— Просто невозможно! Ты понимаешь? НЕ-ВОЗ-МОЖ-НО! Папа не мог так поступить!
— Спокойнее, Андрей. Мы здесь не одни.
— Плевать! Пусть все слышат! Эта… женщина — самозванка! Что ты сделала с моим отцом? ЧТО ТЫ С НИМ СДЕЛАЛА?!
Лариса сидела неподвижно, сложив руки на коленях. Её тёмно-синий костюм, слишком дорогой для скорби, ловил утренние лучи из окна кабинета. Она смотрела прямо перед собой, не меняясь в лице.
— Твой отец был в здравом уме, когда принимал решение. И мне очень жаль, что вы узнаёте об этом так… неожиданно.
Марина сжалась в кресле, обхватив плечи руками. Свет из окна падал на её бледное лицо, высвечивая красные пятна на щеках. Под глазами залегли глубокие тени — следы бессонных ночей у постели умирающего отца.
— Месяц, — прошептала она. — Всего месяц назад я говорила с ним о разделе имущества. Он обещал… он КЛЯЛСЯ, что мы с Андреем получим поровну!
Адвокат, сухощавый мужчина с залысинами, нервно постукивал ручкой по папке с документами. Его голос звучал, как заученная мелодия:
— Новое завещание составлено по всем правилам. Имеет юридическую силу. Отменяет все предыдущие распоряжения. Мне жаль, но я лишь исполнитель воли вашего отца.
Андрей резко вскочил, опрокинув стул. Его глаза метали молнии.
— Это подделка! Простая, банальная подделка! Думаешь, я не понимаю, как это делается?
Лариса наконец подняла на него взгляд. В её глазах не было ни злости, ни торжества — лишь усталость и что-то похожее на… жалость?
— Я понимаю твоё разочарование. Правда понимаю. Но твой отец сам так решил. И ты прекрасно знаешь почему.
Первые сутки после оглашения завещания слились для Марины в один мучительный сон. Она бродила по родительскому дому, который теперь принадлежал чужому человеку. Касалась вещей, которые больше не были её семейным наследием. Останавливалась перед фотографиями, где отец — ещё молодой, сильный — держал её и Андрея за руки.
Двадцать лет назад. До появления Ларисы.
До того, как секретарша превратилась в мачеху.
Андрей приехал ближе к вечеру. Заскочил в дом, даже не позвонив. Бросил на стол кухни папку с бумагами.
— Смотри! Вот черновик того завещания, которое должно было действовать! Помнишь, папа просил нас приехать к нотариусу в феврале?
Марина кивнула. Тогда она не смогла — срочный проект в дизайнерской студии, крупный заказчик, неустойки за срыв сроков…
— Мы его нашли, — продолжал Андрей, нервно вышагивая по кухне. — Копия сохранилась у его помощника. Вот! Всё поровну между нами. НИ СЛОВА о Ларисе! А потом она его уговорила. Или запугала. Или…
Он замолчал, глядя в тёмное окно. За стеклом разворачивалась майская гроза — первая в этом году.
— Что мы будем делать? — спросила Марина, перебирая бумаги.
Андрей усмехнулся. Его глаза блестели почти лихорадочно.
— Мы? Бороться! Я уже говорил с адвокатом. У нас есть основания подать иск. Недействительность завещания из-за психического состояния наследодателя! Папа был болен, понимаешь? Она воспользовалась его беспомощностью!
Марина молчала. Перед глазами проносились картинки последних месяцев. Отец в больнице. Она приходит раз в неделю — приносит фрукты, журналы, сидит час, торопясь уйти. Лариса — каждый день с утра до вечера. Меняет бельё. Кормит с ложечки. Читает вслух.
— Я не уверена, Андрей.
— Что?! Ты на чьей стороне?
— Да пойми ты… Она действительно за ним ухаживала. А мы…
Андрей ударил кулаком по столу. Чашки подпрыгнули, расплескав чай.
— Да потому что у неё не было работы! Ничего! Она жила за его счёт, понимаешь? А у нас — свои дела, своя жизнь!
