согреет, что в пору хоть на речку беги.
Ехал Зорин, поглядывая в окно. Вот когда выехали за город, потянулись поля, перелески, как зеленые островки, а то иной раз у самой дороги березки «резвятся», будто ветвями машут проезжающим. А если где-то озерко мелькнет, так небо в нем «плавает» — настолько синее оно.
Приехали в двенадцать дня. Зорин сразу в сельсовет. Здание новое кирпичное, хоть и одноэтажное. В приемной большой календарь на стене и цифры крупные красуются: 1975 год.
Глава сельсовета, мужик простой, энергичный, быстро нашел Зорину помощницу. – Вот у нас Люда Макарова, наш местный комсомольский руководитель, она тут всех знает, будет вас сопровождать. А сейчас милости просим в нашу столовую, надо покормить вас, гость вы наш…
— Спасибо, не стоит беспокоиться, — ответил Зорин, немного стесняясь, что из-за него такая суета, — я по работе.
— Нет, нет, мы уже и комнату в нашем гостевом доме приготовили, вы же с ночёвкой… уж не гостиница, как в городе, а все-таки…
— Спасибо, я пока пообедаю, а потом мы с Людмилой на объект отправимся. – Людмила кивнула ему в ответ, приготовившись провести гостя по селу и рассказать о всех достопримечательностях.
Дом культуры, и в самом деле, был хорош. Хорош своей новизной, простором… там даже еще строительными материалами пахло, хоть его уже открыли на радость сельчанам.
— Из города приезжали строители, ну это шефы наши, а еще из района помогали, ну и наши в грязь лицом не ударили, — тараторила курносая Людмила. Ее темные, как вишни глаза, неотступно следили за Зориным, будто она хотела угадать, что же еще может заинтересовать гостя.
А там у вас что? – спросил Зорин, увидев тропинку в конце села.
— А там у нас озеро…. Вот, кстати, Владимир Евсеевич, гостиница наша… — она смутилась, — ну попросту дом гостевой, он небольшой у нас, как раз в той стороне.
До вечера он общался с людьми, фотографировал, записывал в блокнот, делал наброски будущей статьи.
А потом уже явился в местную гостиницу. Домик небольшой на пять номеров всего, где можно было остановиться приезжему человеку. Зорин устал за день, а потому скоромная комната с кроватью, тумбочкой, с небольшим шкафом, дверцы которого скрипели и письменным столом, обрадовали его, как говорится, рад месту.
Он снял пиджак, повесил его в шкаф, расстегнул ворот рубашки, открыл окно. Обе створки легко открывались. Было уже почти темно, только силуэты домов виднелись, да кусты сирени чуть покачивались от лёгкого ветра.
Он стоял с минуту у окна, чувствуя, как пробирается свежий воздух в комнату, и вдруг где-то вдалеке песня…
Гляжу в озера синие, в полях ромашки рву…
Женский голос, невероятно нежный, будто душу ему гладил, заставил вслушиваться. Вроде как недалеко поют, а точнее сказать, поет, но до чего же здорово поет. Зорин уже слышал эту песню, и не один раз, но в исполнении профессиональных певцов. А тут, в селе, где он впервые, где, не то что родных, знакомых нет, льется песня, и кажется, все здесь родное.
Зорин улыбнулся. Воздух показался ему необыкновенно хорош, а все вокруг, несмотря на ночь, заиграло новыми красками. И эта луна, как светильник, помогала, разглядеть и этот палисадник, и улицу со светящимися окнами, и кусты сирени с дрожащей листвой.
Он присел на кровать и сидел так до тех пор, пока не затих этот волшебный голос, так всколыхнувший истосковавшееся сердце мужчины.
Сначала просто лежал с открытыми глазами, а потом попытался уснуть. И у него получилось. Правда, утром поднялся рано. В небольшой комнате уже копошилась хозяйка гостевого дома Зинаида Васильевна.
— Ой, вы уже встали! Счас, мил человек, все будет готово, я вам чаек вскипятила, и вот угощенье вам…
Зорину стало неловко. – Да зачем же вы беспокоились, не дите малое, в столовую бы сходил.
— СхОдите еще, а вы моего отведайте, вы же гость у нас.
— Спасибо, славная вы женщина, — Зорин хотел спросить, кто это у них так душевно поет вечерами, но не успел. Люда Макарова уже явилась и отчеканила каждое слово, сказав, что сегодня в доме культуры репетиция местного хора, и можно увидеть и услышать.
— Непременно, — обрадовался Зорин, — но мне бы до автобуса успеть.
— Успеете, Владимир Евсеевич, я все рассчитала.
Зорин думал, обязательно встретит певунью именно там, это ведь хор, и как раз такой голос в хоре должен звучать. Но перед журналистом предстал небольшой коллектив пенсионеров. Голоса звучные, протяжные, но совсем другие голоса.
