— Тимур, зайди ко мне в кабинет. мне надо кое ,что узнать.
— Всегда готов. Что случилось?
Генерал в отставке, Андрей Михайлович, был человеком твёрдым, немногословным, а потому, когда он заговорил таким голосом, я сразу насторожился. Это был не приказ, а просьба — редкость для него.
— Умирает мой племянник. Парень совсем молодой, ты его, возможно, видел — Сашка. Учился в кадетке годом позже тебя. Потом поступил в Военно-медицинскую академию, и вот — беда. Никто не может понять, что с ним. Врачи разводят руками. Осталась последняя надежда — на твоего деда.
Я замер.
Дед. Дмитрий Семёнович Архаров. Профессор, доктор наук, легенда военной медицины. Сейчас он на пенсии, но продолжает работать в госпитале, живёт один, иногда выезжает на дачу, но его интуиция и опыт до сих пор считались чудом в медицинских кругах.
— Попробуем договориться с дедом, — ответил я.
— Тогда поехали к нему. Сейчас же.
Через пятнадцать минут мы уже летели на «Волге» по улицам старого города. Генеральская «Волга» глухо урчала, прорезая вечернюю тишину. У деда, к счастью, только начался отпуск. Мы успели буквально за час — два до его выезда на дачу.
Дед открыл нам двери в халате, с кружкой чая в руке, с недоумением в глазах.
— Что за пожар такой, что сам генерал ко мне заявился?
Я изложил ситуацию в двух словах. Дед не перебивал. Суровый, седой, он слушал внимательно, как в операционной.
— Сашка, говоришь? Помню. Глаза у него умные были. Хм… Ладно. Я посмотрю. Но не обещаю ничего.
В тот же вечер мы оказались в военном госпитале. Дед шёл через палаты, словно по своему дому — его тут уважали, узнавали, даже младший медперсонал вытягивался в струнку.
Сашу мы нашли в палате интенсивной терапии. Он лежал бледный, с капельницей, глаза полуприкрыты. Дышал тяжело.
— Что говорят врачи? — спросил дед.
— Сначала подозревали инфекцию. Потом — аутоиммунное. Потом — психосоматику. Но анализы чистые. Симптомы усиливаются, а причин никто не видит.
Дед молча подошёл к кровати, взял Сашу за запястье, прикрыл глаза. Он сидел так минут пять, ничего не говоря.
— Здесь не тело болит. Здесь душа разрывается. Парень что-то пережил. Сильное. Возможно — травму.
— Психиатр смотрел, — заметил я. — Вердикт: нервное истощение, но источник непонятен.
— Значит, искать надо не по шаблону, — произнёс дед. — А поговорить. Но не с ним,он не скажет ничего сказать .С друзьями. С преподавателями. С теми, кто рядом был в последнее время.
— Мы можем организовать, — сказал генерал. — У меня есть связи в Академии.
И на следующий день мы были уже в Санкт-Петербурге,в Военно-медицинской академии.
Информация раскрывалась неохотно, но понемногу мы начали понимать, что с Сашей действительно произошло нечто важное.
— Он отстранился от всех в последние месяцы, — рассказала студентка Лена, его одногруппница. — Замкнулся, стал нервным. Мы думали — экзамены, нагрузки. Потом перестал приходить и вовсе на занятия. Один раз даже подрался с преподавателем — это вообще было шоком.
— С кем именно? — спросил я.
— С майором Глебовым. Он вёл у нас судебную медицину. Говорят, что-то сказал Саше на взводе, а тот сорвался.
Мы поехали к Глебову. Хмурый, с отточенными движениями, он сразу принял оборонительную позу.
— Да, был конфликт. Я сказал парню, что он «не туда суётся», когда он стал расспрашивать о какой-то старой истории. Мол, дело десяти лет назад. Смерть офицера в части. Тогда всё списали на самоубийство. Но парень лез в архивы, что-то копал.
— Почему это его волновало?
— Говорил, что это был друг его отца. Или что отец знал этого человека. Я не вникал.
— Как вы думаете, он нашёл что-то?
— Не знаю. Но с тех пор стал другим.
Мы с дедом направились в архив. И после долгих уговоров получили доступ к старому делу. Сухие строки: капитан Борис Чекмарёв, найден застреленным в казарме. Официальная версия — самоубийство. Но были странности: отсутствующий отчёт об экспертизе, показания сослуживцев, не совпадающие по времени.
Дед молча листал папки. Потом замер.
— Вот. Смотри.
В одной из папок лежало письмо. Почерк дрожал, но фраза была ясна: «Если меня не станет — знайте, это не я. Я не мог. Это связано с «Зеленым списком».»
— Что за список? — спросил я.
Дед только покачал головой. И добавил:
— Сашка наткнулся на реальную тайну. И, похоже, задел кого-то, кому лучше не попадаться.
Вернувшись в госпиталь, дед сел рядом с Сашей. На этот раз он долго молчал. Просто держал его за руку.
— Я знаю, что ты нашёл. Ты прав, парень. Твоя интуиция не подвела. Но ты взял на себя больше, чем мог выдержать.
И вдруг — о чудо — Саша открыл глаза. Впервые за долгие дни. Слабым голосом прошептал:
— Я… не мог молчать.
— И не надо, — тихо сказал дед. — Теперь молчать будут другие.
Через две недели Саша уже сидел в инвалидной коляске в саду госпиталя. Его глаза были живыми.
— Вы спасли меня, Дмитрий Семёнович, — сказал он. — Не столько тело, сколько душу.
Дед только махнул рукой:
— Сам себя спас. Я лишь толкнул чуть-чуть. А теперь — живи.
