В родильное отделение сначала вошёл Маринкин живот, а потом уже и она сама.
— Куда мне? — спросила она у женщины, сидящей за медицинским постом.
— Та-ак, — протянула работница отделения в белом халате, остановившись перед третьей палатой. — Давай сюда.
Неуклюже переставляя ноги и напоминая утку, Нефёдова доковыляла до конца палаты и кинула пакет на кровать у окна.
— Это место занято, вот вещи уже стоят, — показала соседка напротив.
— Ничего, теперь тут стоят, — Марина с лёгкостью переставила пакет и сумку на соседнюю кровать.
— Ой, а я у окна хотела, — белокурая молоденькая женщина захлопала ресницами, когда вошла в палату и увидела на своей кровати раскладывающую вещи соседку.
— Мне куда показали, туда и лягу, — отбивая желание спорить, громко произнесла Марина, даже не взглянув на белокурую женщину.
Схватки давали о себе знать всё чаще. Марина старалась не обращать на них внимание. Давно забытые ощущения сами собой наполняли живот невероятной радостью. Сына и дочь Марина очень хотела, дети были запланированными. И ходила она обе беременности так легко, что забывала о своём положении. А сейчас…
Дочь поступила в университет в другом городе, сын ушёл в армию. Выросли дети и вот-вот выпорхнут из гнезда. Вот только, кажется, можно вздохнуть полной грудью, но и муж решил круто изменить свою жизнь. Пять последних лет он ездил в долгосрочные командировки. Раз в год приезжал на три месяца в отпуск и вновь уезжал. А в этот раз при отъезде сообщил, что не вернётся, другая у него там.
Марина горевать не стала. За многие месяцы уже сама привыкла к отсутствию мужа дома. Себе сделала установку — в командировке, навсегда. Душа, конечно, болела, тяжело было осознавать, что остаётся она одна в двухкомнатной квартире (хотя бы жить есть где ей и детям), столько лет вместе и такое предательство, но взяла себя в руки. Один раз живём.
Муж собрал вещи в две сумки и уехал. Только через три месяца Марина поняла, что беременна. В сорок два носить под сердцем ребёнка, да ещё и без мужа было уже не так радостно. Если бы она узнала эту новость на раннем сроке, ни минуты бы не сомневалась. Зачем ей сейчас этот малыш. Не нужен. А теперь доносить придётся.
Марина даже один раз решилась на страшное. Купила в магазине бутылку беленькой. Пришла домой, налила полный стакан и хотела уже выпить. Решила, что так можно ребёнка из себя вынуть. Но от запаха стало так тошно, что даже вырвало.
Мысль о том, что как доносит, оставит новорожденного в больнице посетила Марину на четвёртый месяц беременности. И как только она это решила, началось невообразимое. Ребёнок, словно, понял или услышал её и не давал матери ни единого шанса спокойно дохаживать.
Марина каждый месяц лежала на сохранении, приходя к гинекологу думала, что выкидыш, но её отправляли в больницу и сохраняли беременность. Марине приходилось лежать. За себя было страшно, вдруг, что не так пойдёт, загубит себя, о ребёнке она не думала.
Она отторгала в себе то, что заставило её переживать, разочаровываться в мужчинах. Хотелось только одного — родить быстрее и забыть.
— Пойдём в смотровую, посмотрю тебя, — позвала женщина в белом халате. — Скоро милая, уже совсем скоро полное раскрытие, пару часов осталось.
Марина кивнула. Сама понимала, что уже совсем скоро родится… И тут она задумалась. На первом УЗИ, когда вставала на учёт, сказали девочка, а на третьем мальчик. Ей было всё равно.
Она сидела в очереди таких же женщин с круглыми выпирающими вперёд животами и думала: «Есть же те, кто хотят ребёнка, почему, зачем ей он?».
— Ма-а-альчик, — долго тянула слово врач, акушерка хотела положить ребёнка на живот, но Марина сказала:
— Не надо, я от него откажусь.
Акушерка тут же отошла с младенцем к столу и больше не подходила к Марине, делая вид, что занята. Ребёнок кряхтел, пищал, а потом затих.
Марина приподнялась и осмотрелась. Ребёнка уже не было в зале.
— Лежи, что дёргаешься, я работаю! — врач гаркнула на Марину так, что та даже ответить не смогла.
— А заявление?
— Выспишься, отдохнёшь, потом и заявление.
В палате было жарко. Марина так хотела пить, что постоянно облизывала губы. Ужасно хотелось спать, на часах было ровно шесть утра.
Марина легла на кровать, отвернулась и заснула.
***
В парке было прохладно, почти неслышно шелестела молодая листва, ещё яркая, сочная, внушающая мысль, что всё хорошо, и будет так всегда.
Марина переложила пакет из одной руки в другую и направилась к мосту через реку. Её выписали через три дня. Одну. Сына она так и не видела.
Взявшись за перила и, почти перевалившись через них, вниз головой висела девчушка лет шести.
Марина поравнялась с ней и тоже заглянула вниз.
— Чего там? — спросила Марина. — Уронила чего?
— Нет. Прыгнуть хочу, а страшно.
— Зачем? — удивилась женщина.
— Мать меня здесь оставила и ушла. Я прыгну, разобьюсь и её накажут.
— Кто накажет, дурёха? — рассмеялась Марина. — Тебя же не будет. Кто расскажет, что это её вина?
— Боженька накажет.
— Боженька? — повторила Марина и усмехнулась.
— Он её уже наказал, что тебя такую глупую родила. Помогла бы лучше матери, дома там, по хозяйству или ещё чем.