Нисколько не расстроившись, Зорин увлечено беседовал с ветеранами, потом даже чай вместе попили. Взглянув на часы, попрощался, и уже перед тем, как отправиться на автостанцию, сказал Людмиле: — Слышал я вчера вечером песню… голос такой, ну как у артистки, хотя нет, не артистка это, но так проникновенно пела… не знаю, что за певунья у вас тут, может вы знаете…
Людмила задумалась. – Может из хора кто…
— Нет, вряд ли, другой это был голос, наверняка всех знаете в селе…
— Нет, не знаю, — сказала Людмила, — причем уверенно так сказала. А Зорину показалось, знает она местные таланты, но почему-то промолчала. Хотя, может и не известно ей, подумал Зорин, — нет оснований думать так о человеке.
— Ну спасибо, Люда, за помощь, ждите теперь статью в областной газете.
— А вы приезжайте еще! – Сказала она на прощанье.
— А может и приеду!
Деревянное строение с надписью «автостанция» было маленьким, но его вполне хватало местным, чтобы купить билет и спрятаться от непогоды. Он подумал, что поступил опрометчиво, не купив билет еще вчера.
Оглянулся вокруг, и то, что еще вчера казалось обыденным, теперь показалось прекрасным. И эта площадь со сквером, и эти сосны, будто стражи, стоявшие вдоль дороги, и озеро вдалеке, отливавшее синевой, и изумрудная листва берез, и маленькие клумбы рядом с монументом в центре села, и синева гор на горизонте, и небо, будто заглядывающее в душу. И еще этот голос… теперь уже полюбившийся голос неизвестной певуньи.
— До города один, пожалуйста, — попросил он и подал деньги. Вздохнул. – Хорошее у вас село, красота кругом…
— Вам понравилось? – спросила кассир, и Зорин чуть наклонился, чтобы увидеть ее. Она смотрела с интересом. – Всё у нас посмотрели?
— Вряд ли за день можно все посмотреть, что-то услышал… но не увидел…
Молодая женщина по-прежнему смотрела на него. – А как это – услышал, но не увидел? По радио значит?
— Нет, не по радио. Песню красивую вечером кто-то пел… хорошая песня… слышать – слышал, а кто поет, так и не узнал… про Россию песня.
Он взял сдачу и билет, хотел уже отойти от окошечка…
«Гляжу в озера синие,
В полях ромашки рву,
Зову тебя Россиею,
Единственной зову…
Зорин замер, боялся дышать, так и стоял у окошечка.
Кассир замолчала. Он снова наклонился. – Так вот кто певунья… узнал, сразу узнал, вот теперь слышу и вижу…
Женщина смутилась, опустила глаза, которые Зорин успел разглядеть, они у нее, как озеро – голубые.
— Ну вот, можно сказать, песня по заявкам, — улыбнулась кассир, — нравится мне иногда вечером у озера спеть что-нибудь, а эта песня очень уж к душе…
Зорин кивал в ответ, и хотел продолжить разговор, но контролер объявила, что автобус уже отходит. И он, немного растерянный, но счастливый, сел у окна и смотрел, не отрываясь, пока не выехали из Загорья.
И все вокруг ему казалось таким же прекрасным как песня. Был он в разных краях, поездил по молодости. Служил на Дальнем Востоке, жил в Иркутской области одно время, знал не понаслышке о морозах Якутии, Бурятии, осел с семьей в Красноярском крае, так и остались тут. Был в Хакасии, на Алтае, в Кемеровской области, в Омске, в Тюмени, в Новосибирске, в Казани, в Белгороде. На курсы ездил в столицу, и в Ленинграде они с женой были. И вот теперь здесь, в небольшом селе, казалось ему, будто вся Россия уместилась, таким родным все показалось, таким знакомым.
А потом он расстроился. Не успел спросить, как же зовут певунью. Растерялся, на автобус поспешил. Ведь не маленький, взрослый мужик, а вот растерялся, бывает такое в жизни.
***
Год прошел. После той командировки, как Владимир Евсеевич побывал в Загорье, не было дня, чтобы не вспомнил певунью. Отправился в Загорье ровно через неделю, и только для того, чтобы вновь увидеть ее и спросить, как зовут.
Боялся, что не застанет на работе. И с волнением, как мальчишка, подошел к окошечку. – Вы, наверное, забыли про меня, а я вот приехал…
Она улыбнулась, будто все эти дни ждала его. – Почему же? Очень даже хорошо вас помню. Вы статью про наше село написали, мы тут все ее читаем, Владимир Евсеевич… Люба меня зовут… я недалеко от нашей гостиницы живу, вот поэтому вы и слышали, как я пела…
— А еще споешь? Для меня… — спросил он, боясь ее отказа.
— Для вас – спою.
Почти весь год он ездил в Загорье. Главный редактор по-дружески спрашивал: — И что тебя так тянет туда? А Зорин смеясь, отвечал: – Есть там одна певунья, с ней рядом дышу и живу.
Так что неудивительным было для коллектива, что Владимир Евсеевич женился. – Ожил, — одобрительно говорили коллеги и радовались. А отчего не порадоваться, если человек хороший.
