Мы с Никитой приехали на юг с одной-единственной целью — отдохнуть по-настоящему. Без дедлайнов, без звонков.
Мы поселились в небольшой гостинице на первой линии, с видом на пляж и запахом соли с утра. Всё было идеально — даже завтрак в номер приносили вовремя.
В первый же день решили захватить лучшие места у воды, как советовали бывалые. Встали рано — в шесть утра, ещё до завтрака. Пляж был почти пуст, только одинокий пенсионер в панаме ходил по кромке воды, собирая ракушки.
Мы выбрали два лежака, стоящих прямо напротив моря, под зонтами. Расстелили полотенца, положили рюкзак с кремом, очками, водой и книгами, я аккуратно накинула свою светлую панаму на спинку — чтобы сразу было видно: место занято.
— Пошли есть? — спросил Никита, щурясь от солнца. — Пока не напекло, а то потом ничего не захочешь.
— Пошли, — кивнула я. — Только быстро. Мне эти лежаки уже как родные.
Пляжное кафе оказалось приятной неожиданностью: там пахло свежими булочками, обжаренными креветками и мятным лимонадом.
Мы заказали себе кофе, немного перекусили и даже успели расслабиться, хотя в голове всё равно крутилась мысль: «надо быстрее возвращаться».
Прошло максимум сорок минут.
Когда мы подошли обратно к своему зонту, я сначала не поняла, что произошло. На секунду подумала, что ошиблась местом. Всё выглядело иначе.
— Что за… — Никита замер, напрягся и прищурился.
Я посмотрела — и сердце ушло в пятки.
Наши полотенца валялись на песке. Рюкзак с кремами был брошен под лежак, из него выглядывал уголок моей книги.
Сами лежаки были заняты. Один — огромным мужчиной в ярко-зелёных плавках, такими, какие обычно бывают в дешёвых магазинах.
Второй лежак занят женщиной с копной пересвеченных волос и в пёстром сарафане. Между ними развалился подросток лет четырнадцати, упитанный, с телефоном в одной руке и шоколадным круассаном в другой.
Его босые ноги болтались за пределами лежака, а крошки падали прямо на песок.
— Простите, но это наши лежаки, — Никита сделал шаг вперёд, спокойно, но с заметным напряжением в голосе. — Мы их заняли с утра. Вон — вещи, книга, очки. Мы только на обед отошли.
— Ой, мальчик, — женщина даже не подняла взгляда. — Это общественный пляж. Кто лежит — того и тапки. А вас тут не было.
— Но вещи же были! Мы не просто так полотенце кинули — тут сумка, книга, крем!
— И что? — хмыкнул мужчина, ковыряя пальцем в ухе. — Вещей нет — значит, место свободно.
— Вещи были! — я почувствовала, как закипает кровь. — Вы их просто выкинули! Это нормально по-вашему?
— Мы не выкидывали, а аккуратно переложили, — вмешалась женщина, наконец взглянув на нас. — Что за истерика с утра?
Подросток в этот момент с ленцой вытер свою шоколадную руку о моё полотенце. Я взвизгнула и дёрнула полотенце к себе.
— Ты вообще в порядке?! — Никита подошёл вплотную. — Это чужое. Ты даже не спросил.
— А чего вы орёте? — буркнул подросток, не отрываясь от телефона. — Не нравится — валите. Мы тут сидим. Всё по-честному.
— Это не по-честному! — я уже чувствовала, как руки дрожат. — Это… это хамство! Как так можно?!
— Да не надо драму устраивать, — женщина встала, поправляя сарафан. — Лежаков полно. Не зацикливайтесь. Мы уже здесь устроились. Ребёнку жарко, ему на солнце нельзя. Мы не обязаны вам объяснять, почему нам удобно тут.
— То есть вы считаете, что чужое можно просто взять? — Никита вскинул руки. — Вы вообще понимаете, что это нарушение?
— А ты сейчас начнёшь нам про законы, да? — мужчина встал. И когда он выпрямился, стало понятно: он использует размер как способ давления. — Может, вы вообще вoры? Подставили вещи, а теперь сцены устраиваете. Мы вас не знаем. Кто вы вообще такие?
— Что ты несёшь? — я задохнулась. — Это же откровенное враньё!
— А ты докажи, — он склонился ближе. — Может, вы тут каждый день так делаете? Камеру бы вам на шею повесить.
— Отлично, — я достала телефон. — Повесим. Прямо сейчас. Включила. Снимаю. Улыбайтесь, вы в прямом эфире.
— Ты чё, офигела?! — подросток дернулся ко мне, но я увернулась, сделав шаг назад.
— Попробуешь тронуть — напишу заявление.
— Уберите камеру, вы не имеете права! — заорала женщина. — Мы не давали согласия!
— А вы выбрасывали вещи с согласием? — холодно спросила я и продолжила снимать. — Уважаемые, знакомьтесь. Вот она — бытовая наглость. Семейка, которая решила, что законы и вежливость — не про них.
Вокруг начали оборачиваться. Кто-то остановился, кто-то достал телефоны. Женщина с соседнего лежака шептала что-то мужу. Внимание к сцене росло.
— Виталик, пошли отсюда, — прошипела женщина, когда увидела, что их снимают уже минимум четыре человека. — Они потом это в интернет выложат! Позор будет на всю страну!
— Да ну… — замялся мужчина, но пятился. — Мы просто… мы ничего плохого не хотели…
— Поздно оправдываться, — отрезал Никита. — Хамство — оно или есть, или нет.
Подросток выругался себе под нос, но мать резко дёрнула его за руку.
— Всё, идём. Устала я. От этих цирков.
Они уходили, прикрывая лица, как беглецы с места преступления. Женщина натянула на глаза очки, мужчина бурчал, спотыкаясь о лежаки, а подросток толкал босыми ногами песок, кидая злобные взгляды через плечо.
Когда их фигуры скрылись за кромкой пляжа, кто-то хлопнул в ладоши. То ли в знак солидарности, то ли от злорадства.
— Ну что, герой дня, — Никита поднял моё полотенце с песка. — Крем испарился, книга в песке, а шоколад… — Он вздохнул. — Ну хоть не на мне.
— Думаешь, зря я это всё сняла? — я убирала телефон. — Надо выкладывать. Пусть знают.
— Назови как-нибудь эпично, — усмехнулся он. — “Пляжные разбoрки: битва за лежак”.
— Лучше “Место под солнцем: как мы победили наглость”.
И мы, запорошенные песком, немного уставшие, но довольные, снова сели на свои лежаки. Потому что это действительно было наше место.