Павел привычно сгружал дрова в ящики, их сухой треск заглушал разговоры волонтёров. День выдался морозный, пальцы уже не гнулись от холода, но он не жаловался. Работы хватало, да и знал — в деревне всегда кто-то нуждается в помощи. Кому еду принести, кому забор поправить, а кому просто сказать доброе слово. Для него это стало обычным делом, даже частью жизни.
— Павел, у нас тут один дедушка… — осторожно сказала координатор волонтёрского центра, поднимая голову от бумаг.
Парень усмехнулся, не отвлекаясь от дела.
— Ну, у вас их тут много.
— Этот особенный, — вздохнула она, убирая очки. — Никого не пускает. Говорит, что ему никто не нужен.
Павел перестал возиться с дровами, выпрямился, потер ладони и посмотрел на неё с интересом.
— Тем более надо идти.
Он давно привык к старикам с характером. В центре их хватало: одни бурчали, но всё равно ждали, другие хмурились, но потом протягивали ладонь. Старики редко признавались, что нуждаются в заботе, но он видел это в их глазах.
На следующий день он отправился в указанное место. Дом стоял на краю деревни, ветхий, потемневший от времени, будто сам впитал в себя все годы своего хозяина. Доски на крыльце прогибались, крыша местами была накрыта ржавыми листами железа, а единственное окно мутно отражало серое небо.
Павел постучал в дверь.
— Кто? — раздался грубый, низкий голос.
— Волонтёры. Павел.
Дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы он успел разглядеть хозяина дома.
Перед ним стоял дед — худой, с резкими чертами лица, натянутыми от постоянного недовольства. На нём был старый вязаный свитер, вытянутый на локтях, а взгляд был колючий, как зимний ветер, будто прожигал насквозь.
— Не нужен мне никто, — буркнул он, уже собираясь захлопнуть дверь.
Но Павел быстро сунул в проём пакет с продуктами.
— Тогда просто возьмите еду.
Дед замер, посмотрел на пакет, потом на Павла. Несколько секунд стояла тишина.
А потом он молча забрал его и закрыл дверь.
Павел усмехнулся. Значит, не всё потеряно.
Паша возвращался раз за разом.
Иногда оставлял еду на крыльце, не стучась. Иногда приносил дрова и аккуратно складывал у стены. Иногда просто стучался и говорил, как бы невзначай:
— У вас тут забор покосился, давайте поправлю.
Дед сначала смотрел на него недоверчиво, хмурился, бурчал, но уже не выгонял.
Павел не торопил события. Он знал, что доверие — штука хрупкая. Особенно у тех, кто привык жить один.
А однажды, когда он принёс очередную корзину с продуктами, старик сам заговорил.
— Ты зачем этим занимаешься?
Парень замер, приподнял брови.
— Чего этим?
— Ну, старикам помогаешь. Ты ж молодой, гуляй, девок встречай, а не с дедами по избам бегай.
Павел усмехнулся.
— Давно бы спросили, а то молчите, как партизан.
— Отвечай уже, — проворчал дед.
Павел задумался, оглянулся на сугробы, на старый дом.
— Знаете… Когда я был маленький, я потерялся на вокзале. Родителей не мог найти.
Дед вдруг внимательно посмотрел на него, нахмурился.
— Я ревел тогда так, что собаки завыли. А один дед, не сильно старый, меня нашёл. Напоил чаем, дал свою куртку, пока меня искали. А потом — раз, и исчез.
Павел усмехнулся, но глаза у него были задумчивыми.
— А если б его не было? Кто знает, как бы всё сложилось. Может, меня украли бы, может, я бы замёрз. А так — просто добрый человек оказался рядом.
Дед молчал.
— Вот и я теперь думаю… Может, кому-то я тоже в нужный момент окажусь рядом.
С тех пор дед уже не рычал, когда Павел приходил. Не бурчал, не гнал, не смотрел исподлобья с вечным подозрением. Он по-прежнему не был разговорчивым, но уже не пытался делать вид, что ему никто не нужен.
