— Света, ты чего такая хмурая? Опять свекровь?
Подруга налила мне кофе, и я поняла, что сейчас либо заплачу, либо, наконец, выговорюсь. Выбрала второе.
— Маш, я сегодня утром открыла банковское приложение. Знаешь, что увидела? Наш общий счёт опустел. Совсем. А ведь вчера там было сорок восемь тысяч — мы копили на холодильник, старый уже еле дышит.
— И куда делись деньги?
— Угадай с трёх раз, — я хмыкнула. — Валентина Петровна решила, что ей нужна новая шуба. Не какая-нибудь, а норковая. Двадцать три тысячи ушло только на первый взнос.
Маша присвистнула.
Началось всё полгода назад. Мы с Артёмом женаты четвертый год, жили себе тихо, в съёмной однушке на окраине. Копили на первоначальный взнос по ипотеке, мечтали о своём угле. И тут у его матери случился «кризис» — так она это назвала.
Её сожитель, с которым она прожила лет семь, съехал. Просто собрал вещи и ушёл, даже не объяснив толком причину. Валентина Петровна две недели рыдала по телефону, и мой добрейший муж не выдержал.
— Свет, она же одна. Совсем одна. У неё пенсия копеечная, как она будет жить?
— А у нас разве много? — я тогда пыталась быть голосом разума. — Артём, мы сами еле сводим концы с концами. Аренда, коммуналка, продукты…
— Мы же молодые, здоровые, заработаем ещё. А она пожилой человек.
Пожилой человек, между прочим, работала до шестидесяти и получала неплохую зарплату. Только вот тратила всё на себя, не откладывая ни копейки. Зачем? Ведь есть сын, который выручит.
Валентина Петровна въехала к нам в марте. С тремя чемоданами вещей, коробками с посудой («эта ваша дешёвая китайщина мне не подходит») и категорическими требованиями.
— В квартире должно быть не меньше двадцати трёх градусов, у меня суставы. И телевизор мне нужен в комнате, я привыкла смотреть сериалы перед сном.
Комната у нас была одна. Мы с Артёмом переселились на кухню, поставив туда раскладушку. Спать вдвоём на ней было как на средневековой дыбе, но ничего, потерпим же. Временно же.
Первый месяц я пыталась быть доброй. Готовила, старалась угодить, молчала, когда свекровь критиковала каждое моё блюдо.
— Светлана, борщ должен быть с зеленью. Ты разве не знаешь элементарных вещей? И мясо жестковато, надо было дольше тушить.
Я работаю бухгалтером, с девяти до шести. Прихожу уставшая, а тут ещё ужин готовить, причём так, чтобы соответствовать высоким стандартам Валентины Петровны.
— Света, ты что такая злая? — спросил как-то Артём, когда я не сдержалась и огрызнулась в ответ на очередное замечание матери.
— Я не злая, я устала!
— Ну так отдохни. Мама же предлагала тебе помочь с уборкой.
Помочь. Её помощь заключалась в том, что она передвигала вещи с места на место и потом час рассказывала, как она устала, как у неё болит спина, и не могла бы я сделать ей массаж?
Вскоре начались «маленькие просьбы».
— Артёмушка, мне нужно новое постельное бельё, у вас тут всё какое-то застиранное.
— Сынок, купи мне витамины, хорошие, не эти копеечные из аптеки.
— Артём, я видела в магазине чудесный плед, можешь взять? Совсем недорого, всего три с половиной тысячи.
И он брал. Каждый раз. А когда я пыталась возразить, обижался.
— Света, ты что, жалеешь для моей матери?
Нет, я не жалею. Я просто считаю деньги. Считаю, как тают наши накопления. Как отодвигается всё дальше мечта о своей квартире. Как из-за «временного» подселения мамочки мы застряли в этой однушке, где я сплю на раскладушке на кухне.
А потом случилась история со счётом.
Мы открыли общий накопительный, куда ежемесячно переводили определённую сумму. Доступ был у обоих, я настояла на полной прозрачности. И вот однажды Артём добавил туда свою мать.
— Зачем? — спросила я, увидев уведомление.
— Ну, мало ли что. Вдруг ей срочно понадобятся деньги, а я буду в командировке.
— У неё есть своя карта. И пенсия на ней.
— Света, не начинай. Это же моя мать.
Две недели спустя двадцать три тысячи испарились. Когда я возмущённо позвонила Артёму, он был спокоен до невозможности.
— Свет, мама давно мечтала о шубе. Ей шестьдесят три года, она имеет право на красивые вещи.
— За наш счёт?
— Это наш вклад в её счастье. Разве тебе не жалко старого человека?
Старый человек как раз в этот момент красилась перед зеркалом, собираясь к подружкам в кафе. Кстати, эти посиделки тоже оплачивал Артём.