— Я ей не нужна, она мне говорит, лучше тебя бы не было. Я на кухню, она меня выгоняет, я за тряпку, она меня этой тряпкой бьёт.
— Янка, где ты, противная девчонка, Янка, — кричала женщина издалека. Она увидела девочку и замахала ей рукой. — Я где сказала ждать?
— Прощайте, и не печальтесь, что вас наказывают за Рому.
— За какого Рому?
— За отказника.
— Не заберёте его из больницы, очень пожалеете. Прямо сейчас и начнёте жалеть, — девочка развернулась и побежала к матери.
Марина только усмехнулась. Как можно её наказать? Она уже наказана этим ребёнком. Мучительная беременность, одна осталась без мужа.
Телефонный звонок заставил Марину отвлечься.
— Да, доча.
— Мама, меня из универа выгоняют, я не сдала сессию, — рыдала дочь в трубке.
— Как, ты же всё знаешь?
— Знаю. Но преподаватель приставал ко мне и я на него заявила ректору. Теперь я виновата, а не он и меня исключают.
— Хочешь я приеду и разберусь с ними? Не бойся. Заявление напишем, сразу восстановят.
— Нет, мама, спасибо. Я сама приеду скоро.
Марина убрала телефон и выдохнула. Может и не придётся говорить, что был ребёнок. Живот спадёт, перевязывать только нужно. Детям о беременности Марина не говорила, как и мужу. Телефон вновь начал трезвонить.
— Здравствуйте, Нефёдова Марина Евгеньевна?
— Да, кто это?
— Из части звонят, где служит… служил ваш сын. Он сбежал. Если вы знаете что-то, сообщите сейчас.
— Я? Как сбежал, когда?
— Три дня назад. Последствия могут быть серьёзными. Не скрывайте, если знаете.
— Да не знаю я, лучше сына мне верните!
Разговор прервался. Марина посмотрела на телефон, зарядка была на нуле.
До квартиры было совсем далеко… Марина вдруг почувствовала, что совсем устала и хочет спать. Вот здесь, прямо на улице. Губы её пересохли.
***
— Нефёдова. Не-фё-дова… Ты проснёшься или нет?
Марина открыла глаза.
— Детей привезут скоро, вставай, кормить пора.
Марина села и стала приглаживать на голове волосы.
— Я же…, — она огляделась, поняла, что всё ещё в больнице.
Всё смешалось в голове. И девочка, и звонки.
Марина добрела до туалета и услышала, как на посту разговаривали медсёстры.
— Сегодня к психологу опять полицейский приходил. Спрашивал об этой, которая от ребёнка отказалась.
Марина даже остановилась у двери. «О ней говорят», — показалось ей.
— Не отказалась, сейчас живая была. Как всех бы родственники забрали, посадили бы в машину и увезли. А эта. Через дорогу бросилась. Где же тут машина затормозит.
— Телефон у вас звонил, пока вас не было.
Соседка кивнула на тумбочку.
— Да. Спасибо.
Марина протянула руку к телефону и поняла, что она трясётся. Унять дрожь было трудно. Дочь звонила. Марина всё же нажала на кнопку вызова.
— Мамулечка, привет. Я уже еду. Вот это ты вычудила. Соседка сказала, что тебя на скорой увезли. Кое-как нашла тебя. Почему не сказала?
— Ты почему… Ты что, приехала домой?
— Да, приехала. Всё сдала и приехала, хотела тебе сюрприз сделать, а выходит, это ты нам. Брату звонила?
— Нет, конечно. А то сбежит ещё встречать.
— Вот это он обалдеет, когда вернётся. Как ребёнка назовёшь? Мальчик же?
— Мальчик… Ромой.
— У Ромы отчество то есть?
— Есть, Александрович.
— Папкин, значит.
— Папкин.
— Это хорошо, потому что он уже второй месяц у меня на квартире живёт, надоел уже, мы тебе не говорили. Выгнала его та, потому что нам квартиру оставил. Думала, он с деньгами.
— Сашка с тобой приехал?
— Со мной. На такси. Вот мы и доехали. В окошко смотри. У тебя что за окном?
Марина посмотрела в окно:
— Шлагбаум.
— А, ну так вот и мы.
Дочь стала махать.
— Вижу, доченька.
— Ну что, мамочки, разбирайте деток.
Марина тоже сделала несколько шагов к каталке:
— Нефёдова, — тихо сказала Марина, заметив, что всех малышей разобрали.
— А твоего нет. Жди со следующей каталкой.
Марина громко выдохнула.
Она сидела на краешке кровати, теребила ночнушку и не смотрела, как женщины вокруг кормят детей. Сейчас она никак не могла понять. Как? Нет, как ей в голову пришло оставить ребёнка? Во все эти сны и совпадения Марина не верила. Она верила в себя. Столько в её жизни было и радостей и горестей, но ведь всё выдержала. А тут ребёнок. Её родная кровь. Её дитя. Словно помутнение какое-то.
— Спасибо, что наставил на путь истинный. За сына спасибо, — выдавила из себя Марина почти шёпотом.
— Та-а-к, Нефёдова, держи мальчишку.
Марина взяла из рук медсестры свёрток и села на кровать.
— Кормить умеешь или показать?
— Умею. Третий.
— Молодец, Нефёдова. Вот, женщины, берите пример. Через три года ждём за вторым, да третьим. Развезу остальных и проверю, как кормите.
Марина посмотрела на соседок. Все они были разного возраста. Она даже не знала с кем лежит в одной палате, не поинтересовалась.
Сын долго ёрзал губами, пока Марина не помогла ему, подав грудь правильно. Тело само вспомнило всё. И было благодарно.