— Вот именно, — тихо сказала Марина. — Своя жизнь. Мы выбрали свою жизнь, а не его.
Дверь кухни открылась. На пороге стояла Лариса — в домашнем халате, с влажными после душа волосами. Она явно слышала их разговор.
— Можно вас на минуту?
Андрей развернулся к ней всем телом:
— Что, решила добровольно отдать нам наследство? Избавить себя от позора в суде?
Лариса даже не моргнула.
— Нет. Но я хочу вам кое-что показать. Пройдёмте в кабинет.
Видеозапись длилась восемь минут. Экран ноутбука освещал их лица голубоватым светом. На записи был кабинет в доме отца. Тот самый, где они сейчас сидели.
Отец — осунувшийся, бледный, с пожелтевшей кожей — сидел в своём кресле. Рядом адвокат и нотариус. Это было за две недели до смерти.
«Я, Карпов Виктор Николаевич, находясь в здравом уме и твёрдой памяти…»
Его голос звучал слабо, но уверенно. Лариса на записи стояла поодаль, почти у двери. Не вмешивалась. Не подсказывала.
«…оставляю всё своё имущество, включая дом, земельный участок, акции компании и банковские счета своей супруге, Карповой Ларисе Павловне…»
Марина закрыла глаза. Не могла смотреть.
«Я принимаю это решение осознанно. Мои дети обеспечены. У них есть профессии, квартиры, которые я им купил. Моя жена была со мной в самые трудные времена. Она заслужила…»
Запись оборвалась. В кабинете повисла тишина, нарушаемая только шумом дождя за окном.
— Это можно подделать, — процедил Андрей. — Технологии не стоят на месте.
Лариса пожала плечами:
— Оригинал у нотариуса. Есть свидетели. Каждый из вас может запросить экспертизу подлинности. Но поверьте, всё настоящее.
Она посмотрела на настенные часы:
— Уже поздно. Вы можете переночевать здесь, если хотите. Завтра нам предстоит обсудить, как вы будете забирать свои вещи. Дом я планирую продать через месяц.
Когда за Ларисой закрылась дверь, Марина посмотрела на брата:
— Ты правда думаешь, что запись поддельная?
Андрей сидел, опустив плечи, глядя в одну точку.
— Не знаю. Может быть. А может, она просто… втёрлась в доверие. Промыла ему мозги. Знаешь, сколько таких историй? Молодая жена обрабатывает старика, а потом — раз! — и всё его состояние у неё в кармане.
Марина поморщилась:
— Ну, во-первых, не такая уж она и молодая — пятьдесят два года. Во-вторых, они прожили вместе почти двадцать лет. В-третьих…
— В-третьих, ты решила её защищать?! — вскипел Андрей. — Она украла наше наследство!
Марина встала из-за стола. Сил спорить не было. Она направилась к двери, но у порога обернулась:
— А что, если отец просто… отблагодарил её? За то, что она рядом, когда нам некогда?
Утро встретило Марину шумом с первого этажа. Голоса доносились из гостиной — Андрей с кем-то разговаривал. Громко. Напористо. С той интонацией, которую он использовал в бизнесе, продавливая нужные решения.
Она спустилась вниз, на ходу завязывая пояс халата. В гостиной обнаружился её брат и двое незнакомых мужчин. Один — в костюме, с кожаной папкой. Второй — помоложе, с фотоаппаратом на шее.
— А, Марина! — обрадовался Андрей. — Знакомься, это Валерий Петрович, юрист по наследственным делам. И Олег, он будет фиксировать состояние имущества.
Марина растерянно кивнула. В дверях появилась Лариса — безупречно одетая, несмотря на ранний час.
— Что происходит? — спросила она ровным голосом.
Андрей выпрямился, расправил плечи:
— Происходит то, что мы будем оспаривать завещание! И первый шаг — описать имущество, которое вы так хотите присвоить.
Лариса перевела взгляд на юриста:
— У вас есть постановление суда?
Тот замялся:
— Нет, но…
— Тогда я прошу вас покинуть мой дом. Вместе с фотографом. Немедленно.
— Послушайте! — начал юрист.
