Отец ушёл, а мачеха забрала всё

— Просто невозможно! Ты понимаешь? НЕ-ВОЗ-МОЖ-НО! Папа не мог так поступить!

— Спокойнее, Андрей. Мы здесь не одни.

— Плевать! Пусть все слышат! Эта… женщина — самозванка! Что ты сделала с моим отцом? ЧТО ТЫ С НИМ СДЕЛАЛА?!

Лариса сидела неподвижно, сложив руки на коленях. Её тёмно-синий костюм, слишком дорогой для скорби, ловил утренние лучи из окна кабинета. Она смотрела прямо перед собой, не меняясь в лице.

— Твой отец был в здравом уме, когда принимал решение. И мне очень жаль, что вы узнаёте об этом так… неожиданно.

Марина сжалась в кресле, обхватив плечи руками. Свет из окна падал на её бледное лицо, высвечивая красные пятна на щеках. Под глазами залегли глубокие тени — следы бессонных ночей у постели умирающего отца.

— Месяц, — прошептала она. — Всего месяц назад я говорила с ним о разделе имущества. Он обещал… он КЛЯЛСЯ, что мы с Андреем получим поровну!

Адвокат, сухощавый мужчина с залысинами, нервно постукивал ручкой по папке с документами. Его голос звучал, как заученная мелодия:

— Новое завещание составлено по всем правилам. Имеет юридическую силу. Отменяет все предыдущие распоряжения. Мне жаль, но я лишь исполнитель воли вашего отца.

Андрей резко вскочил, опрокинув стул. Его глаза метали молнии.

— Это подделка! Простая, банальная подделка! Думаешь, я не понимаю, как это делается?

Лариса наконец подняла на него взгляд. В её глазах не было ни злости, ни торжества — лишь усталость и что-то похожее на… жалость?

— Я понимаю твоё разочарование. Правда понимаю. Но твой отец сам так решил. И ты прекрасно знаешь почему.

Первые сутки после оглашения завещания слились для Марины в один мучительный сон. Она бродила по родительскому дому, который теперь принадлежал чужому человеку. Касалась вещей, которые больше не были её семейным наследием. Останавливалась перед фотографиями, где отец — ещё молодой, сильный — держал её и Андрея за руки.

Двадцать лет назад. До появления Ларисы.

До того, как секретарша превратилась в мачеху.

Андрей приехал ближе к вечеру. Заскочил в дом, даже не позвонив. Бросил на стол кухни папку с бумагами.

— Смотри! Вот черновик того завещания, которое должно было действовать! Помнишь, папа просил нас приехать к нотариусу в феврале?

Марина кивнула. Тогда она не смогла — срочный проект в дизайнерской студии, крупный заказчик, неустойки за срыв сроков…

— Мы его нашли, — продолжал Андрей, нервно вышагивая по кухне. — Копия сохранилась у его помощника. Вот! Всё поровну между нами. НИ СЛОВА о Ларисе! А потом она его уговорила. Или запугала. Или…

Он замолчал, глядя в тёмное окно. За стеклом разворачивалась майская гроза — первая в этом году.

— Что мы будем делать? — спросила Марина, перебирая бумаги.

Андрей усмехнулся. Его глаза блестели почти лихорадочно.

— Мы? Бороться! Я уже говорил с адвокатом. У нас есть основания подать иск. Недействительность завещания из-за психического состояния наследодателя! Папа был болен, понимаешь? Она воспользовалась его беспомощностью!

Марина молчала. Перед глазами проносились картинки последних месяцев. Отец в больнице. Она приходит раз в неделю — приносит фрукты, журналы, сидит час, торопясь уйти. Лариса — каждый день с утра до вечера. Меняет бельё. Кормит с ложечки. Читает вслух.

— Я не уверена, Андрей.

— Что?! Ты на чьей стороне?

— Да пойми ты… Она действительно за ним ухаживала. А мы…

Андрей ударил кулаком по столу. Чашки подпрыгнули, расплескав чай.

— Да потому что у неё не было работы! Ничего! Она жила за его счёт, понимаешь? А у нас — свои дела, своя жизнь!

