— Ну, что все деньги заработала? – вышел из кухни Виталий – муж Любы. В нательной белой майке, в домашних шортах, кривые ноги обуты в шерстяные тапочки. В руках кружка с кофе, в другой — тарелка с бутербродами. В зале громко работает телевизор.
Люба посмотрела на мужа воспалёнными глазами, про себя подумала: сегодня только 7-е марта! Завтра она вообще не присядет. Она вышла на подработку в цветочную палатку, к старому знакомому. Каждый год, на протяжении 7 лет она брала отгулы с 6 марта на основной работе и помогала подруге, которая держала несколько цветочных точек в городе. Люба была не просто реализатором, она получала и хороший процент с продаж тюльпанов и мимозы. За трое суток в канун Международного женского дня она могла получить больше, чем за месяц работы в кассиром в электросети. Когда-то она и в новогодние праздники помогала подруге, её предприимчивый супруг открывал точки с пиротехникой. С возрастом от зимних подработок Люба отказалась – здоровье дороже, да и муж был против.
Подруга умерла два года назад – онкология. Левон — её муж долго горевал, но дело супруги не запустил. Магазинчики продолжают работать, продавцы перестали сбегать и подворовывать, дело живёт.
Виталий зашаркал тапочками по паркету в зал, завалился на диван перед телевизором.
— Ты почему не спишь? Неужели меня ждёшь? – заглянула к нему Люба, в надежде услышать хоть одно доброе слово.
— Фильм интересный, — ответил Виталик и смачно надкусил бутерброд с тарелки.
— Завтра весь диван и ковёр в крошках будут.
— Ничего, уберёшь, — отвечал Виталий с набитым ртом, даже не оборачиваясь к ней.
Люба вошла на кухню: в раковине грязная посуда, холодильник пустой, борщ в кастрюле на плите, хотя Люба писала мужу, чтобы убрал, он ведь целый день дома, как видно её не услышали. Она открыла крышку и захотелось плакать: вчерашний борщ пузырился в кастрюле.
— Виталик, не мог убрать кастрюлю в холодильник? — вернулась она к мужу, но сначала вытерла все слёзы с обветренных впалых щёк. – В магазин сходить?
— Я думал ты додумаешься сама заехать в магазин и всё купить.
— Мне завтра в 6 утра идти на точку, а дома даже чай выпить не с чем. Всё закрыто, где бы я купила продукты в такое время?
— Левончик подвёз бы куда надо.
— Ты опять? – грустно смотрела ему в затылок Люба. – Я ведь каждый год выхожу к нему на подработку. Сам знаешь, как нам сейчас нужны деньги.
— Кому нужны? Леночке и мужу её бестолковому?! – он обернулся, сна ни в одном глазу, только недовольная ухмылка на оплывшем лице. – Пусть сами выкручиваются! Понаберут кредитов, а отдавать ума не хватает.
— Виталь, мы же тоже такими были. И в долги лезли, и родители нам помогали, всегда же хотелось чуть лучше жить.
— Но мы не меняли машины каждые три года, прыгая из одного кредита в другой.
— Перестань. Она наша дочь. Они не просят помощи, просто пока она в декрете я сама решила помочь.
— Вон оно что! Сама захотела?
— Ты ревнуешь?
— Нет! Мне просто неприятно, что моя жена сидит в ларьке до полуночи в холоде и сырости и зарабатывает этому армяну…
— Вышел бы сам на подработку.
— Я всю жизнь работаю. Мне хватает!
Люба только вздохнула, уходя в ванную. После душа ей немного полегчало, но морщины под глазами и дуги у губ говорили об обратном. Она уснула, едва её голова коснулась подушки, забыв про легкий голод и мелкую ссору с мужем.
Будильник прозвенел только она закрыла глаза, хотя нет, 5 часов прошло. Она поднялась, сделала себе кофе в термос, подкрасила глаза, собрала каштановые волосы в хвост, всё равно весь день будет в шапке. Оделась тепло, многослойно, телу стало тяжело, она сделала небольшую разминку и быстро привыкла к скафандру.
Виталий спал в гостиной на диване. Укрылся одним только пледом – в квартире тепло. На столике посреди комнаты так и остались грязная кружка из-под кофе, блюдце с недоеденным, заветренным бутербродом. Люба со вздохом отвернулась и ушла.
— Ах, Люба-джан! – встретил её на точке Левон. Тот самый муж покойной подруги. — Как я рад, что ты уже здесь! С праздником Джана.
Он выгружал товар, особенно приятно и насыщенно всегда пахла абхазская мимоза, которую Левон привозил банановыми ящиками. Тюльпаны, розы, хризантемы — голова кружилась от цветочной палитры.
