Окна во двор

Семенов сидел у окна каждый вечер ровно в шесть. Не позже, не раньше. Как будто внутри него само заводился какой-то тихий часовой механизм, запускавший ритуал: подогреть чай, взять книгу, сесть на подушку у окна. На подоконнике — чашка с чаем, книжка, в левом углу окна — запотевшее пятно от дыхания. Комната наполнялась мягким светом настольной лампы, а за стеклом медленно темнело. Он не смотрел в телефон. Он не включал телевизор. Он просто смотрел во двор — в свой единственный неизменный театр жизни.

Ему было шестьдесят пять. Пенсия небольшая, здоровье не подводило, но и не радовало. Давление скакало, суставы скрипели, но без драм. Жил один. Жена умерла семь лет назад — тихо, засыпая, без боли, как он потом узнал, и с тех пор в квартире всё звучало по-другому. Дети — кто в Польше, кто в Кирове. Звонили редко, как по расписанию, и разговаривали будто с начальником: вежливо, коротко, деловито. Приезжали ещё реже. А двор — был рядом всегда. Своевременный, как соседская кошка, что ежедневно обходила территорию, не забывая заглянуть к каждому.

Двор был не самым живописным: две скамейки, облезлый тополь, пара машин и песочница, давно превратившаяся в пепельницу и склад забытых игрушек. Асфальт местами потрескался, по весне образовывались лужи, в которых отражались только небо да усталые окна. Но Семенов знал его, как свои пять пальцев. Он видел, кто когда выносит мусор, кто пьёт пиво за гаражами, кто гуляет с собакой и кто врет, что идёт на работу, а на самом деле бродит без цели. Он знал, как ведёт себя каждый из этих людей: как будто читал пьесу, которую ставят каждую неделю по одному и тому же сценарию.

Но главное — каждый вечер мимо проходила она. Женщина в синем пальто. Высокая, с прямой спиной, аккуратной прической и книгой под мышкой. Всегда одна. Без телефона. Без наушников. В её походке было что-то особенное — будто она несла внутри себя музыку, которой не делилась. Она шла медленно, как человек, не спешащий никуда и в то же время — идущий с каким-то смыслом. И каждый раз, когда проходила мимо его окна, поднимала голову. Иногда кивала. Иногда — просто улыбалась. Легко, как будто это было не ей в тягость, а ему — нужно. И это было всё. Но этого хватало.

Он не знал, кто она. Сначала думал — новая соседка. Потом понял: она не здоровается ни с кем, её не видно в магазине, и вообще — словно она появляется только в это время. В шесть пятнадцать. Как по часам. Не спешит, не опаздывает, не меняет маршрута. И в этом было что-то притягательное — постоянство, которого ему не хватало.

Семенов начал ждать. Готовиться. Надевал рубашку, ту, что не мялась, брызгал немного одеколона, хотя знал, что она его не почувствует — слишком далеко. Заваривал чай свежий, клал в блюдце два печенья, как будто кто-то мог к нему присоединиться. Он не питал иллюзий. Просто хотел быть похожим на человека, которому есть зачем. Не наблюдатель, а участник — пусть даже молчаливый.

Однажды она не прошла. Потом — ещё день. Неделя. Семенов почувствовал тревогу, которую невозможно объяснить никому. Как будто с улицы исчез звук, который был не громким, но необходимым. Он пытался читать, включал радио, но всё звучало глухо. Как если бы кто-то приглушил мир.

На восьмой день он вышел во двор. В первый раз за долгое время — не в аптеку, не в магазин, а просто так. Вышел будто бы случайно, но в глубине души знал, зачем. Сел на скамейку. Посидел. Смотрел, как ветер гнет ветки тополя, как кошка, которую он когда-то подкармливал, осторожно крадётся к подвалу. Пошёл к другому подъезду. Заглянул в окна — чужая жизнь мерцала телевизорами и абажурами. Потом — к лавке у почты. И вдруг увидел её.

Она сидела на скамейке, свернувшись, как школьница. Без пальто. В лёгкой кофте, тонкой настолько, что от одного взгляда становилось зябко. Книга лежала рядом, раскрытая, будто она хотела читать, но передумала.

— Добрый вечер, — сказал он, чуть осипшим голосом.

Она подняла глаза. Улыбнулась. Грусть в лице была такая, будто её не касались слова уже много месяцев. Как будто сама тишина приросла к её плечам.

— Я ждала, когда вы выйдете. А вы всё не шли.

Он сел рядом. Молча. А потом сказал:

— Я думал, что вы исчезли.

— Я тоже так думала. Пока не поняла: нельзя исчезнуть, если тебя кто-то помнит.

Они сидели до темноты. Мимо проходили люди, свет сменялся тенью, в окнах вспыхивали и гасли лампы. Скамейка казалась островом, на который время не ступает. Потом он предложил чай. Просто, как будто всегда знал, что скажет это именно сейчас. Она не сразу ответила, только посмотрела — пристально, в упор, будто хотела убедиться: это не случайность, не вежливость, не жалость. Как будто спрашивала глазами: «Ты уверен?» Потом кивнула. Легко, но как решение.

Она согласилась.

Теперь они смотрели во двор вместе. В шесть. По-прежнему молча. Но молчание стало другим — не глухим, не замкнутым, а тёплым, как шерстяной плед. Запотевшее пятно на стекле было уже не одно. И чай заваривался вдвое крепче. Потому что пился на двоих.

Оцініть статтю
Додати коментар

;-) :| :x :twisted: :smile: :shock: :sad: :roll: :razz: :oops: :o :mrgreen: :lol: :idea: :grin: :evil: :cry: :cool: :arrow: :???: :?: :!:

Окна во двор
Червь сомнения