— Он снова зеркало разбил! Я до сих пор в себя придти не могу… Тут такое было!
Наталья поставила телефон на громкую связь, чтобы продолжить намазывать кремом коржи для торта. На экране — надпись «Мама».
Поздравление с праздником, очевидно, закончилось. Началась привычная часть программы.
— Мама, я тебе сто раз говорила — съезжай от него. Продай квартиру и переезжай к нам.
Рядом с кухонным столом муж аккуратно вырезал из бумаги гирлянды вместе с их трёхлетней дочкой. Лиза не столько участвовала, сколько наблюдала за происходящим. Она что-то бормотала себе под нос, иногда — смеялась и хваталась за гирлянды. Но когда она услышала всхлипывания бабушки, девочка случайно неосторожно потянула за бумагу и порвала её.
Атмосфера семейного праздника портилась на глазах.
— А его куда? — возмутилась мать. — Он же без меня пропадёт!
— Он и с тобой не процветает, если честно.
Наталья выдохнула и присела на край стула. Сердце стучало как после пробежки. Стало вдруг не до торта.
Мама продолжала:
— Ты не понимаешь, у него сложный характер. Он всегда был чувствительным. Это у него с детства. Он не справится один. У него после Кристины вся психикa под откос пошла.
— Психикa у него пошла под откос не от Кристины, а от ежедневного пивф с шестнадцати лет. Мам, мне тебе напомнить? Она ушла, потому что он начал уходить в запoи. А не наоборот.
Муж молча поднялся, взял дочку на руки и пошёл в гостиную. Наталья успела кивнуть ему. Мол, да, я сейчас подойду, две секунды. Хотя оба понимали, что двух секунд точно не хватит.
Наталья вдруг вспомнила, как отмечали праздники в её семье. Она приехала на Рождество четыре года назад и застала брата пья ным и разящим пeрегаром на лестничной площадке. Наталья пыталась затащить его в квартиру, а он цеплялся за ступеньки. Потом мать ругала не его, а её.
— Зачем ты его позоришь? Соседи же видят!
Ну да. То, что дочь тащит взрослого пья ного мужика, надрываясь, — это позор. А вот постоянные пьянkи — норма.
— Мам, я тебя не понимаю. Правда. У тебя сын — взрослый мужик, которому тридцать. Он не работает, он пь ёт, он орёт на тебя. А ты звонишь мне и жалуешься так, как будто я что-то должна с этим сделать.
Мама несколько секунд громко дышала в трубку с немым упрёком.
— Я просто делюсь, — наконец тихо сказала она с нажимом. — Мне тяжело. У меня же никого нет. Никто не помогает.
— А я? Я — никто? Или я для тебя так, свободные уши?
Пауза. Потом мать вздохнула так, словно ей на плечи вдруг опустилась вся тяжесть мира.
— Ну, ты же сама говоришь, что денег нет. Так хоть послушай. Я что, не имею права выговориться?
Наталья взяла в руки ложку и начала водить ею по краю миски, собирая остатки крема. Бесцельно. Просто это успокаивало.
Наталья уже не злилась. И даже не удивлялась. Было что-то другое. Смесь безнадёжности и досады, когда всё отработанное снова запускается по кругу.
— Мама, я тебя очень прошу: если ты в следующий раз захочешь позвонить мне только чтобы пожаловаться на него — не звони вообще.
Повисла тишина. Дочка забежала на кухню и показала матери бумажного слоника. В другой руке девочка сжимала детские ножницы с закруглёнными кончиками. Судя по виду слоника, дочери явно помогал отец.
Наталья улыбнулась, но взгляд остался нервным. Где-то за стеной был другой мир: тёплый, уютный, семейный. А она была вынуждена утешать вечно причитающую мать здесь, на кухне.
— Всё с вами понятно, — сказала мать. — Оба на матери крест поставили. И ты, и он. Ты ничем не лучше него.
Связь прервалась.
Наталья заблокировала телефон, поставила уже пустую миску в раковину и встала. Женщина поспешила в гостиную, чтобы поскорее отойти от неприятного разговора. Муж сидел на полу, рядом — целая поляна бумажных зверей.
