Степан вернулся от психолога сам не свой. За свои шестьдесят пять лет у психолога он ни разу не был, но тут, нате вам, сподобился, посетил.
Потому что дочка его заставила. Уговорила, уболтала, опять же — с подачи жены Веры. Та дочке намекнула о том, что отец в последнее время сам не свой, постоянно хмурый и мрачный ходит, вот Наташка и нашла быстро какого-то очкарика, который начитался умных книжек по психологии, диплом получил, и решил, что он — знаток жизни.
Сначала этот психолог долго пытался выудить из Степана его биографию. Затем, зачем-то, начал расспрашивать про родителей. Потом принялся туманно говорить про изначально неправильную установку, которая в Степане сформировалась в результате строгого воспитания, и однобокого восприятия действительности.
А потом, вообще, выдал:
— Вы, Степан Григорьевич, разлюбили жизнь потому, что не любите и не цените в этой жизни самого себя.
Степана после этих слов, даже, передёрнуло.
— Конечно, я себя не люблю! — нервно воскликнул он. — Я, что, баба, чтобы себя любить?
— Каждый, человек должен в первую очередь полюбить себя. И неважно кто это, мужчина или женщина, — продолжал стоять на своём психолог. – И я вас научу, как себя полюбить. Сначала, найдите в себе положительные качества, которые нравятся другим, и…
— Да иди ты со своей учёбой!.. — не выдержал Степан, и, не дослушав психолога, ушёл из кабинета, хлопнув при этом дверью.
И сейчас он сидел дома, и думал о том, что жизнь в последнее время полностью потеряла для него смысл.
Ведь раньше-то он жил ради чего? Ради Родины и ради детей. А теперь — что? Родина сказала ему спасибо, и отправила на заслуженную пенсию. А дети выросли, и уже своих детей нарожали. Можно было бы, конечно, Степану своих внуков начать поучать, делиться с ними богатым опытом, воспитывать в том же духе, в каком он был воспитан. Но нет. Внукам жизнь по прежним меркам неинтересна. Им чего-то другого хочется. Глупостей каких-то, и неестественных эмоций. Виртуальных, короче говоря. А реальность сама по себе им не нравится.
Правильно, а кому она понравится, такая реальность, когда кругом процветают не дружба и братство, а конкуренция и бескомпромиссная битва за лидерство? Как говорили латиняне – «хомо хомини люпус», то есть — человек человеку волк.
В общем, люди теперь другими стали, а вместе с ними, и жизнь, естественно, настала другая. И как такую жизнь любить? А себя в этой жизни за что любить? Ведь любить просто так можно только жену, и опять же — Родину. А себя мужик любить может только уважать, и то — за конкретные дела, которые он делает в настоящее время.
Степан все думал и думал, и на душе становилось всё мрачнее и мрачнее.
В это время в квартиру позвонили, и на пороге появился шестнадцатилетний внук Вася.
— Здорово, дедуля! — взмахнул он приветливо рукой, и полез обниматься с бабушкой. — Бабуля, дай чего-нибудь поесть. Я страшно голодный.
Бабушка Вера сразу оживилась, расцвела, запела:
— Пойдём, сокол мой ясный, на кухню. Сейчас я тебя накормлю.
— Да… Сокол ясный… — пробормотал недовольно Степан. — Интересно, а знают наши внуки, что сокол — птица очень серьёзная, и летает всегда высоко?
— Дедуля, у тебя, что, опять настроения нет? — уже из кухни, весело спросил внук.
— Не обращай на дедушку внимания, — торопливо воскликнула бабушка. — Это у него старческое.
— Точно, — опять пробормотал Степан, и тоже пошёл на кухню. – Старческое у меня это… — Он сел за стол напротив внука, и стал задумчиво смотреть на него.
А внук уже готовился уплетать любимый бабушкин борщ.
— Тебе наложить? — спросила у Степана супруга.
— Не надо. Я хочу просто с Васей посидеть. Спросить у него хочу, как он считает, дед у него хороший, или так себе?
— Дедуля, ты чего это? — внук даже растерялся.
— Да, вот, у психолога я сегодня был, старый дурак. И он мне сказал, что у меня на душе у меня тоскливо оттого, что я себя совсем не люблю. Вот я и думаю, а есть ли во мне что-то такое, за что меня можно было бы полюбить? Ну, что ты скажешь Вася про нас, несовременных стариканов? Что я за тип такой, с твоей точки зрения?
— Дай внуку поесть! — тут же строго осадила его Вера. — От твоих странных вопросов он подавиться может!
