— Олег, это что? — Елена стояла с коробкой в руках, как с доказательством на месте прeступления. — Новый телефон? Сейчас? Серьёзно?
Олег замер на месте. Его испуганный взгляд метнулся от жены к коробке, потом обратно. Он не сразу понял, как она нашла подарок, который он так старательно спрятал.
— Я… Это для Вики, — пробормотал он, подходя ближе. — Я решил спрятать, чтобы Маша не нашла. Лен, давай спокойно поговорим, ладно?
Она молча водрузила коробку на край стола и скрестила руки. Её лицо было спокойным, но взгляд, казалось, мог порезать своей остротой.
— Давай. Только объясни, как вдруг так вышло? Ты ведь сам говорил: в этом году подарков не будет. Ни Маше, ни Виктории.
Олег нервно потёр лоб, будто вытирая невидимые капли пота. Было трудно подобрать слова, ведь он нарушил их договорённость. Его поймали на этом, словно подростка с сигаретой.
…У Олега была дочь от первого брака, Виктория. Девочке недавно исполнилось двенадцать лет. Бывшая жена Олега почти не занималась ею, потому что второй раз вышла замуж и родила. Она уставала, начала выпивать, могла прикрикнуть на Вику. С отчимом отношения у девочки тоже не сложились: тот видел в ней лишнюю, считал, что она им мешает.
А винил себя во всём Олег. Мол, это он не справился, и из-за этого всё так сложилось.
С Еленой у него тоже был общий ребёнок — семилетняя Маша. Совсем недавно у них образовалась дыра в бюджете: Олег вынужденно сменил место работы, сломался холодильник, потекла батарея. Словом, все беды свалились одновременно. Пришлось принять тяжёлое решение: девочки получат на Новый год только сладкие подарки.
Но, кажется, это решение касалось не всех.
— Я… Я не мог не купить, Лен. Вика там как чужая. У них с отчимом отношения никакие, мать вечно занята младшим. Её постоянно шпыняют, ничего не дарят, только обещают, что потом. А я — единственный, кто у неё остался.
Елена села на стул и медленно выдохнула. Не столько от злости, сколько от разочарования. Она молчала, когда муж перечислял деньги сверх алиментов, хотя самим не хватало на новые кроссовки для дочери. Молчала, когда он брал Вику в парк и катал на аттракционах, а Машу не выводил дальше двора. Молчала, когда он закупал в магазине сладости для Вики, а второй дочери доставались шоколадка и пара йогуртов по скидке. Но сейчас…
— А Маша, по-твоему, живёт в раю? Мне было стыдно говорить ей, что Дед Мороз к ней в этом году не придёт. Но она всё поняла. Без истерик, без капризов. Потому что ребёнок с детства приучен: семья через трудности должна проходить вместе. Вместе, Олег. А тут вдруг выясняется, что у нас каждый сам за себя.
Муж отвёл глаза. Он не привык видеть в жене холод. Обычно она вскипала, спорила до хрипоты, доказывала свою правоту. Это ледяное спокойствие пугало сильнее горячих слов.
— Я просто хотел, чтобы Вика почувствовала, что она всё ещё кому-то нужна. Я думал, Маше можно будет взять потом что-нибудь простое. Игрушку или конструктор небольшой…
— Игрушку? — Елена вскинула брови. — Одной — телефон, а другой — игрушка? Одной подарок, а другая обойдется? Тебя ничего не смущает? Даже если Маша ничего не скажет, она ведь всё поймёт. И она запомнит.
Повисло молчание. Олег опёрся руками на стол, как будто мог найти в нём опору.
— Я думал, ты поймёшь. Это ведь не из злого умысла. Просто…
— А я всё поняла. Просто ты выбрал, — Елена всплеснула руками. — Даже не ребёнка. Себя. Не хочешь чувствовать вину перед одной и готов пожертвовать доверием другой.
Она встала и, не дожидаясь ответа, пошла к дочке в комнату. Олег остался один. Он опустил взгляд на коробку. Теперь этот телефон отражал не радость праздника, а отцовскую ошибку.
На следующее утро Елена проснулась первой. Обычно раньше всех вставал Олег, но сегодня он лежал рядом, отвернувшись к стене. Не храпел, не ворочался, просто лежал. Может, даже не спал, но и поговорить не пытался.
Елена тихо вышла на кухню, стараясь не разбудить Машу, заварила себе чай и попыталась мысленно уложить всё в голове. Её обидел не факт покупки телефона. Не потраченные деньги и даже не то, что муж нарушил обещание и держал всё в тайне. Больше всего ранила простая истина: для Олега их общая дочь оказалась вторичной. По любви. По важности. По приоритету.
К вечеру напряжение между мужем и женой достигло пика. Никто никого не обвинял, но и тишина была не из разряда уютной. Олег будто ушёл в себя. Когда Маша после ужина отправилась в комнату, он вдруг заговорил:
— Ты ведь знаешь, что я не хотел поступить с вами плохо. Я просто не мог позволить себе забыть о Вике. Я думал, что это… по-человечески.
— По-человечески? — Елена покачала головой. — По-человечески — это сказать жене, что тебе нужно поддержать дочь от первого брака. Обсудить, найти компромисс, а не бегать и прятать телефон. А главное — понимать, что когда у тебя два ребёнка, нужно хоть как-то поддерживать баланс.