— Нет, это вы послушайте, — голос Ларисы был тверд. — Я вдова, похоронившая мужа неделю назад. У меня есть законное право на уединение в собственном доме. Если вы сейчас же не уйдёте, я вызову полицию. И поверьте, это не поможет вашему клиенту.
Юрист переглянулся с фотографом. Андрей побагровел.
— Вы не имеете права…
— Имею, — отрезала Лариса. — И вы это знаете. А теперь — уходите.
Когда за юристом и фотографом закрылась дверь, она повернулась к Андрею:
— Я понимаю твою злость. Но есть цивилизованные способы решать проблемы. Подавай в суд. Оспаривай завещание. Это твоё право. Но не устраивай цирк в моём доме.
— В ТВОЁМ доме?! — задохнулся от возмущения Андрей. — Да как ты смеешь! Мой отец построил этот дом, когда тебя и в помине не было! Когда ты ещё играла в куклы в своей деревне!
Марина схватила брата за рукав:
— Андрей, хватит!
Но тот не слушал:
— Думаешь, я не знаю, как ты охмурила отца? Молоденькая секретарша! Классический сюжет! Ноги раздвинула — и вот, уже в дом переехала! А потом ждала, когда он состарится и…
— ЗАМОЛЧИ!
Это крикнула Марина. Её голос прозвучал так неожиданно громко, что Андрей осёкся.
— Ты… — она задыхалась от гнева, — ты не имеешь права так с ней разговаривать! Не в этом доме! Папа бы тебя выгнал за такие слова!
Лариса стояла неподвижно. Только пальцы, сжимающие пояс домашнего платья, побелели от напряжения.
— Спасибо, Марина. Но не стоит. Я привыкла к таким… высказываниям от твоего брата. И от тебя, если помнишь.
Марина помнила. Как называла её «шлюхой» в подростковом возрасте. Как демонстративно игнорировала за семейным столом. Как «забывала» передавать сообщения от отца.
— Я… Прости.
Лариса покачала головой:
— Не за что извиняться. Ты была ребёнком. И защищала свою семью, как умела.
Она повернулась к Андрею:
— А вот ты уже взрослый мужчина. И должен понимать, что оскорблениями ничего не добьёшься. Я не собираюсь с тобой бороться. Хочешь идти в суд — иди. Но запомни: у меня есть доказательства того, что твой отец был в здравом уме и сам принял решение. И причины у него были.
Она развернулась и вышла из комнаты, оставив брата и сестру наедине.
В кабинете отца пахло его одеколоном. Марина сидела в кресле, закрыв глаза. Казалось, стоит только позвать — и он войдёт. Высокий, уверенный, с хитрой улыбкой в уголках губ.
Дверь скрипнула. Марина вздрогнула — но это была Лариса с подносом.
— Чай? Ты не завтракала.
Странно. Раньше она никогда не предлагала ей чай. Не заботилась о её завтраке.
— Спасибо.
Лариса поставила поднос и направилась к выходу.
— Подожди, — окликнула Марина. — Можно тебя спросить?
Лариса остановилась. Кивнула.
— Папа… правда сам решил всё тебе оставить? Или ты его… уговорила?
Лариса медленно опустилась в кресло напротив. Впервые за всё время после похорон Марина заметила, насколько она устала. Под глазами залегли глубокие тени, морщинки вокруг губ стали заметнее.
— Знаешь, как умер твой отец?
Марина удивилась вопросу:
— Рак печени. Метастазы в костях. Он угасал постепенно.
Лариса покачала головой:
— Это диагноз. А я спрашиваю — КАК он умер?
Марина растерялась:
— Я… не знаю. В больнице? Под действием морфина?
— Нет. Дома. В своей постели. В сознании до последнего вздоха. Без наркотиков — он отказался. Сказал, что хочет уйти с ясной головой.
Она отпила чай, прежде чем продолжить:
— Знаешь, что самое тяжёлое в уходе за умирающим? Не физическая работа. Не бессонные ночи. А постоянное присутствие. Каждую минуту. Когда ты смотришь, как человек, которого любишь, превращается… в тень. И не можешь ничего сделать.