— Вот именно, — тихо сказала Марина. — Своя жизнь. Мы выбрали свою жизнь, а не его.

Дверь кухни открылась. На пороге стояла Лариса — в домашнем халате, с влажными после душа волосами. Она явно слышала их разговор.

— Можно вас на минуту?

Андрей развернулся к ней всем телом:

— Что, решила добровольно отдать нам наследство? Избавить себя от позора в суде?

Лариса даже не моргнула.

— Нет. Но я хочу вам кое-что показать. Пройдёмте в кабинет.

Видеозапись длилась восемь минут. Экран ноутбука освещал их лица голубоватым светом. На записи был кабинет в доме отца. Тот самый, где они сейчас сидели.

Отец — осунувшийся, бледный, с пожелтевшей кожей — сидел в своём кресле. Рядом адвокат и нотариус. Это было за две недели до смерти.

«Я, Карпов Виктор Николаевич, находясь в здравом уме и твёрдой памяти…»

Его голос звучал слабо, но уверенно. Лариса на записи стояла поодаль, почти у двери. Не вмешивалась. Не подсказывала.

«…оставляю всё своё имущество, включая дом, земельный участок, акции компании и банковские счета своей супруге, Карповой Ларисе Павловне…»

Марина закрыла глаза. Не могла смотреть.

«Я принимаю это решение осознанно. Мои дети обеспечены. У них есть профессии, квартиры, которые я им купил. Моя жена была со мной в самые трудные времена. Она заслужила…»

Запись оборвалась. В кабинете повисла тишина, нарушаемая только шумом дождя за окном.

— Это можно подделать, — процедил Андрей. — Технологии не стоят на месте.

Лариса пожала плечами:

— Оригинал у нотариуса. Есть свидетели. Каждый из вас может запросить экспертизу подлинности. Но поверьте, всё настоящее.

Она посмотрела на настенные часы:

— Уже поздно. Вы можете переночевать здесь, если хотите. Завтра нам предстоит обсудить, как вы будете забирать свои вещи. Дом я планирую продать через месяц.

Когда за Ларисой закрылась дверь, Марина посмотрела на брата:

— Ты правда думаешь, что запись поддельная?

Андрей сидел, опустив плечи, глядя в одну точку.

— Не знаю. Может быть. А может, она просто… втёрлась в доверие. Промыла ему мозги. Знаешь, сколько таких историй? Молодая жена обрабатывает старика, а потом — раз! — и всё его состояние у неё в кармане.

Марина поморщилась:

— Ну, во-первых, не такая уж она и молодая — пятьдесят два года. Во-вторых, они прожили вместе почти двадцать лет. В-третьих…

— В-третьих, ты решила её защищать?! — вскипел Андрей. — Она украла наше наследство!

Марина встала из-за стола. Сил спорить не было. Она направилась к двери, но у порога обернулась:

— А что, если отец просто… отблагодарил её? За то, что она рядом, когда нам некогда?

Утро встретило Марину шумом с первого этажа. Голоса доносились из гостиной — Андрей с кем-то разговаривал. Громко. Напористо. С той интонацией, которую он использовал в бизнесе, продавливая нужные решения.

Она спустилась вниз, на ходу завязывая пояс халата. В гостиной обнаружился её брат и двое незнакомых мужчин. Один — в костюме, с кожаной папкой. Второй — помоложе, с фотоаппаратом на шее.

— А, Марина! — обрадовался Андрей. — Знакомься, это Валерий Петрович, юрист по наследственным делам. И Олег, он будет фиксировать состояние имущества.

Марина растерянно кивнула. В дверях появилась Лариса — безупречно одетая, несмотря на ранний час.

— Что происходит? — спросила она ровным голосом.

Андрей выпрямился, расправил плечи:

— Происходит то, что мы будем оспаривать завещание! И первый шаг — описать имущество, которое вы так хотите присвоить.

Лариса перевела взгляд на юриста:

— У вас есть постановление суда?

Тот замялся:

— Нет, но…

— Тогда я прошу вас покинуть мой дом. Вместе с фотографом. Немедленно.

— Послушайте! — начал юрист.