Олег вздохнул. Он вроде как понимал, что ошибся, но всё ещё пытался оправдать себя. Он не хотел быть плохим отцом ни для одной из дочерей. Только вот получалось, что в попытке спасти одну связь, он рисковал разрушить другую.
Маша весь вечер вела себя тише обычного. Не капризничала, ни о чём не спрашивала, сидела со стареньким смартфоном и тихонько смотрела мультики. Как будто старалась не мешать родителям.
Когда Елена укладывала её спать, девочка обняла подушку и нерешительно спросила:
— Мам, папа Вику больше любит, да?
В горле пересохло. Стало ясно: она что-то услышала. Или, может, Вика похвасталась, ведь девочки были знакомы. Елена села на край кровати, взяла Машу за руку и почувствовала, как её тонкие пальчики напряглись. Она не плакала, не обижалась. Она просто хотела знать правду. Как взрослый, который не понимает: любят его или уже нет.
— Нет, солнышко. Он любит вас одинаково. Просто иногда взрослые совершают глупости. Думают, что одним нужно больше, а другим — меньше. Потому что кто-то сильнее и терпеливее, как им кажется.
Маша ничего не ответила. Только кивнула. Но в этом кивке было больше смирения, чем должно быть у семилетней девочки. И это в очередной раз резануло Елену по сердцу.
Когда она вернулась в спальню, Олег сидел в полутьме, копаясь в телефоне. Она остановилась в дверях и сказала:
— Знаешь, дети не сравнивают чеки. Они сравнивают внимание, время, интонацию. Пока одна твоя дочь чувствует себя нужной, другая поняла, что её задвинули куда-то на задворки.
Олег опустил телефон и впервые за весь день посмотрел ей в глаза.
— Я всё исправлю. Обещаю.
Но Елена не ответила. Потому что знала: теперь обещаний мало. Нужны действия. Иначе следующий вопрос Маши будет не про Вику, а про саму себя. Больше всего на свете Елена боялась услышать из её уст: «А меня вообще любят?»
Прошло всего несколько дней, но они ощущались как целая зима. Не было ни ссор, ни упрёков. Только осязаемая тишина, в которой каждый старался не соприкасаться с другим. Елена больше не возвращалась к разговору о подарке, но Олег чувствовал, что между ними встал невидимый заслон. Слова казались неуместными.
Виктория свой телефон всё-таки получила. Через маму, без визита к ним. И это только добавило неловкости, ведь изначально они договаривались поздравить девочек вместе. Маша всё поняла. Теперь она не спрашивала, не жаловалась, просто была непривычно тихой. Вечера проводила в своей комнате, а потом молча укладывалась спать, как будто боялась потревожить родителей своим существованием.
Олег заметил это. Каждый вечер он заходил к дочери, накрывал одеялом, гладил по голове, а потом шёл в спальню, ложился и смотрел в потолок. Он думал, что сделал всё по-человечески.
Оказалось, быть человеком сложно.
На четвёртый день Елена вернулась с работы и застала Олега с коробками на кухне. Одна была из кондитерской, другую он пытался перевязать широкой алой лентой. Внутри последней — светильник с Леди Баг. О нём Маша просила в письме, когда ещё не знала, что Дед Мороз к ней не заглянет.
— Это не откуп, — тихо сказал он, поспешно оправдываясь при виде жены. — Это потому что я всё понял. Я слишком сильно боялся огорчить одну дочь… и упустил другую.
Елена посмотрела на коробки, потом — на мужа. Взгляд её был теплее, чем в последние дни. Однако она молчала, потому что сейчас были важны не слова, а то, что будет дальше.
Он не стал просить прощения, просто позвал дочь. Она пришла не с первого раза, но всё же пришла. А когда увидела коробки — замерла.
— Это… кому? Нам? — растерянно спросила она, глядя то на маму, то на папу, но по робкой улыбке было ясно: девочка всё поняла.
— Это тебе, — мягко сказал Олег. — Просто потому что я люблю тебя. Просто потому что ты моя дочка.
Девочка подошла ближе и открыла первую коробку. Внутри был шоколадный торт с клубничным кремом, её любимый. Маша улыбнулась так, как улыбаются взрослые, понимая: их крик души наконец услышали. А когда она открыла вторую коробку… Девочка подпрыгнула, хлопнула в ладоши, обняла отца и, когда он наклонился, поцеловала его в щёку.
— Спасибо! — сказала Маша, сияя от радости. — А мы сядем пить чай сейчас? Все вместе?
— Конечно, сядем. Мы ведь семья, — ответил ей Олег, улыбаясь, наверное, впервые за эту неделю.
Позже, когда торт был съеден, а от второй партии чая ещё исходил уютный пар, Елена вдруг поняла, что в доме снова стало легче дышать. Маша щебетала, наконец рассказывая отцу о последних новостях в школе, об одноклассницах-подругах, о мультфильме, который она успела посмотреть за эти дни. Видимо, поняла, что папе не всё равно. У матери отлегло от сердца.
Чуть позже Елена услышала, как дочка разговаривает с бабушкой по телефону.
— А у нас на ужин торт был. Очень вкусный. Папа купил просто так, потому что любит нас.
Женщина улыбнулась и пошла в спальню, сделав вид, что ничего не слышала. Может, это был лишь первый шаг, зато Елена почувствовала, как призрак вины немного отступил от их дома. Да, на сей раз чеки были разными, но Олег нашёл в себе смелость признать ошибку и пойти навстречу, хоть и неловко, а это — уже половина дела.