— Да ладно, бабуля, мне даже интересно, — усмехнулся внук. — По-моему, дедуль, ты у нас классный.
— Классный? — Степан от этого нелюбимого слова даже поморщился. — А по-моему, я — так себе… Ну, работал всю жизнь… Ну, детей нарожал… А ведь были моменты, когда я в этой жизни трусил.
— Чего? — Внук замер. — Какие моменты?
— Да вот, были… Когда-то, давным-давно, ещё в армии, я только из-за боязни зубных врачей, не стал военным вертолетчиком.
— Как это? – Вася даже на время забыл про еду.
— А так. Однажды к нам, в роту к ракетчикам, пришли офицеры из вертолётного полка, и спросили — кто хочет за три месяца стать пилотом вертолета? Военного, естественно. Тогда наши в Афгане выполняли свой долг, и очень нужны были пилоты. Я сразу же записался. А потом узнал, что, оказывается, нужно будет заново проходить медицинскую комиссию. А в то время у меня с зубами была страшная проблема. И поэтому, стоматологов я боялся как огня. Ничего не боялся, а их… Прямо, в обморок падал от звука ихней бормашинки. В общем, только из-за этих врачей струсил я, и отказался от своих планов стать вертолётчиком. Потом, конечно, проклинал себя, но… Было поздно. А ты говоришь — классный я…
— Вот и хорошо, что ты тогда испугался! — тут же воскликнула бабушка Вера. — А то бы давно уж лежал на кладбище, под холмиком со звездой. Не в Афгане, так на северном кавказе тебя бы догнала смерть. Я ведь помню, какие страсти там в девяностых творились. А так — сегодня ты живой, и с нами на кухне сидишь.
— Тьфу ты! — воскликнул Степан. — Вот в вас, у женщин, мозги только об одном думают — лишь бы мужик живым на кухне сидел!
— А как ещё нам думать? — возмутилась Вера.
— А думать нужно так, что мужик в первую очередь — защитник отечества, а уж потом — муж и отец. А я из-за какой-то боязни зубных врачей…
— Дедуль, а я ведь, тоже, того… – вдруг тихонько сказал Вася.
— Чего — того? — замер Степан.
— Зубных врачей я боюсь страшно, вот чего. До ужаса боюсь.
— Так теперь-то чего их бояться? — удивился дед. — Сейчас же они такое обезболивающее делают, что ничего не чувствуешь. Я недавно зуб удалил, знаю. А раньше, помню, вроде, вколют тебе лекарство, а оно почти не действует. А теперь зубных врачей грех бояться.
— А я, всё равно, боюсь… — поморщился внук. — Как увижу кресло стоматолога, так меня сразу всего трясёт. Хоть и знаю, что не больно будет, но ничего с собой поделать не могу.
— Интересно… — Степан уже веселей посмотрел на внука. — Если ты такой же, как я, то кем же ты хочешь быть после школы?
— После школы? — Вася покосился на бабушку. — Я тебе потом скажу.
— Почему это — потом? – сразу сделала обиженное лицо бабушка. — У вас, что, секреты, что ли, от меня?
— Не от тебя… Просто… — Вася пожала плечами. — Я не хочу, чтобы родители раньше времени узнали.
— Что узнали? Ну, говори. Не бойся, я буду молчать как рыба.
— Я хочу лётчиком быть. Военным. Так что, сразу после школы, стану поступать в лëтное. А если не поступлю — пойду в армию, и потом, всё равно, поступлю.
— Да ты что, Вася, с ума сошел?! — ахнула бабушка Вера. — Лётчики, они же сейчас, тоже, по-настоящему воюют!
— Ну и что? Я же мужик.
— Какой ты мужик? Ты… — Бабушка хотела сказать что-то, но увидев глаза внука, осеклась. — Батюшки мои… Неужели ты повзрослел, Васенька?
Внук молча кивнул, потом улыбнулся, подмигнул деду, и начал быстро поглощать пищу.
А бабушка с дедушкой стали смотреть на внука уже совсем другими глазами.
Когда Вася ушёл, Степан вздохнул, и задумчиво сказал:
— Да, мать… Выходит, зря я себя накручиваю… Выходит, жизнь-то не меняется. И сегодняшние дети, они хоть и другие, но те же самые… Точно такие, какие и мы были. И значит, жизнь эту любить пока что-то можно. Но вот себя любить… Если, только, уважать, за то, что нормальный внук у меня есть. Настоящий… Нашенский.