— Ну что? — спросил он. — Твоя мама опять в своём репертуаре?
Она кивнула. Потом взяла дочку на руки и крепко прижала к себе.
— Знаешь, пока я с ней говорила, поняла только одно. Я уж точно не буду ездить своим детям по мозгам. Никогда.
— Даже если они будут бить посуду и требовать деньги? — пошутил муж.
Наталья усмехнулась, несмотря на тяжесть на душе.
— Уж во всяком случае не буду терпеть, как мать. Убегу куда-нибудь. Но сначала — попробую помочь. Искренне, а не ради роли спасателя.
Вскоре они занялись сервировкой стола. Через три часа должны были прийти гости. Наталья немного отвлеклась, погрузившись в суету, но сердце всё равно сжимала тревога.
Потому что разговор закончился. Но не закончилась история.
— Мама, я не могу сейчас говорить. Мы в поликлинике, первые в очереди.
— Да я только на минутку, — голос матери дрожал, будто она вот-вот заплачет.
И сердце Натальи тоже дрогнуло. Она не смогла просто взять и выключить звонок, даже если мать не спросила о том, что же они делают в бoльнице. Однако дочь сразу пожалела о своём решении, ведь она не услышала ничего нового.
— Он опять ушёл. На три дня! Вернулся весь вoнючий, пья ный, вообще не в себе. Унитаз разбил. Я пыталась сказать, что так больше нельзя… А он как швырнул в меня чашкой! Теперь синяк. На всю руку. Но я, конечно, сама виновата. Пристала к нему со своими лекциями, пока он в таком состоянии. Ой, хоть бы не перелом…
Наталья слушала, скосив взгляд куда-то в сторону, чтобы никто не заметил, как она изменилась в лице. Как сжала зубы до болезненного напряжения. Как нахмурилась и прищурилась.
Мама говорила уже сквозь слёзы, шмыгала носом, периодически замолкала, чтобы вздохнуть как можно трагичнее. Маленький Артём, сидевший рядом на жёсткой скамейке, начал хныкать. Они уже час сидели в очереди.
— Мам, нам пора. Я тебе потом перезвоню, — соврала Наталья.
Но пока она пыталась успокоить сына и поправить его рукава, телефон снова звякнул. Высветилось сообщение от мамы: «Может, всё-таки пришлёшь хотя бы тысячу? Я бы замки на дверь поставила. Хотя он всё равно всё выломает, если захочет…»
Наталья закатила глаза, выключила экран и положила телефон в сумку. Руки дрожали от злости. На мать. На себя. На всю эту нескончаемую пьесу, где ей снова выдали роль ангела-хранителя, психoтерапевта и спонсора в одном лице.
Позже, дома, когда дети уже спали, Наталья сидела на кухне, укутавшись в плед. Рядом закипал чайник. Муж уткнулся в смартфон и читал новости.
— Она звонила тебе после пoликлиники? — буднично спросил он, не отрываясь от экрана.
— Голосовое прислала. Длинное. С жалобами, как всегда.
— А зачем ты это слушаешь? Ты же сама знаешь, что ничего не изменится.
Она не ответила сразу. Задумчиво закусила губу, посмотрела в окно, где мелькал мягкий свет фонарей.
— Потому что это всё равно моя мама.
Муж отложил телефон и устало посмотрел на Наталью.
— Она уже не твоя мама. Твоя мама стала пoдельницей aлкаша. Он бухaет, а она тебе в уши всё это льёт. Ей потом хорошо, а ты — взвинченная вся.
Эта фраза щёлкнула по ушам, как выстрел. Пoдельница. Не жeртва, даже не сoучастница. Пoдельница.
Наталья вспомнила, как в детстве мама всегда говорила: «Ты же девочка, ты умная, сама справишься. А он — слабый, ему надо помогать». Тогда это звучало как похвала. Теперь — как пригoвор, который она вынесла своим детям заранее.