— Нет, это вы послушайте, — голос Ларисы был тверд. — Я вдова, похоронившая мужа неделю назад. У меня есть законное право на уединение в собственном доме. Если вы сейчас же не уйдёте, я вызову полицию. И поверьте, это не поможет вашему клиенту.

Юрист переглянулся с фотографом. Андрей побагровел.

— Вы не имеете права…

— Имею, — отрезала Лариса. — И вы это знаете. А теперь — уходите.

Когда за юристом и фотографом закрылась дверь, она повернулась к Андрею:

— Я понимаю твою злость. Но есть цивилизованные способы решать проблемы. Подавай в суд. Оспаривай завещание. Это твоё право. Но не устраивай цирк в моём доме.

— В ТВОЁМ доме?! — задохнулся от возмущения Андрей. — Да как ты смеешь! Мой отец построил этот дом, когда тебя и в помине не было! Когда ты ещё играла в куклы в своей деревне!

Марина схватила брата за рукав:

— Андрей, хватит!

Но тот не слушал:

— Думаешь, я не знаю, как ты охмурила отца? Молоденькая секретарша! Классический сюжет! Ноги раздвинула — и вот, уже в дом переехала! А потом ждала, когда он состарится и…

— ЗАМОЛЧИ!

Это крикнула Марина. Её голос прозвучал так неожиданно громко, что Андрей осёкся.

— Ты… — она задыхалась от гнева, — ты не имеешь права так с ней разговаривать! Не в этом доме! Папа бы тебя выгнал за такие слова!

Лариса стояла неподвижно. Только пальцы, сжимающие пояс домашнего платья, побелели от напряжения.

— Спасибо, Марина. Но не стоит. Я привыкла к таким… высказываниям от твоего брата. И от тебя, если помнишь.

Марина помнила. Как называла её «шлюхой» в подростковом возрасте. Как демонстративно игнорировала за семейным столом. Как «забывала» передавать сообщения от отца.

— Я… Прости.

Лариса покачала головой:

— Не за что извиняться. Ты была ребёнком. И защищала свою семью, как умела.

Она повернулась к Андрею:

— А вот ты уже взрослый мужчина. И должен понимать, что оскорблениями ничего не добьёшься. Я не собираюсь с тобой бороться. Хочешь идти в суд — иди. Но запомни: у меня есть доказательства того, что твой отец был в здравом уме и сам принял решение. И причины у него были.

Она развернулась и вышла из комнаты, оставив брата и сестру наедине.

В кабинете отца пахло его одеколоном. Марина сидела в кресле, закрыв глаза. Казалось, стоит только позвать — и он войдёт. Высокий, уверенный, с хитрой улыбкой в уголках губ.

Дверь скрипнула. Марина вздрогнула — но это была Лариса с подносом.

— Чай? Ты не завтракала.

Странно. Раньше она никогда не предлагала ей чай. Не заботилась о её завтраке.

— Спасибо.

Лариса поставила поднос и направилась к выходу.

— Подожди, — окликнула Марина. — Можно тебя спросить?

Лариса остановилась. Кивнула.

— Папа… правда сам решил всё тебе оставить? Или ты его… уговорила?

Лариса медленно опустилась в кресло напротив. Впервые за всё время после похорон Марина заметила, насколько она устала. Под глазами залегли глубокие тени, морщинки вокруг губ стали заметнее.

— Знаешь, как умер твой отец?

Марина удивилась вопросу:

— Рак печени. Метастазы в костях. Он угасал постепенно.

Лариса покачала головой:

— Это диагноз. А я спрашиваю — КАК он умер?

Марина растерялась:

— Я… не знаю. В больнице? Под действием морфина?

— Нет. Дома. В своей постели. В сознании до последнего вздоха. Без наркотиков — он отказался. Сказал, что хочет уйти с ясной головой.

Она отпила чай, прежде чем продолжить:

— Знаешь, что самое тяжёлое в уходе за умирающим? Не физическая работа. Не бессонные ночи. А постоянное присутствие. Каждую минуту. Когда ты смотришь, как человек, которого любишь, превращается… в тень. И не можешь ничего сделать.

Марина опустила глаза. Она приезжала в больницу дважды в неделю. Иногда — раз. Всегда торопилась уйти.