— Послушай, — я попыталась взять себя в руки. — Мы с тобой копили на холодильник. Наш сломался, мы не можем хранить продукты нормально. Это не прихоть, это необходимость.
— Холодильник подождёт. А вот скидка на шубу до конца недели.
Я поняла, что разговор бесполезен.
Вечером, когда Артём вернулся с работы, я сидела на кухне с чемоданом у ног.
— Это ультиматум, — сказала я твёрдо. — Либо твоя мать возвращается в свою квартиру и мы продолжаем жить своей жизнью, либо я ухожу.
Артём побледнел.
— Ты серьёзно? Ты хочешь выгнать мою мать на улицу?
— У неё есть своя квартира! Однокомнатная, где она жила всю жизнь. Она сдала её каким-то студентам, получает за это деньги и живёт у нас нахлебницей!
— Она не нахлебница! — Артём повысил голос. — Она моя мать, она меня родила, вырастила…
— Я понимаю. Но она рушит нашу семью.
Он посмотрел на меня долгим взглядом, и я вдруг увидела в его глазах не любовь, не понимание, а холодное отчуждение.
— Значит, семья у нас была так себе, если её может разрушить присутствие пожилого человека.
— Артём…
— Не надо. Я сделал выбор, когда женился на тебе. Но я не собираюсь выбирать между тобой и матерью. Она останется.
— Тогда я ухожу.
Тишина повисла между нами, тяжёлая и липкая. Где-то за стеной соседи включили телевизор, донеслись звуки вечерних новостей. Обычная жизнь продолжалась, а наша рушилась.
— Уходи, — наконец сказал он тихо.
Я взяла чемодан и вышла. Не оглянулась.
Сейчас я снимаю комнату в коммуналке, коплю на адвоката. Pазвод — дело недешёвое, оказывается. Делить нам нечего, ипотеки нет, детей нет. Только воспоминания о том, как мы мечтали о будущем, которое так и не наступило.
Артём звонил несколько раз. Просил вернуться, обещал, что мы «всё обсудим». Но я знала, что за этим стоит: он хочет, чтобы я смирилась. Приняла ситуацию. Жила на кухне, отдавала деньги на мамины капризы и молчала в тряпочку.
— И что дальше? — спросила Маша, когда я закончила рассказ.
— Дальше — свобода, — я усмехнулась. — Знаешь, я первый раз за полгода нормально выспалась. На старом диване, в коммуналке с чужими людьми, но это была моя территория. Я больше не просыпаюсь от звуков телевизора в три часа ночи. Не слышу причитаний о больных суставах. Не готовлю борщ с зеленью.
— Ты его любишь?
Вопрос застал меня врасплох. Люблю ли я Артёма? Когда-то любила. Того парня, который дарил мне ромашки, потому что знал, что я их обожаю. Который смеялся над моими глупыми шутками и мог болтать со мной до рассвета. Который говорил, что мы построим свою жизнь вместе.
Но тот Артём куда-то исчез. Растворился в тени властной женщины, которая так и не научилась отпускать сына.
— Я четыре года строила семью. Вкладывала в неё силы, деньги, мечты. А потом поняла, что строю не для себя. Строю для Валентины Петровны её удобную старость за мой счёт.
Спустя месяц пришла повестка в суд. Артём не возражал против pазвода, но попросил встретиться.
Мы сидели в кофейне, той самой, где когда-то он сделал мне предложение. Как же давно это было.
— Света, может, всё-таки попробуем ещё раз? — он выглядел усталым. — Мама согласна вернуться в свою квартиру. Она поняла, что перегнула палку.
— Поняла, — я усмехнулась. — После того, как ты остался без жены?
— Ну… да.
— А если бы я не ушла? Если бы просто терпела дальше? Она бы поняла?
Он молчал, и этот ответ был красноречивее любых слов.
— Артём, ты хороший человек. Правда. Но ты так и не повзрослел. Для тебя мама — это святое, неприкосновенное. И я понимаю, любить родителей — это правильно. Но когда эта любовь разрушает твою собственную семью, это уже не любовь. Это зависимость.
— Но ведь можно было как-то договориться…
— Я пыталась. Полгода пыталась. А ты каждый раз выбирал её.
Он опустил глаза.
— Прости.
— Я не злюсь. Честно. Просто я больше не хочу быть третьей в отношениях двух людей.
Pазвод оформили быстро. Без скандалов, дележа имущества и взаимных обвинений. Просто разошлись, как два корабля в ночи.
Маша как-то сказала, что я молодец. Что не каждая решится уйти, бросить всё и начать сначала.
Но я не чувствовала себя героиней. Просто устала жить не своей жизнью.
Сейчас я снимаю студию, маленькую, но свою. Коплю на ту самую ипотеку, только теперь квартира будет точно моей. Купила себе новый холодильник — не самый дорогой, но надёжный. И каждый раз, открывая его, улыбаюсь.