В тот день Наталья долго не могла уснуть. Она листала старые переписки с мамой. Там не было ни одного сообщения, не пропитанного тревогой или жалостью к себе. В то же время — никакого тепла.
Мать никогда не интересовалась её делами, а если Наталья сама жаловалась на что-то, мама перебивала её и устраивала соревнование в стиле «кто из нас больше страдает». Со временем дочь вообще перестала рассказывать о своих заботах. После такой «поддержки» у неё лишь сильнее опускались руки, так что проще было перетерпеть или поделиться с кем-то другим.
Ближе к полуночи женщина снова открыла чат, глубоко вдохнула холодный воздух, а потом набрала короткое сообщение: «Прости, но я не могу тебе помочь. Ни деньгами, ни делом. Мне надоело быть третьей в вашем бoльном треугольнике. Он взрослый. Ты — тоже. Делайте что хотите, но без меня».
Наталья перечитала трижды, затем отправила и очистила историю чата. Только у себя, чтобы больше не было соблазна заглянуть в прошлое.
Наталья пошла сначала к дочери, потом к сыну. Просто хотела убедиться, что с ними всё в порядке. Что у них всё будет иначе. Без алкогольных драм и матери-жертвы.
Утро выдалось тихим. Дети возились с игрушками на ковре, а Наталья металась от мойки к плите. Обычное утро. Было, пока на столе не завибрировал телефон. Настолько настойчиво, что Наталья оторвалась от дел.
«Мама».
Она не взяла. Через минуту — ещё звонок. Потом — ещё. Злость сменилась холодным напряжением внутри. Пальцы дрогнули от страха. А вдруг действительно что-то случилось?
На пятый звонок Наталья всё-таки ответила.
— Ты чего злая такая? — голос матери звучал почти обиженно. — Сообщение мне такое ругательное прислала. Телефон не поднимаешь. Я ведь просто хотела услышать, как у тебя дела…
Наталья молчала. Не говорить же, что дела шли хорошо ровно до этого момента?
— Брат твой вчера на улице спал, — продолжила мама. — Я его еле уговорила подняться. А ты даже не позвонила. Хоть бы поинтересовалась…
— Значит, ты всё ещё тащишь его домой. Значит, всё по-прежнему, — медленно сказала Наталья.
— Ты не понимаешь, — в голосе мамы звучало искреннее удивление. — Ну как же не тащить? Он же пропадёт. Замёрзнет. Или подерётся с кем.
— А я? Я не пропаду? Или ты думаешь, что у меня нервы железные? У меня муж, двое детей, ипoтека. Я не могу подсаживать на себя ещё и двух взрослых энергетических пиявок.
— Значит, я теперь тебе не мать?
— Ты мне мать. Просто ты давно решила, кого любишь больше. Не меня. И даже не его. Себя.
Сначала была тишина, затем — шумный вздох. Потом послышались гудки. Наталья медленно опустила телефон на стол. Рядом сел Артём и протянул ей плюшевого зайца.
— Мама, держи. Только не грусти.
Она взяла зайца, крепко прижала игрушку и сына к себе и тихо сказала:
— Спасибо. Не буду.
Позже, ближе к вечеру, Наталья достала с антресоли коробку со старыми вещами. Муж помогал ей наводить порядок, пока дети смотрели мультики. Среди прочего нашлась её старая тетрадь с детскими рисунками. Дом, солнце, мама, брат, собака. Именно таким она видела их будущее.
Но дом они так и не построили, собака давно умeрла, а брат спилcя. Мать же использовала дочь, вытряхивая из неё сочувствие.
Наталья долго смотрела на рисунок. Она провела пальцем по грубым, вдавленным линиям карандаша. Удивительно. Они были оставлены ещё той Наташей, которая во что-то верила. Затем женщина положила тетрадь в мешок с мусором.
— Всё. На сегодня хватит, — тихо сказала она мужу и пошла к детям.
Конечно, порвать с прошлым за секунду невозможно. Но Наталья решила идти к этой цели маленькими шажками. Сегодня она отказалась от выслушивания жалоб и выбросила свои старые, глупые надежды. И это уже было огромным прогрессом.
