На него смотрели так, что сразу становилось ясно: все думают – он отец ребенка, и поэтому осуждают. И Таню заодно – связалась с таким мелким, в её-то возрасте!
Павлик выглядел моложе своих лет, у него до сих пор паспорт спрашивали на кассе, когда он покупал сигареты или алкоголь. А Таня после смерти мужа, наоборот, состарилась лет на десять. Один раз их даже приняли за мать и сына — выбирали ей духи на день рождения, и продавец сказала: «Какой у вас заботливый сын, а мой охламон только в компьютере умеет сидеть!».
Таня тогда расстроилась, спросила: «Неужели я так плохо выгляжу?». Павлик соврал, что нет. Ему было жаль сестру. И он считал, что зря она отшила этого доктора и зря аборт делает. Мужу Тани уже все равно, даже если есть жизнь после смерти: что ему, жалко, что ли? Пусть Таня будет счастливой. А зачем иначе жить, если не для счастья?
Она боялась идти одна на процедуру и потащила его с собой. Подругам Таня не доверяла: коллектив у них женский, сплетни быстро расходятся. А Павлику несложно, подумаешь, больница. И секреты он хранить умеет. скучно, только, он даже попробовал пофлиртовать с медсестрой, но она посмотрела на него так осуждающе, что захотелось сказать:
-Да не я отец ребенка, не я!
Когда Таня вышла, в глаза ему она не смотрела. Павлик бережно взял ее под руку и повел в машину. Там она расплакалась.
-Ну, ничего, – сказал он. – Ничего, все образуется.
Чтобы сестра не впала опять в депрессию, как тогда, после смерти мужа, Павлик подождал день, чтобы она отлежалась, и потащил ее в ресторан. У Лики, его девушки, был день рождения, и чем не повод развеяться? Таня немного сопротивлялась, но потом согласилась. Она его тоже жалела, и Павлик этим пользовался.
Общим у них был только отец. Когда Тане было десять лет, отец ушел из семьи и женился во второй раз. Так на свет появился Павлик. С сестрой он почти не виделся, Таня не могла простить отца за то, что он их бросил. Но когда Павлику исполнилось десять, его мать выпала из окна. Отца посадили, хотя Павлик до конца так и не был уверен в том, что тот был виноват. Так или иначе, он оказался под опекой у бабушки, которая не очень-то была этому рада. И тогда сестра заняла разом и место отца, и место матери. Один раз он услышал, как она ругается со своей матерью, которая, конечно, была против их сближения. Таня тогда сказала:
-Ну как ты можешь такое говорить? Бедный ребенок практически сирота!
Отец уже вышел, но ни Таня, ни сам Павлик с ним не общались. Мама оставила завещание, про которое никто не знал и по которому все ее состояние (а оно было весьма внушительным) отходило Павлику, а не отцу. Так что в деньгах он не нуждался. В отцовской любви тоже – у него была Таня, и этого было достаточно.
В ресторане Таня немного ожила — ей хоть и не нравилась почему-то Лика, зато понравилась живая музыка и блюда, которые заказал для нее Павлик: она так и отказывалась от любой материальной помощи, но зато он мог угощать ее и водить по театрам, которые Таня так любила, а он ненавидел. Лика тоже была довольна, хотя немного нахмурилась, когда получила в подарок новый айфон. Видимо, ждала кольцо, но Павлик не был готов расставаться со своим холостяцким положением.
Все испортила официантка: уронила бокал с красным вином прямо на платье Тане. Платье было светлое, и бурое пятно разом напомнило ей и Павлику о том, что произошло два дня назад.
-Ты куда смотришь? – закричал Павлик на официантку. – Как тебя взяли сюда, такую криворукую? Я сейчас мигом устрою, чтобы ты тут последний день работала.
Бледное лицо официантки пошло пятнами.
-Извините, – забормотала она. – Давайте попробуем соль.
-Да какая соль… – начал было Павлик, но Таня его прервала.
-Прекрати орать, с каждым может случиться. Девушка, все в порядке, не переживайте, ему цена три копейки, я его в секонде купила.
-Где? – удивленно спросила пьяненькая Лика. – Ты серьезно? Не противно носить его после кого-то? Это же ужас!
Таня покраснела, но только выше вскинула подбородок: уж кто-кто, а она не давала себя в обиду.
-Нет, не противно, – спокойно ответила она. – Зачем выбрасывать хорошие вещи, если они могут еще кому-то послужить? Вот теперь от него и правда можно избавляться.
Павлик чувствовал себя неловко. Ему было обидно за сестру, но поставить Лику на место, как официантку, он не мог, сам же потом и огребет: придется прощение просить, а это накладно и муторно. Еще и официантка эта стоит и пялится.