— Виктор знал, что умирает, — продолжала Лариса. — И думал о том, что будет после. С домом. С бизнесом. С деньгами. Он много говорил об этом. О вас с Андреем.

— Что он говорил?

Лариса посмотрела ей прямо в глаза:

— Что любит вас. Оба неразумные, но — родные. Что гордится: ты — талантливая, Андрей — пробивной. Что дал вам всё, что мог. Образование. Квартиры. Стартовый капитал для бизнеса.

Она помолчала, прежде чем добавить:

— И что он устал от Андрея, который приходит только за деньгами. И от тебя, которая навещает его из чувства долга.

Слова ударили, как пощёчина. Марина хотела возразить — но не смогла. Это была правда. Горькая, неприятная, но — правда.

— Он сам предложил переписать завещание, — тихо сказала Лариса. — Я не просила. Наоборот, отговаривала. Знала, какой скандал будет. Но он настоял.

Она встала, подошла к книжному шкафу, провела пальцами по корешкам книг:

— Виктор сказал: «Ты единственная, кто любил меня бескорыстно. Не за деньги, не за статус. За меня самого. Даже сейчас, когда я развалина». Так и сказал — «развалина».

Её голос дрогнул.

— Я любила его двадцать лет. С того момента, как он вошёл в приёмную, где я работала секретаршей. Ещё тогда, когда была замужем за другим.

Это было откровение. Марина никогда не думала о мачехе как о человеке с собственной историей.

— Ты… была замужем?

Лариса кивнула:

— Классическая история. Вышла в восемнадцать. Маленький город, никаких перспектив. Муж пил. Бил. В двадцать два я сбежала. Приехала в Москву. Устроилась секретарём. Познакомилась с твоим отцом. Остальное ты знаешь.

Марина не знала. Для неё Лариса всегда была одномерной фигурой: молодая разлучница, укравшая отца у их семьи.

— Почему ты никогда не рассказывала?

Лариса пожала плечами:

— Вы не хотели слушать. Да и что бы это изменило? Вы меня ненавидели просто за факт существования.

Она вдруг улыбнулась — и в этой улыбке мелькнуло что-то знакомое. Так улыбался отец, когда хотел обезоружить собеседника.

— Но знаешь, я вас не виню. Вы защищали свою семью, свою мать. Это естественно.

Марина вспомнила мать — красивую, вспыльчивую женщину, которая после развода уехала в Европу с новым мужем. И звонила всё реже, и приезжала всё реже. И в конце концов стала просто голосом в телефонной трубке на Новый год.

— Мама не особо нас защищала, — тихо сказала она. — Скорее, защищала себя.

Лариса промолчала. Но во взгляде мелькнуло понимание. Она знала. Всегда знала.

— Что ты будешь делать с домом? — спросила Марина.

— Продам. И бизнес тоже. Мне это не нужно.

— А деньги?

Лариса пожала плечами:

— Куплю квартиру поменьше. Может, машину. Остальное… не знаю. Видно будет.

Она посмотрела на часы:

— Андрей уехал. Сказал, что вернётся с адвокатами. Я бы на твоём месте тоже уехала. Не стоит находиться между нами.

Марина вдруг поняла, что не хочет уезжать. Впервые за много лет ей захотелось остаться в родительском доме.

— Можно я посижу в кабинете? Хочу… попрощаться.

Лариса кивнула:

— Конечно. Это и твой дом тоже. Пока.

В кабинете отца Марина провела весь день. Перебирала бумаги, просматривала фотографии. В ящике стола нашла старую записную книжку — с телефонами, адресами, заметками на полях.

Там же лежал конверт. Без надписи, просто белый прямоугольник. Внутри оказалось письмо, написанное знакомым почерком. И начиналось оно со слов: «Моим дорогим детям, Андрею и Марине…»

Она читала, и слёзы капали на бумагу, размывая чернила.

«…я не держу на вас зла за то, что вы строите свою жизнь. Это правильно. Но поймите и вы меня: я тоже имею право распоряжаться тем, что заработал. И дать это тому, кто действительно был рядом.

Лариса любила меня безусловно. Все эти годы. Несмотря на вашу неприязнь. Несмотря на сплетни. Несмотря на то, что я был не самым лёгким человеком.