— В такой праздник цветы должны быть самыми лучшими! – словно душевный тост повторял Левон снова и снова, помогая расставить Любе ящики и ёмкости для цветов. — Отчего ты грустная такая, Джана? Праздник сегодня, улыбаться надо.
— Левон, кому праздник, а кому заработок.
— Деньги-деньгами, а хорошее дело делать, всегда приятно.
— Ладно, извини, я просто не успела позавтракать.
Хозяин уехал на своём минивэне. Вернулся часа через два с горячей булочкой, коробкой пахлавы и ещё одной коробкой с миндалём в сахаре.
— Левон, не надо было. Виталий и так не в восторге, тут ещё ты…
— Ухаживать за своей женой! — с лёгким акцентом говорил он. – Не отпускать на работу голодной. Тем более в такой праздник.
— Спасибо.
— Не за что, Джана.
— Не называй ты меня так, я неловко себя чувствую.
— Это неплохое слово. Доброе.
— Знаю. Но ты же и Ларису так называл.
— Ларочка заслуживала самых лучших слов, — лицо его, обычно доброе, энергичное, помрачнело.
Полдня он провёл у Любы на точке, помогал с упаковкой, подавал букеты. Потом уехал до вечера. Вернулся, когда стемнело и продолжил помогать Любе до самого последнего клиента. Всем своим реализаторам Левон подарил по коробке конфет, обычных из супермаркета. Любе в конце дня вручил иранские конфеты.
— Специально друга попросил привести, для особого случая.
Люба вернулась домой в три часа ночи.
Виталий спал на диване перед включённым телевизором. На кухне в вазе стоял букетик из 5-ти тюльпанов. Люба улыбнулась: цветочнице – цветы. И ей было бы неимоверно приятно даже от такого маленького проявления внимания и заботы от мужа, если бы не гора грязной посуды в раковине ещё со вчера, пустой холодильник, хотя нет, ветчина, винегрет в пластиковом контейнере всё же стояли на полке. Большой торт. Нетронутый, не распакованный. Позже Люба заметила ещё один букет в гостиной элегантный, тяжёлый, минималистичный – почти без фольги и бумаги, очень красивый. Сын приезжал, — подумала она. И ушла спать.
— Ну что? Все деньги заработала? – почёсывая брюшко, вышел к завтраку Виталий. Люба встала рано, помыла посуду, сбегала в супермаркет, чтобы муж не ворчал, сейчас готовила завтрак. На плите в сковороде шипела яичница с ветчиной, везде чисто, на столе две кружки с чаем и кофе, сыр на тарелочке.
— Садись, а то на работу опоздаешь, — Люба положила на стол две вилки.
— Я говорю, все деньги заработала? – громче повторил Виталий, присаживаясь к столу. – Сделала выручку этому своему?
— Виталь, хоть поздравил меня с прошедшим.
— А я хотел поздравить! – кивнул он на букетик тюльпанов на подоконнике и покосился на необычную коробку на холодильнике.
— А это откуда? Вова вчера только торт и цветы привёз.
Он встал, подошёл к холодильнику, достал коробку.
— Ни одного русского слова! Этот подарил? Выглядит дорого. Для тебя раскошелился? Странно. Они народец обычно скаредный, неприятный.
— Я тоже?
— Что тоже?
— Я ведь тоже в ларьке цветами торгую по праздникам.
— Ну, тебе ж всегда денег мало.
— Зато ты лишний раз не встанешь с дивана, чтобы помочь детям или хотя бы для себя, — губы у Любы дрожали, обида подкатила к самому горлу.
Виталий вбросил коробку конфет в мусорное ведро под раковиной. Люба подскочила, оттолкнула его и вытащила коробку из ведра.
— О как! – щурился на неё Виталий. – А я-то думаю, чего ты так рвёшься каждый праздник ему в помощницы.
— Человек от души подарил, приятное хотел сделать, а ты в помойку.
— Моей жене дарить такие подарки другой мужик не имеет права! Я и сам могу.
— Но никогда не делаешь!
— Я тебе все деньги отдаю! Возьми и купи что надо.
— Не «надо», не «купи сама», а от души, от чистого сердца. С ласковым словом, с искренними пожеланиями. Посторонние люди и то добра желают обычному продавцу в палатке, а ты только унижаешь.
— Посторонние, это Левончик твой? – ухмылялся Виталий.
Люба больше не слушала, выпила чай на ходу и пошла одеваться на работу.
— Больше ты не будешь у него работать! Я запрещаю! Так ему и передай, — выкрикнул Виталий и присел завтракать.
Люба не ответила, про себя только подумала: тебе забуду спросить. С этого дня муж стал изводить жену дурацкими сценами ревности. Особенно его взбесил момент, когда Люба передала дочери приличную сумму на погашение кредита. Дочка очень благодарна маме. Кажется, у них действительно не всё гладко в семье.