Иногда Павел приносил дрова, иногда — продукты. Иногда просто приходил, садился на крыльцо и сидел молча, слушая, как где-то вдалеке лают собаки и потрескивают дрова в печах соседних домов. Дед тоже молчал, но уже без напряжения.
А однажды, когда Павел появился на пороге, старик вдруг махнул ему рукой:
— Чай пить будешь?
Парень удивился, но не подал виду, только кивнул:
— Буду.
Чай был заварен крепко, пах медом и травами, но с явной горчинкой — видно, дед не жаловал сахар. Они сидели за старым, скрипучим столом на кухне, где от лампочки под потолком тянулась паутина, а на стене висели пожелтевшие календарики с видами природы. Разговоры были простыми, короткими. О погоде, о делах, о деревенских новостях.
— Васька-то, сосед мой, корову продал, — неожиданно сказал дед. — Говорит, ухаживать тяжко.
— А как же без неё? — удивился Павел.
— А никак. Вот так и живём… — Старик шумно вдохнул, обхватывая ладонями тёплую кружку.
Павел молча кивнул. Он понимал — этот чай был уже шагом, возможно, даже благодарностью. Пусть негромкой, не сказанной вслух, но очень важной.
А через несколько дней он снова пришёл, но на этот раз принёс с собой альбом с фотографиями волонтерского центра.
— Хотите, покажу? — спросил он, усаживаясь за стол.
Дед хмыкнул, но ничего не сказал.
Павел открыл альбом и показал один из снимков.
— Видите, это баба Галя. Она вас, кстати, знает. Говорит, вы в молодости первый парень на деревне были.
Дед фыркнул, но уголки его губ чуть дрогнули.
— Врёт.
— Ну, ей виднее, — усмехнулся Павел, переворачивая страницу. — А это мы с ребятами крышу бабке Аксинье латали.
Старик склонился над снимками, разглядывая их в свете старого кухонного светильника. Глаза у него стали мягче, без прежней колючести.
— Не сглазь, паря, но дело у вас доброе, — пробормотал он, задержав взгляд на одной из фотографий, где волонтёры разгружали дрова.
— Спасибо, — тихо ответил Павел.
Он внимательно посмотрел на старика, прищурился и вдруг усмехнулся.
— Знаете… Вы очень на него похожи.
— На кого?
— На того деда, что меня когда-то спас.
Дед напрягся, губы его сжались в тонкую линию.
— Ерунда, — коротко сказал он и отвернулся к окну.
Но Павел заметил, как он нахмурился, будто что-то вспомнил.
Через неделю Павел снова пришёл.
Дом встретил его тишиной.
Снег у крыльца был нетронутый — значит, дед не выходил.
Павел постучал — никто не ответил.
Он нахмурился, толкнул дверь. Та скрипнула и открылась, пропуская его внутрь.
В комнате было тепло, пахло затухающими дровами и старым деревом.
Дед спал в кресле, укутавшись в потёртое одеяло. На коленях у него лежал открытый альбом.
Павел подошёл ближе, собираясь его закрыть, но вдруг замер.
Среди старых снимков был один. Чёрно-белый. Молодой мужчина в военной форме.
И эти глаза…
Павел медленно перевёл взгляд на следующую страницу.
Вокзал. Лавка. Старик в старом пальто.
Тот самый старик.
Тот, что когда-то его спас.
Он чувствовал, как сердце гулко стучит в груди, а ладони холодеют.
— Не может быть… — тихо прошептал он, не веря своим глазам.
В этот момент дед зашевелился, шумно вдохнул и открыл глаза.
Посмотрел на Павла, затем на альбом, и вдруг глубоко вздохнул, будто всё понял.
— Нашёл, значит… — негромко сказал он, голос его был тихий, усталый.
Павел сглотнул.
— Это были вы?
Старик не ответил. Только кивнул.
И Павел понял, что всё в этой жизни не случайно.