Не вините её. Это моё решение…»

Марина не заметила, как в кабинет вошла Лариса. Увидела её, только когда та села рядом.

— Ты нашла письмо, — не вопрос, утверждение.

— Ты знала? — спросила Марина.

— Да. Он написал его за неделю до смерти. Попросил положить в стол, чтобы вы нашли. Но я думала… позже.

Они молчали, глядя на закатное солнце за окном. Потом Лариса тихо сказала:

— Я не хотела, чтобы так вышло. С наследством. С вашей обидой. Но это было его решение. И я не могла отказать умирающему.

Марина кивнула. В глубине души она всегда знала: отец не мог поступить несправедливо. Значит, у него были причины.

— Знаешь, — сказала она, — Андрей будет судиться. Он не отступит.

Лариса вздохнула:

— Знаю. И понимаю его. Для него это вопрос принципа. И гордости.

— А для тебя?

Лариса долго молчала, прежде чем ответить:

— Для меня это вопрос верности. Твоему отцу. Его последней просьбе.

Вдруг она улыбнулась — неожиданно тепло:

— Но знаешь, я не хочу воевать с вами. Может, мы найдём компромисс?

Через месяц они снова встретились в том же кабинете. Только теперь присутствовали адвокаты — и Андрея, и Ларисы.

Прозвучало предложение: Лариса получает дом и счета, но передаёт бизнес Андрею. А Марине отходит дача на Истре и коллекция картин, которую собирал отец.

— Это справедливо, — сказала Лариса. — Бизнес требует управления, а я в этом ничего не понимаю. Картины будут цениться. А дача… Ты любила там бывать с отцом, Марина.

Андрей смотрел исподлобья. Он получал меньше, чем рассчитывал. Но больше, чем ничего.

— А если я откажусь?

Адвокат Ларисы протянул ему папку:

— Тогда мы идём в суд. И представляем эти документы. Медицинское заключение о состоянии психики Виктора Николаевича на момент составления завещания. Видеозапись. Свидетельские показания.

Андрей листал бумаги. Его лицо становилось всё мрачнее.

— Хорошо, — наконец сказал он. — Я согласен. Но с одним условием: ты больше никогда не будешь вмешиваться в дела компании.

Лариса кивнула:

— Я и не собиралась.

Марина наблюдала за ними и думала: как странно всё обернулось. Они не получили то, на что рассчитывали. Но, может быть, получили то, что действительно заслужили?

Когда все бумаги были подписаны и адвокаты ушли, они остались втроём в пустеющем доме. Лариса принесла бутылку коньяка — любимого отцовского — и три бокала.

— За Виктора, — просто сказала она, поднимая бокал. — За человека, который любил нас всех. По-разному, но — любил.

Они выпили молча.

— Ты правда его любила? — вдруг спросил Андрей. Без вызова, просто с любопытством.

Лариса посмотрела на него долгим взглядом:

— Больше жизни. Каждую минуту. Даже когда он ошибался. Даже когда был невыносим. Даже когда умирал у меня на руках.

Она допила коньяк и поставила бокал:

— И знаешь, что самое важное? Он это знал. До последнего вздоха.

За окнами шумел летний дождь. Тёплый, очищающий, смывающий пыль с листьев и камней.

Марина вдруг поняла: они прощаются. Не только с домом. Не только с отцом. Но и с прошлым, где они были врагами.

Будущее не обещало дружбы. Слишком глубоки были старые раны, слишком многое разделяло. Но, может быть, оно обещало покой? Понимание? Исцеление?

Время покажет.

А пока они сидели в тишине опустевшего дома, слушая шум дождя, и думали каждый о своём. О том, что получили. О том, что потеряли. И о человеке, который связал их судьбы на двадцать лет — и даже после смерти.

Оцініть статтю
Додати коментар

;-) :| :x :twisted: :smile: :shock: :sad: :roll: :razz: :oops: :o :mrgreen: :lol: :idea: :grin: :evil: :cry: :cool: :arrow: :???: :?: :!:

Отец ушёл, а мачеха забрала всё
Воспитывала настоящим мужчиной