— Да разве может заработать столько реализатор? Что ты ему ещё делала? Он всем так заплатил или только тебе? – спросил Виталий, когда дочка уехала.
— Он не отчитывается передо мной. Я заработала эти деньги на холоде и ветре.
— Интересно.
Любе так хотелось влепить ему пощёчину, но она просто ушла в спальню, чтобы не ругаться.
***
— Смотри, процветает твой этот, — кивал Виталий в сторону цветочного магазинчика, проезжая с женой на машине по центру.
— Он не мой! – процедила Люба в ответ.
— Ага, конечно. Такие деньги он тебе за красивые глаза заплатил?
— Сам постой на морозе в марте, может и тебе заплатят.
— Я на этих работать никогда не буду! – многозначительно произнёс Виталий. – Я всю жизнь на одном заводе тружусь.
Он хотел сказать очередную гадость, но не стал. Не сдерживался правда в другой раз, когда заметил новый цветочный магазин у себя на районе через несколько месяцев.
— О! Ещё один. Всю страну превратили в рынок. Работать не хотят. Небось твой этот…
Муж и жена поссорились. Любе надоело, что муж постоянно напоминает ей о работодателе, ещё и в таком унизительном для неё тоне.
Приближался очередной праздник весны и красоты. Левон позвонил Любе за две недели до начала ажиотажа.
— Да, конечно, я выйду, — ответила она владельцу цветочных магазинов.
Виталий побелел от злости.
— Ты не поняла меня?! Я запрещаю! – разорался он.
— Я не твоя собственность.
— Значит, тебе просто нравится стоять там как последняя рыночная торговка и зазывать покупателей, – осклабился он на Любу. – Я так и думал.
— Да! Нравится. Мне приятно, что мне улыбаются в ответ, говорят спасибо, делают комплименты, уважают как женщину и поздравляю. В отличие от собственного мужа. Ты только и знаешь бухтеть и унижать меня. Тарелку за собой не помоешь, даже в праздник. Едва знакомых людей оскорбляешь, ненавидишь только потому, что сам ленивый боров…
Люба вдруг прикрыла ладонью рот. Она это сказала! Она произнесла это вслух. Виталий насупился, отвернулся и уткнулся в телевизор.
— Если ты поедешь к нему, можешь не возвращаться домой.
— Это и мой дом тоже, — ответила Люба и ушла.
Она вышла 6-го марта на точку, в восьмой раз. Первый день Виталий просто не разговаривал с женой. На второй Люба просто не смогла попасть в квартиру – дверь была закрыты изнутри. Виталий не открывал, как она не стучала и не била ногами в дверь. Телефон у него выключен. Люба позвонила сыну и поехала к нему среди ночи.
8 Марта она уже сама не вернулась домой. Снова осталась у Вовы, потом сняла квартиру, чтобы не мешать взрослому сыну. Дети пытались помирить родителей, но Виталий только оскорблял жену, на его сторону встала и дочь.
— Как можно, мама? Что с тобой вдруг стало? – звонила Лена. – Не глупи и возвращайся домой. Извинись перед папой. Это же так страшно, в таком возрасте остаться одной.
— Мне не за что просить прощения, я ничего дурного не сделала. Одной, оказывается и не так страшно, — призналась Люба.
— Мама! У вас семья.
Люба бросила работу в кассиром, и уже не подрабатывала у Левона, а работала на полной ставке управляющей его магазинчиков. Работа ей нравилась, да ещё и оплачивалась в разы лучше, чем в электросети. Виталий никак не мог успокоиться и не упускал случая рассказать родственникам и детям, какая у них глупая, меркантильная и развратная мать.
***
— Люба, Джана, позволь только, и ты будешь тут хозяйкой, — обратился к ней Левон всего лишь раз, после того как узнал, что она ушла от мужа.
— Левон, я была подругой твоей жены больше 20 лет. Мне 50 через год. Я уважаю тебя и твоих детей. Пусть так и будет – останемся добрыми друзьями, — протянула она ему руку для рукопожатия. Он ответил на этот жест взаимностью, улыбаясь. – Но только не на работе!
— Да, Люба.
Больше Левон не приставал к ней с подобными предложениями. А Люба очень жалела, что не сделала так раньше, ведь её ещё Лариса звала на работу несколько лет тому назад. Люба почему-то слушала грубияна мужа, боялась даже подумать о переменах в жизни: что скажет Виталик и подумают родственники?
Сейчас ей плевать, что скажут другие. Оказалось, одной быть даже в таком возрасте не так уж нестрашно, а очень даже интересно, а главное, намного легче.