Марина опустила глаза. Она приезжала в больницу дважды в неделю. Иногда — раз. Всегда торопилась уйти.
— Виктор знал, что умирает, — продолжала Лариса. — И думал о том, что будет после. С домом. С бизнесом. С деньгами. Он много говорил об этом. О вас с Андреем.
— Что он говорил?
Лариса посмотрела ей прямо в глаза:
— Что любит вас. Оба неразумные, но — родные. Что гордится: ты — талантливая, Андрей — пробивной. Что дал вам всё, что мог. Образование. Квартиры. Стартовый капитал для бизнеса.
Она помолчала, прежде чем добавить:
— И что он устал от Андрея, который приходит только за деньгами. И от тебя, которая навещает его из чувства долга.
Слова ударили, как пощёчина. Марина хотела возразить — но не смогла. Это была правда. Горькая, неприятная, но — правда.
— Он сам предложил переписать завещание, — тихо сказала Лариса. — Я не просила. Наоборот, отговаривала. Знала, какой скандал будет. Но он настоял.
Она встала, подошла к книжному шкафу, провела пальцами по корешкам книг:
— Виктор сказал: «Ты единственная, кто любил меня бескорыстно. Не за деньги, не за статус. За меня самого. Даже сейчас, когда я развалина». Так и сказал — «развалина».
Её голос дрогнул.
— Я любила его двадцать лет. С того момента, как он вошёл в приёмную, где я работала секретаршей. Ещё тогда, когда была замужем за другим.
Это было откровение. Марина никогда не думала о мачехе как о человеке с собственной историей.
— Ты… была замужем?
Лариса кивнула:
— Классическая история. Вышла в восемнадцать. Маленький город, никаких перспектив. Муж пил. Бил. В двадцать два я сбежала. Приехала в Москву. Устроилась секретарём. Познакомилась с твоим отцом. Остальное ты знаешь.
Марина не знала. Для неё Лариса всегда была одномерной фигурой: молодая разлучница, укравшая отца у их семьи.
— Почему ты никогда не рассказывала?
Лариса пожала плечами:
— Вы не хотели слушать. Да и что бы это изменило? Вы меня ненавидели просто за факт существования.
Она вдруг улыбнулась — и в этой улыбке мелькнуло что-то знакомое. Так улыбался отец, когда хотел обезоружить собеседника.
— Но знаешь, я вас не виню. Вы защищали свою семью, свою мать. Это естественно.
Марина вспомнила мать — красивую, вспыльчивую женщину, которая после развода уехала в Европу с новым мужем. И звонила всё реже, и приезжала всё реже. И в конце концов стала просто голосом в телефонной трубке на Новый год.
— Мама не особо нас защищала, — тихо сказала она. — Скорее, защищала себя.
Лариса промолчала. Но во взгляде мелькнуло понимание. Она знала. Всегда знала.
— Что ты будешь делать с домом? — спросила Марина.
— Продам. И бизнес тоже. Мне это не нужно.
— А деньги?
Лариса пожала плечами:
— Куплю квартиру поменьше. Может, машину. Остальное… не знаю. Видно будет.
Она посмотрела на часы:
— Андрей уехал. Сказал, что вернётся с адвокатами. Я бы на твоём месте тоже уехала. Не стоит находиться между нами.
Марина вдруг поняла, что не хочет уезжать. Впервые за много лет ей захотелось остаться в родительском доме.
— Можно я посижу в кабинете? Хочу… попрощаться.
Лариса кивнула:
— Конечно. Это и твой дом тоже. Пока.
В кабинете отца Марина провела весь день. Перебирала бумаги, просматривала фотографии. В ящике стола нашла старую записную книжку — с телефонами, адресами, заметками на полях.
Там же лежал конверт. Без надписи, просто белый прямоугольник. Внутри оказалось письмо, написанное знакомым почерком. И начиналось оно со слов: «Моим дорогим детям, Андрею и Марине…»
Она читала, и слёзы капали на бумагу, размывая чернила.