-Че встала? – вырвалось у него. – Иди отсюда и не жди чаевых, ясно?
Девушка шмыгнула носом и засеменила прочь. Таня строго посмотрела на него, прям как когда-то мама, и сказала:
-Как тебе не стыдно! Что ты пристал к ней? Я, между прочим, пока училась, тоже официанткой подрабатывала. Это ты у нас с золотой ложкой во рту родился, и гордиться тут нечем! Попробуй вот так на ногах весь день! А она поди тоже учится: днем на парах, вечером работа, ночью зубрит. Прекрати быть таким снобом.
За что Павлик любил сестру, так это за то, что она всегда говорила то, что думала.
-Ладно, извини, – сказал он. – Я больше не буду.
-И чаевые нормальные оставишь.
-Ладно.
Таня успокоилась. Пятно прикрыла салфеткой, и дальше все прошло спокойно. Когда официантка принесла счет, он попытался оставить чаевые через приложение, как велела сестра, но оно не сработало. В кошельке была только пятерка, жирно было такое на чай оставлять, но делать нечего. Официантка, которая убирала с их столика, подняла ладошку и сказала:
-Не стоит, это слишком много.
И буквально заставила его забрать купюру назад. К счастью, Таня уже ушла, и Павлик сказал:
-Ну и зря.
И забрал деньги обратно.
Через неделю они с Ликой зашли в супермаркет по дороге в гости, ей срочно понадобились влажные салфетки, и там они столкнулись с той официанткой. В руках у нее была корзина с дешевыми макаронами, пачкой сосисок, которыми Павлик даже кошку не стал бы кормить, и буханкой хлеба.
-Зря от денег отказалась, – сказал он ей. – Можно было бы что-то получше купить.
Без косметики и при дневном свете девушка смотрелась еще более юной, и Павлик совсем не ждал, что она даст ему отпор, поэтому удивился, когда услышал:
-Ага, например, такую куклу, как рядом с тобой.
Лика начала оглядываться, видимо, искать куклу, и Павлик чуть не рассмеялся в голос, так это было комично. Но взял себя в руки и сказал:
-Я ценен не только деньгами.
-Да? А чем же еще?
Он не нашел, что ответить. И позже, вечером, спросил у Лики:
-За что ты меня любишь?
Та захихикала.
-В смысле? Ну просто люблю
-Так за что?
-Ну… Ты веселый.
-А еще?
-Отстать! Вот позовешь замуж, тогда скажу.
Звать ее замуж Павлик не хотел, поэтому свернул разговор. А на другой день спросил у Тани:
-А за что ты любила мужа? Извини, если тебе грустно об этом говорить, то не надо.
-Откуда такие вопросы? Грустно, конечно, но я скажу. Так зачем?
-Ну… Не знаю. Чтобы понять. За что любят.
Таня прикрыла глаза, улыбнулась и сказала:
-За то, что он был такой умный и интересный собеседник, мне никогда не было с ним скучно. Что он добрый и всегда готов прийти на помощь не только мне, но и вообще. Заботливый и внимательный, ты же помнишь, как он делал мне сюрпризы: стоит только упомянуть что-то, и он сразу мне это покупает. А еще, что он занимается делом, не просто так существует в этом мире. Существовал.
Она всхлипнула и замолчала.
-Прости.
-Все в порядке. Ты про Лику свою, поди? Она не тебя любит, а деньги. Уж извини.
Павлика это даже не расстроило. И он подумал: а сам он любит Лику?
Наверное, он слишком глубоко ушел в свои мысли. По крайней мере, в тот вечер Павлик не пил, и это было хорошо, потому что у того таксиста не будет возможности сказать, будто это Павлик виноват. Он перебегал дорогу рядом с пешеходным переходом. Да, было темно, но если бы таксист ехал медленнее… Он, все же, заметил Павлика, и крутанул руль, но было поздно: Павлика отбросило в сторону, машина полетела в бетонную стену. Скорую вызвал кто-то из прохожих, он смутно помнил, что было дальше – сильно ударился головой.
Наверное, не было ничего удивительного, что их обоих положили в одну палату – травмы-то схожие, и больница одна, и привезли вместе. Но Павлик возмущался:
-Он чуть не угробил меня! Да я его засужу! Вы знаете, кто я? Переведите меня в отдельную палату!
Медсестра велела ему прекратить выступление, иначе поставит ему успокоительное. Про палату велела узнавать у врачей, а, вообще, платные палаты сейчас все заняты, так что пусть радуется, что вообще сюда попал, в лучшую больницу города.