Позже выяснилось, что история Чекмарёва была частью старого прикрытого дела. Кто-то хотел замести следы, но благодаря Саше и помощи деда, правда вышла наружу. Виновные были найдены, а Саша — восстановлен в Академии.
Когда я в очередной раз навещал деда, он, улыбаясь, сказал:
— Главное — не знания, а внимание. Смотри на человека, слушай сердце, и ты поймёшь больше, чем любой том диагноза.
Я кивнул. И понял: именно за это его уважали. Именно это и спасло одного умирающего парня.
На третий день после того, как Саша пришёл в себя, начались странности.
Сначала кто-то звонил в госпиталь, спрашивая, в какой палате он лежит. Потом у поста охраны дежурный заметил незнакомца в штатском — тот долго стоял во дворе и будто что-то выжидал.
— Осторожно, — сказал дед, когда я всё рассказал. — Парень влез в историю, которая не закончилась десять лет назад. У таких дел есть свой хвост.
Я начал копаться в материалах по делу Чекмарёва ещё глубже. Меня зацепил один странный отчёт о «зеленом списке», упомянутом в письме. Этот термин не числился ни в одной открытой военной базе.
— Это мог быть чёрный список? — спросил я деда.
— Нет, — покачал он головой. — Чёрные списки — на ликвидацию. А зелёный… это могли быть резервные кандидаты. Люди, которые знали что-то, но не были устранены. Их оставляли «на потом».
— И Саша попал в него?
— Судя по тому, что с ним случилось — да.
Именно тогда в госпиталь впервые зашла девушка. Хрупкая, с короткой стрижкой, в строгом костюме. Я сразу понял — военная. В глазах — тревога.
— Я Надя. Мой отец — подполковник Чекмарёв. Тот, о ком Саша пытался разузнать.
Я насторожился:
— Почему вы только сейчас появились?
— Я была на задании, полгода . Вернулась и узнала, что кто-то читал дело отца. Я хочу знать правду. Я не верю, что он застрелился.
Дед попросил её остаться. И впервые заговорил о прошлом — о своих догадках, о странных совпадениях в деле Чекмарёва, о связях, которые могли тянуться вверх, к командованию округа.
— Твой отец, — сказал он Наде, — был честным. Но он стал свидетелем поставок военных препаратов налево. Это было связано с закрытым складом под Тверью.
— Он не мог об этом молчать, — прошептала Надя.
— И за это поплатился.
Тем временем Саша медленно приходил в себя. Однажды он позвал меня:
— Я вспомнил… перед тем, как потерял сознание… я нашёл в архиве листок. Восемь цифр. 23.07.2013.
— Что это?
— Я не знаю. Но теперь кажется — это дата.
Я начал проверку. 23 июля 2013 года — в этот день в Твери был пожар на военном складе, где сгорело 60% документации и оборудования. Тогда всё списали на короткое замыкание.
— Там был и мой отец, — сказала Надя. — Он должен был выступить с докладом утром следующего дня.
— Но не успел, — добавил я.
Надя кивнула. Всё сходилось. Пожар не был случайностью. Это было устранение улик. И теперь Саша оказался следующим, кто подобрался к опасной правде.
Через два дня, ночью, в госпитале сработала тревога. Кто-то проник в палату Саши.
Дежурный охранник успел поймать человека — это был всё тот же незнакомец. У него при себе нашли шприц. Позже выяснилось: яд который там находился, вызывает остановку сердца, имитирующую инфаркт.
Сашу перевели в охраняемую палату. Я осталсяу него дежурить. Надя была рядом. Между нами появилось то, что словами не назовёшь — когда вместе с человеком проходишь через опасность, каждый взгляд — как прикосновение.
— Спасибо, — сказала она ночью, глядя в окно. — Я давно не верила людям. А теперь верю.
Я сжал её руку. Впереди было ещё много непонятного, но она рядом — и это означало многое.
На следующее утро дед сказал:
— Мы должны туда поехать. На склад. Там что-то осталось. Иначе зачем было пытаться убить Сашу?
Мы отправились в Тверь. Склад оказался заброшенным. Ни какой охраны рядом не было.Дед, с его опытом, нашёл полуразрушенную дверь в подземный архив. Там, среди гари и гнилых папок, мы нашли металлическую коробку.
Внутри — флешка. На ней — список фамилий, подписи, фотографии ящиков с препаратами, схемы поставок в частные руки.
И подпись внизу: «Подтверждено. Чекмарёв Б.В.»
Мы молчали. Всё стало ясно.
Материалы дед передал лично своему бывшему ученику — теперь замминистра обороны. После закрытого расследования было снято с должности несколько высокопоставленных лиц. Открытое дело об убийстве подполковника Чекмарёва было пересмотрено. Виновные — наказаны.
Саша полностью восстановился. Надя перешла в управление собственной безопасности и теперь занималась внутренними расследованиями.
— Спасибо, — сказал мне дед однажды, — что не побоялся копнуть.
— У тебя учусь, — ответил я. — И знаешь… кажется, я нашёл не только правду, но и кое-что большее.
Дед усмехнулся:
— Любовь?
— Именно.
Мы с Надей приехали к деду на дачу летом. Он резал арбуз, смеялся, рассказывал байки. Саша прислал открытку из Армавира — теперь он служил в военном госпитале, о котором мечтал в период учёбы .
— Знаешь, — сказала Надя, когда мы остались вдвоём, — если бы не ты, всё было бы иначе.
Я обнял её.
— Если бы не дед — вообще бы никого не осталось.
Она улыбнулась:
— Тогда спасибо вам обоим. Вы — мои ангелы.
И это была правда.