«…я не держу на вас зла за то, что вы строите свою жизнь. Это правильно. Но поймите и вы меня: я тоже имею право распоряжаться тем, что заработал. И дать это тому, кто действительно был рядом.
Лариса любила меня безусловно. Все эти годы. Несмотря на вашу неприязнь. Несмотря на сплетни. Несмотря на то, что я был не самым лёгким человеком.
Не вините её. Это моё решение…»
Марина не заметила, как в кабинет вошла Лариса. Увидела её, только когда та села рядом.
— Ты нашла письмо, — не вопрос, утверждение.
— Ты знала? — спросила Марина.
— Да. Он написал его за неделю до смерти. Попросил положить в стол, чтобы вы нашли. Но я думала… позже.
Они молчали, глядя на закатное солнце за окном. Потом Лариса тихо сказала:
— Я не хотела, чтобы так вышло. С наследством. С вашей обидой. Но это было его решение. И я не могла отказать умирающему.
Марина кивнула. В глубине души она всегда знала: отец не мог поступить несправедливо. Значит, у него были причины.
— Знаешь, — сказала она, — Андрей будет судиться. Он не отступит.
Лариса вздохнула:
— Знаю. И понимаю его. Для него это вопрос принципа. И гордости.
— А для тебя?
Лариса долго молчала, прежде чем ответить:
— Для меня это вопрос верности. Твоему отцу. Его последней просьбе.
Вдруг она улыбнулась — неожиданно тепло:
— Но знаешь, я не хочу воевать с вами. Может, мы найдём компромисс?
Через месяц они снова встретились в том же кабинете. Только теперь присутствовали адвокаты — и Андрея, и Ларисы.
Прозвучало предложение: Лариса получает дом и счета, но передаёт бизнес Андрею. А Марине отходит дача на Истре и коллекция картин, которую собирал отец.
— Это справедливо, — сказала Лариса. — Бизнес требует управления, а я в этом ничего не понимаю. Картины будут цениться. А дача… Ты любила там бывать с отцом, Марина.
Андрей смотрел исподлобья. Он получал меньше, чем рассчитывал. Но больше, чем ничего.
— А если я откажусь?
Адвокат Ларисы протянул ему папку:
— Тогда мы идём в суд. И представляем эти документы. Медицинское заключение о состоянии психики Виктора Николаевича на момент составления завещания. Видеозапись. Свидетельские показания.
Андрей листал бумаги. Его лицо становилось всё мрачнее.
— Хорошо, — наконец сказал он. — Я согласен. Но с одним условием: ты больше никогда не будешь вмешиваться в дела компании.
Лариса кивнула:
— Я и не собиралась.
Марина наблюдала за ними и думала: как странно всё обернулось. Они не получили то, на что рассчитывали. Но, может быть, получили то, что действительно заслужили?
Когда все бумаги были подписаны и адвокаты ушли, они остались втроём в пустеющем доме. Лариса принесла бутылку коньяка — любимого отцовского — и три бокала.
— За Виктора, — просто сказала она, поднимая бокал. — За человека, который любил нас всех. По-разному, но — любил.
Они выпили молча.
— Ты правда его любила? — вдруг спросил Андрей. Без вызова, просто с любопытством.
Лариса посмотрела на него долгим взглядом:
— Больше жизни. Каждую минуту. Даже когда он ошибался. Даже когда был невыносим. Даже когда умирал у меня на руках.
Она допила коньяк и поставила бокал:
— И знаешь, что самое важное? Он это знал. До последнего вздоха.
За окнами шумел летний дождь. Тёплый, очищающий, смывающий пыль с листьев и камней.
Марина вдруг поняла: они прощаются. Не только с домом. Не только с отцом. Но и с прошлым, где они были врагами.
Будущее не обещало дружбы. Слишком глубоки были старые раны, слишком многое разделяло. Но, может быть, оно обещало покой? Понимание? Исцеление?
Время покажет.
А пока они сидели в тишине опустевшего дома, слушая шум дождя, и думали каждый о своём. О том, что получили. О том, что потеряли. И о человеке, который связал их судьбы на двадцать лет — и даже после смерти.