Павлик позвонил Тане и попросил разобраться. Ну а кому звонить, не Лике же?
-Парень, прости, – пристал к нему водитель, который тоже лежал с замотанной головой через кровать от Павлика. – Ну, не видел я тебя, честное слово, темно же как в гробу! Мне никак нельзя без прав остаться – четверо детей, трое еще школьники! Я тебе лечение компенсирую, только давай мирно разойдемся!
-Отвянь, – отвернулся Павлик. – Нечего рожать столько, если содержать не можешь.
Он злился на сестру, которая говорила, что платных палат и правда нет свободных, злился на водителя, из-за которого он вынужден валяться в больнице, злился на Лику, которая и не думала его навещать, дескать, у нее дела. Хорошо хоть сама Таня пришла, но толку от нее: опять принялась защищать обездоленных и водителя заодно. Нет, ее можно понять, сама всю жизнь в бедности жила, но это все равно ненормально. Павлик соврал ей, что болит голова, и Таня ушла.
Узнал он ее по голосу, хотя слышал всего два раза. Так и лежал, отвернувшись к стене, и услышал, как она говорит, аж вздрогнул. Повернулся – и правда она. Сидит у того водилы. А он на Павлика показывает.
Она тоже его узнала, потому что пятнами пошла. Но глаз не отводила. Павлик пытался прислушаться к их разговору, но она, как поняла, что это он, голос понизила, а сосед по телефону с кем-то громко болтал, так что слов Павлик не мог разобрать. Сделал вид, что ему все равно. Девушка, перед тем как уйти, подошла к нему и сказала:
-Мне жаль, что так случилось. У папы видеорегистратор сломался, но он уверяет, что не виноват. Пожалуйста, давайте как-нибудь договоримся? Ему никак нельзя терять работу.
Павлик хмыкнул.
-Деньги, все же, бывают нужны, да?
Она не отвела глаза. Достала из кармана апельсин и положила ему на тумбочку.
-Выздоравливайте.
Павлик смотрел на этот апельсин как заворожённый. А потом набрал сестру и сказал:
-Звони своему доктору. Пусть он похлопочет, чтобы меня в другую палату перевели.
Таня отказывалась – она не сказала доктору про аборт и не хотела с ним больше общаться. Павлик подозревал, что влюбилась сестра в доктора, но почему-то считает, что не имеет права на любовь. Два года уже прошло, может, хватит страдать?
-Это моя старшенькая, Оля, – пояснил водила. – На учительницу иностранного языка учится. Умная такая, ужас! У нас в семье никто вуз не оканчивал, она первая.
-Была бы умная, училась бы не на учительницу, – парировал Павлик.
-Так она детишек шибко любит. Говорит, хочет детей учить французскому, очень красивый язык. Мне тоже нравится, хотя я ни бельмеса не понимаю.
На другой день Оля снова пришла. Сидела возле отца, что-то ему рассказывала. Павлик опять не слышал, только смотрел на ее профиль. Ничего в ней особенного не было: бледная, волосы мышиного цвета, нос курносый. Обычная. Но почему-то хотелось на нее смотреть.
Перед тем как уйти, она положила на тумбочку яблоко.
-Выздоравливайте, – сказала она.
Утром позвонила Таня.
-Я договорилась, тебя переведут в платную палату. Сегодня после двенадцати.
-Не надо, я передумал, – зачем-то сказал Павлик. – Тут веселее, что я буду там один.
-Семь пятниц на неделе, – вздохнула сестра.
-Слушай, а как ты думаешь – из меня бы получился учитель?
-Из тебя? – Таня прыснула. – Ну, не знаю. А что?
-Да вот подумал – раз меня из колледжа отчислили, может, в вуз экзамены сдать? Я английский хорошо знаю, не зря по репетиторам столько ходил. И пишу грамотно. А что там еще надо? Узнаешь? Я бы подготовился и летом поступил.
-Точно головой ударился, – заключила сестра. – Ладно, я узнаю.
Когда Оля уходила в этот день, она положила ему на тумбочку грушу. А он протянул ей конфету: Таня принесла ему еще в первый раз его любимые, с орехами. Оля улыбнулась, и от этой улыбки почему-то стало так легко.
-Не буду я в суд подавать, сам виноват, – произнес Павлик. – До перехода метров пять было, я решил перебежать. Это я сейчас вспомнил, просто головой ударился.
Она подошла ближе, наклонилась и поцеловала его в щеку.
-Спасибо, – шепнула она и ушла.
А Павлик еще долго трогал щеку и абсолютно по-глупому улыбался…
